Дон Педро (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 11

Замолк музыкальный аппарат.

– Не томите, Иван Фёдорович, что там? – поторопил поправляющего пенсне телеграфиста.

– Если коротко, то всё плохо. – Кашлянув, сообщил Долгунов.

– Мать их. А поподробнее.

– В Забайкальске будут через три часа. Посоветовали держаться. В плен не сдаваться. Подпись – армейский комиссар 2-го ранга Аронштам.

– Лазарь Наумович! Хороший совет. Пока разгрузятся, пока эти шесть километров проедут. Танки, небось, ждать будут. Часов пять. Нет. Следующая атака будет последней. Как ни прискорбно это звучит, – Иван Яковлевич подполз к ножке стола и опёрся о неё спиной. Затем аккуратно вытянул раненую правую ногу и достал из кобуры Кольт.

– А мне пистолет дадите? – как сквозь вату донеслось из-под стола.

– Нет, Иван Фёдорович. У нас не бойцы слабое звено, а патроны. В этом взводе все Ворошиловские стрелки. Пусть уж они стреляют. А это так. Когда сюда басурмане ворвутся… Жизнь подороже отдать. – Хотя, никому её отдавать Ивану Яковлевичу и не хотелось. Самому нужна.

Событие пятнадцатое

– Давай сверим часы.

– Давай. У меня – за 9 тысяч баксов.

– А у меня – за 10 тысяч баксов. Твои отстают.

Есть такая штука хитрая – клепсидра. Часики такие водяные. Видел в какой-то передаче про древних греков Иван Яковлевич. Или про римлян? Не суть. Капают капельки и переполняют хреновину. Не было. Часов у Брехта не было. Потерял. Утром же были. Полз, скорее всего, когда по перрону в эту комнату и потерял. Сунул сейчас руку в карман, а брегета от Карла Фаберже нет. Прямо обидно. Их в мире не лишку. Гордился раритетом и берёг. Сломались, так нашёл во Владивостоке лучшего мастера. А тот отказался, типа, не на это я пойтить никак не могу. Не по мне девайс. Не осилю. Боязно. Пришлось опять через Трилиссера добывать из лагеря часового мастера и забирать к себе в военный городок. А по освобождению. Направить его в новую артель Дворжецкого по производству часов наручных из запчастей, присылаемых из САСШ.

Так про клепсидру. На счастье заблокированных в вокзале красноармейцев и железнодорожников, пошёл дождь. И не капать нудно начал, а пошёл от души. Не летний ливень, но всё же. Теперь японцы поджечь здание вокзала зажигательными пулями точно не смогут. Да, про клепсидру. Дождь проникал через разбитое окно. Косой был с приличным ветром и заливал подоконник, а с подоконника капельками капал в миску от кота Лукомора оставшуюся. Специально Иван Яковлевич подставил, когда струйка вода стала подбираться к раненой ноге. Капало в миску споро. Несколько минут и полная. Приходилось её поднимать и выплёскивать наружу. И сожалеть о дорогих и раритетных часах.

Долго сидели. После крайней атаки японцы и китайцы затихарились. Постреливали изредка, так, чтобы о себе напомнить. Капелька, а значит и секунды капали, и у Брехта даже надежда затеплилась, что не рискнут японцы, будут артиллерию ждать. А наши возьмут раньше успеют. Ну, уж тогда он им покажет. За все эти мучению ответят. Харбин назад возьмут и русским городом снова объявят. Нда, какая блажь в голову придёт. Рана давала о себе знать всё больше и, похоже, температура начала подниматься. Хреново. От слова совсем.

– Тащ полковник, началось, кажись, вывел Ивана Яковлевича из подсчёта капель красноармеец. Не Леха со смешной фамилией, второй. Его Брехт не помнил, как звали. Недавно в этом взводе, перевели, откуда-то из-под Иркутска. Выиграл там соревнования по стрельбе, вот, в снайперскую роту к Брехту и угодил.

– Берегите патроны. Мой подсумок держите, там ещё три обоймы. – А чем ещё может помочь?! Граната ещё последняя осталась. Ну, и Кольт с пятнадцатью патронами.

Выстрелы загремели с обеих сторон. Слышно было и через стенку, как в зале ожидания тоже палят диверсанты во главе с хорунжим бывшим. Не просто японцам штурм самого вокзала будет осуществить. Ещё ТТ у каждого, ещё несколько гранат осталось. А потом, это же не просто снайпера, но ещё и диверсанты. Нож у каждого есть, и они знают, как им орудовать.

Брехт набил себя по щекам, чтобы взбодриться, помогло плохо. Всё же температура поднялась. Тем не менее, пистолет теперь в руке держался и Иван Яковлевич, чуть отполз и стулом заслонился. Сразу штыком не достанут. В окна стреляли Лёха с неизвестным иркутяниным, а Брехт держал М1911 двумя руками и выцеливал закрытый пока проём дверной. Гранату положил рядом под правую руку на пол. Ну, «желтолицы черти» велком.

Сколько не ждал, но дверь открылась неожиданно. Два японца, со света ищут в кого стрельнуть. Нет, ребята, тут вам не там. Бах, бах, бах. Вынесло. Причём удачно, один упал ногами в кабинет. И Брехт сумел ухватить его за сапог и затащить рывком в телеграфную.

– Иван Фёдорович, расстегните на нём ремень. Отставить, держите лучше нож, срежьте, и подсумки бойцам передайте.

Только успел нож протянуть Долгунова, ка в двери опять показалась фигура в этой противно-жёлто-серо-зелёной форме. Бах. Завыл японец. В руку попал, но из проёма исчез.

– Вот держите, – похожий на Чехова телеграфист сунул Брехту подсумок. Тяжёлый. Значит, с патронами.

– Лёха, держи патрона, – бросил Западловскому Брехт жёлтый кожаный подсумок. Оба бойца живы пока. Хотя теперь иркутянин ране. В плечо. Пятно чёрно-красное расплывается. Винтовку уже держать не может, отстреливается из ТТ.

Только снова в руку Кольт взял, как снова два гостя. Бах, Бах. Мимо. Оба раза. Бах. Это японец выпалил. Тоже н попал. Брехт здоровой ногой заехал по стулу, толкнул его в сторону японцев и на мгновение сбил прицел. Бах. Одного унесло на улицу. Бах. Второму в лицо пуля попала. Прямо, как в фильмах Тарантины, кровь плесканула. Выходит, не врал мэтр.

Срочно новый магазин вставить. Последний. Бах, кто-то опят сунулся.

– Врёшь, не возьмёшь! – иркутянин швырнул в окно гранату.

Бабах. Чёрт, свалился парень Ивану Яковлевичу на раненую ногу. С окровавленным лицом. Но жив. Осколком щёку порвало. Надо бы перевязать. Некогда. Бах. Ещё один японец отлетел с порога. Да, там их гора уже должна образоваться.

Тададах. Тадах. «Браунинги»! Ни с чем не спутать.

– Тащ полковник, наши!

Событие шестнадцатое

– Абрам, что это у вас за бланш под глазом?

– Да представляете, Сема, вчера сидели всей кафедрой филологии в ресторане, спокойно отдыхали. Все – интеллигентные люди. И тут пришёл муж Аллы Васильевны – бывший военный – и влез в разговор: Говорит: «Был у меня один х** в роте…». Я, конечно же, поправил: «Не в роте, а во рту»…

– А я сказал, что ни куда не поеду. Сам хочу мстёй командовать.

Военврач 1 ранга – Колосков Пётр Петрович осуждающе эдак, как отец смотрит на упёршегося пацанёнка, глянул на переносицу Брехта, потом на ногу в бинтах и, вздохнув тяжело, спросил:

– Вань, ты знаешь, чем плохой командир от хорошего отличается?

– Ростом? – пошутить попробовал. А чего не шутить, если нога болит так, что выть хочется. Нет, ещё никаких новокаинов.

– Ростом? Забавная концепция. Нет. Плохой командир всё сам сделать норовит, лезет в каждую мелочь и понятно нигде ничего не успевает. А хороший подчинённым правильные задачи ставит. И те всё успевают.

– Я и не буду командовать, буду наслаждаться процессом. Кроме того, тут я под присмотром лучшего хирурга всего Приморья, а том доверят какому фельдшеру недоучке и он меня без ноги оставит. Да у него даже американского стрептоцида не будет. Кто ему его добудет, – нашёл аргумент Иван Яковлевич.

– «Фанера» наша уже прилетела, – шах поставил доктор.

– Пусть стоит и ждёт, может серьёзные раненые появятся, а не поцарапанные в ногу.

– Сквозное ранение. Просто счастье, что Большая подкожная вена не задета. Ладно, что я вам отец родной что ли. Хотите в палатке под выстрелами лежать, флаг вам в руки, как вы выражаетесь, – насупился и перешёл на вы доктор. На профессора Преображенского похож не был. Скорее на доктора Борменталя. Длинный, худой, даже тощий. И чубчик на левую сторону, как у Гитлера. Ещё усики кошачьи тонкой полоской. Их почти не видно, – Колосков самый настоящий блондин. – Вот тебе ещё две таблетки Новальгина (так раньше называли Анальгин). Прими сразу обе. Только, как вернёмся, ты китайцу своему весточку дай. Пусть ещё добудет и непременно германского. Остальные хуже. В крайнем случае – швейцарского. Пойду. Без тебя раненых хватает. Отправлять буду на «Фанере» нашей в Читу.