В гостях у Лешего (СИ) - Райс Алена - Страница 17

Намывшаяся, чистая и свежая я вышла из душной бани, и меня окутал прохладный ночной воздух. Где-то в ветвях высокой ивы пел свою песню соловей, а на небе ярко светили большие звезды.

Я вдохнула запах леса и прикрыла глаза, наслаждаясь ароматами хвои и ночных трав.

И тут в мою ногу ткнулось что-то мягкое. Я опустила глаза, и увидела Ба.

Присев, я погладила его по спине, отмечая, как в свете луны серебрится темная шерсть.

Так мы и стояли несколько минут. Я любовалась звездами и гладила тёплого урчащего кота. Но постепенно распаренное после бани тело начало остывать и стало зябко. Я поспешила в дом и не видела, как за кустом боярышника стоял мужчина и смотрел на меня зелёными, словно молодая листва, глазами и о чем-то думал, а на его лице была легкая улыбка…

Казимир

Мало того что Ромашка не вывел девушку из леса, так он вдобавок ко всему привёл ее к костру. Да ещё дед влез со своим папоротником, будто мне итак забот было мало.

Откроются завтра заповедные тропы, и пойдут по ним парни и девушки в лес за цветком папоротника желанным. А ещё часть девиц принесёт сарафаны свои.….

Каждое лето гонял Захарий с Ромашкой неразумных девок, которые оставляли свои сарафаны и рубахи в надежде стать моей невестой. И все равно какая-нибудь из особо рьяных девиц умудрялась подкинуть свой наряд на заре под рябину, и тогда ей открывался путь в заповедный лес, а потом ждала встреча со мной и поцелуй….

Хорошо, если девушка приходила ко мне от обиды или отчаяния, храня в сердце любовь в другому, но не имея возможности быть с ним рядом. И тогда она шла в лес, чтобы тот, кто её отверг или не был готов ради неё пойти поперёк воли родителей, понял, чего она на самом деле достойна и потом всю жизнь жалел, что потерял такую невесту. Ведь испокон веков ходило поверье, что суженной Лешего может стать только достойная девушка: с добрым сердцем и чистой душой. И вот когда приходили такие «обиженные» и «отвергнутые», мой поцелуй не превращал их в лесавок, они оставались собой. От лесного колдовства их защищала любовь, что была в их сердце. И поникшие, но живые они возвращались в деревню. Другим же так не везло….

А в ночь на Ивана Купалу девушкам и зари ждать не надо было. Достаточно было найти цветущую липу, да под неё подложить одежды, чтобы выказать своё намерение стать моей невестой….

— Надо будет соек да сов на все липы в лесу посадить, да анчуток с ауками, чтобы глупых девушек отгоняли, да глаза им застили, — проговорил я, смотря на пламя костра.

Но мысли мои были далеко… Они были заняты девушкой с зелёными волосами… Мне и самому было интересно, сможет ли она найти волшебный цветок или нет. В конце концов, дед обещал взять её себе в помощницы, если она не сможет найти цветущий папортник, и это, с одной стороны, радовало, так как снимало лишнюю ответственность с меня, а с другой — вызывало опасения: с чего это вдруг великий колдун так за неё цепляется.

Да и в лес он с Ней пришёл. Об этом сегодня мне сказала сойка. И в болоте они были вместе….Только каверз от деда мне и не хватало сейчас.

Я устало потёр переносицу и посмотрел на девушку.

Она стояла и разговаривала с великим колдуном, а потом взяла за загривок медведя и шагнула по тайной тропе, которые тот умел открывать. Я знал, куда ведёт эта дорога — к дому Яги. Значит, дед решил оставить ее до завтрашней ночи там.

И тут девушка обернулась и, я поймал взгляд ее фиалковых глаз, в которых плясали отблески огня. Сейчас, в ночном лесу, она и впрямь напоминала ведьму и было в ней что-то особенное, что хотелось смотреть и запоминать каждую мелочь….

Я моргнул, прогоняя наваждение, и перевёл взгляд на танцующих русалок, которые пели и веселились в ожидании завтрашнего праздника, а мысли помимо моей воли то и дело возвращались к гордеевская ведьме.

