Скрытые чувства - Резник Юлия - Страница 3

– К-кто вы? – вопрос на миллион. Но я и впрямь не очень помню, чем закончился вчерашний вечер. А то, что помню – кажется мне нереальным. И таким стыдным, что я стараюсь об этом не думать.

– Значит, все же наркотическая амнезия, – как-то невесело усмехается мужчина и поворачивается ко мне, скидывая с головы капюшон.

Я, наверное, бледнею. Или как-то меняюсь в лице. Потому что его кривая ухмылка гаснет. И он, будто подобравшись весь, застывает у барной стойки, на которой готовит… протеиновый коктейль?

Обрывки кинопленки взмывают перед глазами и выстраиваются в хронометражном порядке. Я вспоминаю, как узнала, что мне изменил Илья – парень, с которым мы встречались уже три года, как Лерка вытащила меня в суперкрутой клуб, чтобы я «пришла в себя», как там ко мне подкатил какой-то придурок… Как страшно мне было, когда я поняла, что он не воспринимает всерьёз мое «нет». Как я, захлебываясь паникой, с ним боролась. И, конечно, как мне помог стоящий напротив человек.

Я чувствую отвратительный распирающий горло ком и выбегаю из кухни прежде, чем содержимое моего желудка выплеснется ему под ноги.

– Туалет направо! – замечает он, следуя за мной по пятам.

Иван Савельевич говорит совсем тихо. И по идее его голос вообще должен был поглотить топот моих босых пяток, но каким-то магическим образом я слышу его отчетливо. Толкаю дверь, падаю на колени перед унитазом, и меня выворачивает наизнанку.

Шеф моего покойного отца. Крутой чувак, которого регулярно показывают по телеку. Стоит за спиной и придерживает мои волосы. Я не знаю, что более унизительно – это? Или то, как я себя с ним вела в машине. Мне хочется убежать. Раствориться… Я нажимаю на слив бачка, и почему-то кажется, что вместе с содержимым желудка в канализацию смывается и мое чувство собственного достоинства. Надеюсь, он не станет меня шеймить, потому что во мне нет абсолютно никакой уверенности, что я вынесу это сейчас.

И он, о боги, действительно воздерживается от комментариев. Лишь замечает:

– Лучше?

– Да, – отвожу взгляд.

– Я думал отвезти тебя домой, но вижу, что пока тебе следует отлежаться. Таблетки выпила?

Киваю и отвожу взгляд к унитазу. Он понимает намек. Кивает коротко. Ведет по светлой бритой почти под ноль голове рукой.

– Попробуй еще раз, запив меньшим количеством воды. И попытайся уснуть.

– Извините, – говорю я невпопад. Хотя, что тут еще скажешь? «Вызовите такси»? Так я не продержусь до города. Меня мутит. И вдруг я вспоминаю, что так и не нашла своей сумочки.

– Моя сумочка…

– О ней позаботились. Отдадут, когда вернемся в город.

Накатывает новый приступ тошноты. Я хватаю ртом воздух в попытке с ним совладать. Откидываюсь спиной на стену.

– Все нормально? – спрашивает Князев. Я медленно поднимаю ресницы и ежусь под его взглядом. У этого мужика совершенно невообразимая аура. И волчьи глаза. От него волнами исходит опасность. Но… прямо сейчас – это то, что мне нужно. Мне бы было тепло и уютно, если бы не было так стыдно и плохо.

Все нормально? Нет. Давно уже нет. С тех пор, как умер папа.

Все хуево. И это длится, кажется, сто миллиардов лет. Это продолжается так долго, что я забыла, когда мне было хорошо. Смерть отца все изменила. Перевернула мою жизнь с ног на голову. Так что на фоне этого глобального пиздеца измена Ильи – так, рядовое событие. Но обида один черт выжигает меня изнури до пепла.

Говорят, что боги не засчитывают в срок жизни моменты радости. Что ж. Значит, последний год занесен в него весь. Подчистую.

Возможно, я бы перенесла все намного легче, будь моя прежняя жизнь чуть менее радостной. Но я росла счастливой девочкой, которую окружали забота и любовь. Не только родителей, но и сослуживцев отца. Так уж вышло, что я была единственным ребенком в их поле зрения. И вся любовь, все их обожание доставалось мне одной. Баловали меня нещадно. И обращались со мной как с принцессой. Поэтому у меня всегда был полный порядок с самооценкой. Даже в подростковом возрасте, когда у всех девочек с этим проблемы. Я нисколько не сомневалась, что впереди у меня счастливая беззаботная жизнь, полная приключений. И жила в своем идеальном бабле, когда гнилая реальность этого мира обрушилась на меня исподтишка и сразу в полную силу.

– Жанна! Жан, ну, подожди ты! – всплывает в памяти наш последний с Ильей разговор.

– Чего тебе?

В моем голосе звенят слезы. Хотя казалось, жизнь здорово меня закалила, и я выплакала их все.

– Я не хотел, чтобы ты обо всем узнала… так.

– Что, правда? Так какого же хрена не сказал, что таскаешься с другой?

– Потому что это ничего не значит!

Смотрю на него и чувствую, как натягиваются нервы. Он – моя первая любовь. Мы три года вместе. Я думала, у нас все серьезно… Я мечтала, как мы поженимся. Родим детей и состаримся. Ч-черт. Еще немного, и я действительно зареву.

– Меня это не касается. Убери руки!

– Давай! Давай, вали все на меня! – орет Илья и бьет кулаком в стену, прямо у моего лица. В его синих глазах ярость. В его синих… таких красивых глазах.

– А кто? Кто в этом виноват? – ору в ответ. Мы посреди коридора в универе. И у нашего разговора все больше свидетелей. К черту. Поворачиваюсь и ухожу. Но он несется следом за мной и хватает за руку.

– Ты сама меня байтила! Вспомни, как прошел этот год. Я… черт, я ведь пытался, Жанна. Я пытался тебя отвлечь. Пытался понять, как тебе нелегко после смерти отца. Я делал все, что было в моих силах, чтобы вытащить тебя. Был рядом, когда ты плакала. Забивал на друзей. Звал тебя куда-то, а ты постоянно отказывалась. А секс? Ты можешь вспомнить, когда мы в последний раз трахались? Нет? Я тоже не могу. Ты меня динамила! Я ждал, когда ты оправишься. Но, похоже, зря. Тебе просто нравится страдать. Нравится, что тебя все жалеют. Скажешь, я не прав?!

Бросаю на него последний взгляд и ухожу. На два дня закрываюсь дома, отключив телефон и компьютер. На свет меня вытаскивает Лерка, достав для нас приглашение в тот самый клуб. Она приходит ко мне и жмет на кнопку звонка, пока я не открываю. Какого черта я согласилась? Лучше бы еще посидела дома…

– Жанна! Тебе нехорошо? – врывается в мысли ровный чуть хрипловатый голос.

Я распахиваю глаза. Иван Савельевич очень близко. И это нервирует. На его смуглом лице румянец, лоб в испарине. Очевидно, он занимался спортом, до того как решил приготовить себе коктейль. Отец тоже регулярно тренировался.

– Мне, наверное, и впрямь лучше прилечь, – он кивает, и я торопливо добавляю: – Я уберусь сразу, как только смогу.

– Об этом не беспокойся.

Князев отступает, давая мне пройти. И неожиданно меня накрывает ароматом его разгоряченной кожи. Улавливаю нотки белого кедра и чего-то горького… Перец? Телом проносится дрожь. И если я думала, что ничего хуже уже не может быть, прямо сейчас, видя затапливающее серебро его глаз понимание, осознаю – еще как может.

Отворачиваюсь и на всех парах несусь вверх по лестнице. Ну, и пусть меня в очередной раз вырвет. Главное – не стоять там и не позориться. Как… какая-то конченая нимфоманка. Захлопываю за собой дверь. И не без усилия возвращаю себе контроль.

Это просто последствия употребления наркоты. Ничего больше. То, что в том клубе мне подсыпали возбудитель – я понимаю еще в машине. Понимаю и, ничего не в силах с этим поделать, льну к Князеву. И об него трусь. Живот сковывает судорогой. Мокрые насквозь трусики врезаются в промежность. И мне кажется, что я могу кончить от одного только этого.

Прав Илья. У нас очень долго не было секса. Возможно, будь все иначе, я бы перенесла действие возбудителя легче. Возможно, будь все иначе, до этого вообще бы не дошло. Ведь я пошла в тот злосчастный клуб, чтобы, как и все брошенки, что-то доказать бывшему. Зачекиниться в пафосном месте. Запостить пару сториз в Инстаграм. В надежде, что он увидит, как мне без него офигенно весело.

Может, во всем и впрямь виновата я сама?

Тру гудящие виски и возвращаюсь в постель. Воспользовавшись советом Ивана Савельевича, закидываюсь таблеткой. Делаю маленький глоток воды и забираюсь под сырую простынь. Наверное, мне стоило сменить белье. Но Князев уже и так сделал для меня столько, что… просить еще о чем-то стыдно. Стыд – это едва ли все, что я сейчас чувствую. Кроме боли. Закрываю глаза, хотя не очень-то верю, что мне удастся уснуть. Но, к удивлению, сон приходит едва ли не в тот же миг.