Корабль, сокрытый в земле - Кинг Стивен - Страница 21

• Предыдущая
• 21/66
• Следующая

Он сказал, что не помнит. Если напрячься, вспоминается местечко братьев Смит. Солнце как раз опускалось в красную мглу; это было в конце июня, в... Когда? В восемь-тридцать? Четверть девятого? Где-то часов через пять с того момента, когда они с Роном пустились во все тяжкие. Он мог вспомнить томительное мычание какой-то популярной группы... Теперь вспоминается яростный спор об Уоллесе Стивенсе с Каммингсом, перекрикивание шума в зале дансинга, упоминание о чем-то, касающемся Джона Фогерти. Это был последний пласт памяти, до которого Гарденеру удалось докопаться.

- Ну, ты помнишь: забегаловка с плакатом "Валон Дженнингс - в президенты" во всю стену, - уточнил Каммингс. - Мы перехватили там пинту-другую.

- Не помню, - растерянно отозвался Гарденер.

- Ну, ты же там вовлек в спор пару ребятишек. Слово за слово, и обстановка накалилась. Короче, завязалась драка.

- Так я ввязался в драку? - уныло поинтересовался Гард.

- Ты, ты, - жизнерадостно подтвердил Каммингс. - И поэтому-то нас и вышвырнули за дверь. Я думаю, мы дешево отделались, по правде говоря. Ты солидно разозлил их, Джим.

- Это касалось Сибрука или Чернобыля?

- Черт, да ты все помнишь!

- Помнил бы, так не спрашивал бы у тебя.

- Вообще-то говоря, ты затронул обе темы. - Каммингс колебался. - Ты в порядке, Гард? Что-то ты пал духом.

В самом деле? Между нами говоря, Рон, я попал в ураган. Меня все крутит и вертит, и нет ни конца ни края.

- Все хорошо.

- Вот и славно. Кое-кто надеется, что ты помнишь, кому ты стольким обязан...

- Тебе, например?

- И никому другому. Знаешь, парень, я плюхнулся на тротуар, как кит на отмель; не вижу свою задницу в зеркале, но, должно быть, зрелище что надо. Я думаю, не хуже полотна Малевича. Но ты хотел вернуться и обсудить то, как дети в окрестностях Чернобыля умирают от лейкемии пяти лет от роду. Ты хотел рассказать, как некоторые ребята готовы разнести весь Арканзас, как они пикетируют атомные электростанции. А тех, кто просмотрел неполадки в реакторе, их надо сжечь заживо, как ты выразился. Ставлю в заклад мой Ролекс, что они были взбешены. Только пообещав тебе, что мы еще вернемся и оторвем им головы, я смог усадить тебя в такси. Заманив тебя в номер, я наполнил ванну. Ты сказал, что все в порядке. Судя по всему, ты собирался принять ванну, а затем позвонить своему приятелю... Бобби, кажется.

- Это скорее приятельница, - машинально ответил Гарденер. Он массировал правый висок свободной рукой.

- И хорошенькая?

- Симпатичная. Правда, не сногсшибательная. - Внезапная мысль, нелепая, но совершенно определенная - Бобби в беде - пронеслась в его сознании стремительно, как бильярдный шар по зеленому сукну стола. И также быстро исчезла.

3

Он медленно прошел к стулу и сел, массируя теперь оба виска. Атомки. Конечно, это были атомки. Что еще? Если это не был Чернобыль, это был бы Сибрук, если это не был Сибрук, это был бы Тримайл-Айленд, и если это не был Тримайл-Айленд, это был бы Янки в Уисказет или, что могло случиться на заводе Хэнфорда в штате Вашингтон, если бы никто вовремя не заметил, что использованные стержни, сложенные снаружи в неподготовленной канаве, готовы взлететь в небо.

Сколько случаев могло бы быть?

Выработавшие топливо стержни, сваленные в большие горячие кучи. Они думали, что проклятье Тутанхамона это хиханьки? Брат! Жди, пока какой-нибудь археолог-двадцать-пятого-века не откопает заряд этого дерьма! Ты пытался рассказать людям о сплошной лжи, о неприкрытой, голой лжи, о том, что атомные электростанции готовы убить миллионы и превратить огромные пространства земли в стерильные и безжизненные. И ты получал взамен пустой вытаращенный взгляд. Ты обращался к людям, жившим то при одной администрации, то при другой, и чиновники, выбранные ими, произносили одну ложь за другой, затем лгали о лжи, и когда та ложь бывала обнаружена, лжецы говорили: "О, боже, я забыл, прошу прощения". И люди, выбравшие их, поступали как христиане и прощали. Невозможно поверить, сколько их было, норовящих действовать так, если не вспомнить, что П.Т.Бернам говорил о необычайно высоком происхождении простолюдина. Они смотрят вам прямо в лицо, когда вы пытаетесь сказать им правду, и сообщают вам, что вы полны дерьма, американское правительство никогда не лгало, не лгать - это то, что сделало Америку великой. "О дорогой Отец, имеются факты, я породил их своим маленьким вопросом, я не могу умолчать, что это был я, и что поделать, я не могу лгать". Когда вы пытаетесь говорить с ними, они смотрят на вас так, будто вы бормочете на иностранном языке. Прошло восемь лет с тех пор, как он почти убил свою жену, и три - с тех пор, как они с Бобби были арестованы в Сибруке, Бобби - по общему обвинению в нелегальной демонстрации, Гард по более специфическому - владение незарегистрированным нелицензированным огнестрельным оружием. Остальные позабавились и разошлись. Гарденер сидел два месяца. Его адвокат сказал, что ему повезло. Гарденер спросил адвоката, знает ли он, что сидел на бомбе замедленного действия и вялил свое мясо. Адвокат спросил, как насчет психиатрической помощи. Гарденер спросил адвоката, как насчет того, чтобы заткнуться.

Но он был достаточно осторожен, чтобы не участвовать больше ни в каких демонстрациях. В любом случае хватит. Он воздержался от них. Они отравляли его. Однако, когда он пил, его мысли неотвязно возвращались к теме реакторов, стержней, замедлителей, невозможности затормозить цепную реакцию, если она началась.

К атомкам, другими словами.

Когда он выпил, его бросило в жар. АЭС. Проклятые атомки. Это было символично, да, конечно, не надо быть Фрейдом, чтобы догадаться: то, против чего он действительно протестовал, был реактор в его собственной душе. Что касается сдержанности, Джеймс Гарденер имел плохую тормозную систему. Там, внутри, сидел некий техник, который страстно желал бы воспламениться. Он сидел и играл всеми дурными переключателями. Этот парень не был по-настоящему счастлив, пока Джим Гарденер не доходил до китайского синдрома.

Проклятые говеные атомки.

Забудь их.

Он пытался. Для начала он пробовал думать о сегодняшнем ночном чтении в Нортистерне - забавная шалость, спонсором которой была группа, называвшая себя Друзьями Поэзии, - название, которое наполняло Гарденера опасением и трепетом. Группы с такими названиями обычно состоят исключительно из женщин, называющих себя леди (в большинстве своем с голубыми волосами, что не оставляет сомнений относительно их возраста). Леди этого клуба предпочитали быть более осведомленными о работах Рода Маккьюэна, нежели Джона Берримена, Харта Крейна, Рона Каммингса или такого старого доброго пьяного психованного скандалиста и бабника, как Джеймс Эрик Гарденер.

• Предыдущая
• 21/66
• Следующая