Было в ней что- то особенное, чистое, доброе… Что-то, что тянуло и манило меня…

Я понял это ещё в ту ночь у реки, когда укрыл её от утренней прохлады. Хотя тогда я объяснил себе это как нечто обычное и само собой разумеющееся. Ведь я выводил заблудившихся грибников из леса, отправлял Глафиру показать путь потерявшимся детям, и просил Ромашку разбудить и напугать уснувших под ракитовыми кустами пьянчужек и гнать их в сторону деревни, чтобы они не замёрзли осенней ночью.

Так же и тут. Я просто пожалела девушку. Пожалел я ее и на болоте, отправив на помощь Ромашку….

Так говорил я Глафире, которая летела рядом и возмущалась тому, что я сразу не позвал Захария и не велел ему заняться незнакомкой. Вот только себе соврать было сложнее.

Я не хотел превращать девушку в лесавку. Я боялся того поцелуя, который ждал ее, если она найдёт цветок папортника….

Наверное, даже больше поцелуя и того, что девушка может стать лесавкой, я боялся разочарования в юной ведьме с зелёными волосами…

— О чём задумался, брат?

От мыслей меня отвлёк голос Ворона.

— Неужели новая ведьма в душу запала?

— Жалко девчонку, если она в лесавку превратится.

— Да ладно тебе. Дед ее под опеку возьмёт. Да и чем плохо лесавкой быть. Знай себе танцуй да хороводы води. Тем более если она цветок найдёт, желание загадать сможет, а коли правильно попросит, то ничего с ней не случится. Ну а ежели в душе корысть у неё и помыслы дурные, то тут уж никто не виноват… — он развёл руками и отпил из чарки.

— Устал я, пойду прогуляюсь.

Я встал и открыл заповедную тропу, шагнув к дому Ягинишны…

— Стоишь? — раздался сбоку голос дела, великого колдуна Василия.

— Зачем спрашиваешь. И сам видишь… — я махнул рукой и хотел уйти, но на плечо легла тёплая ладонь деда.

— Можешь не переживать. Она не станет лесавкой.

— Тебе покуда о том знать. В чужую душу не заглянешь, а девчонку молодую сгубить дело нехитрое.

— Она меня в болоте не бросила, думая, что я козел неразумный. Да от яблок, что были с яблони, на которой птица Сирин посидела, спасти пыталась. Нет в ее душе ни корысти, ни злобы.

— Так тебе эти яблоки и не навредили бы, — я изогнул бровь, глядя в жёлтые глаза дела, которые начинали светиться в темноте, говоря о том, что его сила становится все сильнее, готовая разлиться по лесу в Купальскую Ночь.

— Дуралей ты, каких свет не видывал, — рука с силой сжалась на моем плече. — Об этом ты да я знаем, а она того не ведала. Чиста ее душа.

— Чиста, пока цвет папортника в руке не оказался. А что она скажет, когда поймёт, что держит в своих ладонях несметные сокровища и ключ, что все двери открывает, — я усмехнулся, вспоминая как однажды почти поверил, что встретил ту самую…

Девушка с медовыми глазами и такими же волосами…. Она пришла под утро, держа в руках огненный цветок и выдержала мой полуцелуй, оставшись человеком. И в тот же миг открылись ей все возможности, которые этот цветок дарил. Тут же ее лицо исказила гримаса жадности и она, с горящими глазами, выбрала папортник, зная, что тогда я погибну, а вместе со мной и весь лес.

Не знала она только одного, того, что это было последним испытанием.

И в тот же миг, как произнесла она заветные слова, цветок исчез, оказавшись в моей руке, а она стала лесавкой.

— Посмотрим, — проговорил дед, прогоняя воспоминания, и растворился во мраке, словно его тут и не было. А девушка, погладив одного из котов Ягинишны, передернула хрупкими плечиками, словно замёрзла и поспешила в дом.

— Присмотри за ней завтра и…помоги, — сказал я анчутке, который явился по моему зову и сейчас сидел на осиновом пеньке: — Понял?

— А как же, — он кивнул и, спрыгнув, побежал в сторону дома тетки.

Эля

Я вернулась в дом, где меня уже ждала Ягинишна, разливая по чашкам смородиновый чай из самовара.

Вспоминая всё те же бабушкины истории, я с опаской посмотрела не крендельки и пироги, лежащие на расписных тарелках. Женщина, поймав мой взгляд, усмехнулась: