Изменить будущее (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 16
- Предыдущая
- 16/58
- Следующая
Так постепенно мы осваивали водолазную науку. Скоро мы стали плавать с инструктором в паре. Тут же рядом бултыхались и ныряли пацаны без аквалангов, но в масках и с дыхательными трубками. Это было красиво. К концу лета мальчишки, кто хотел, плавали в лягушатнике под моим контролем самостоятельно, а инструктор выводил их и опускал на десятку. Из ящика имелся выход в заводь сразу на глубину семь метров и мальчишки торчали в этом "окне", наблюдая за погружением товарищей. Компрессор стучал не переставая.
С парашютной подготовкой не заладилось сразу и так и не ладилось. Теоритическую часть за зиму мы прошли, а прыжковую отложили на осень. Ну и ладно, думал я. И так хватало суеты.
Зато с альпинизмом получилось легко. Я сдал сразу на первый взрослый, выступив на краевых соревнованиях. По правилам скалолазания 1970 года соревноваться детям до семнадцати лет было запрещено, следовательно и получать спортивные разряды тоже. Энтузиасты тренировали юношей и даже проводили для них неофициальные соревнования. Заводили "альпенкнижки" и отмечали покорённые высоты. Но не в Приморье.
Федерации альпинизма и скалолазания в Приморье не было. Секцию при ДВПИ закрыли после смерти одного из участников восхождения в горох Камчатки студента горного факультета от остановки сердца. Там приморские альпинисты обычно под прикрытием горной практики проводили неофициальные сборы. В 1970 году решили посвятить официальное восхождение 100-летию В.И.Ленина и потерпели фиаско.
То есть, официально альпинизма во Владивостоке не существовало. Самостоятельные группки на свой страх и риск продолжали покорять высоты и получали официальные разряды у проживающих в Приморье "западных" инструкторов.
Одна работала в ДВНЦ, другой в ТИНРО. Вот к ним и обращались энтузиасты за подписью в книжку. Моя мама в это время как раз работала в ТИНРО и я обратился к ней. Все альпинисты подписывались в ДВНЦ и про второго инструктора не знали. А я знал, потому, что интересовался историей развития альпинизма.
Я случайно влился в группу, тренировавшуюся на скалах нашего "Дивана" на бухте Тихой. Это была группа секции "горного туризма" из того же Политехнического института. Это так перекрасились альпинисты. Вот они и выдали мне книжку, куда они фиксировали мои восхождения с седьмого класса. Ездил с ними после восьмого класса и к скальному массиву Екатерининский.
Мама просто отнесла ему мою книжку альпиниста и принесла со третьим разрядом и подписью. Вот с этой подписью я и подкатил к Татьяне Миргородской – руководителю секции и оказалось, что в июле, после сессии они собираются на "Катьке", как они называли Екатерининскую гору, на слёт. И там, вроде как, ребята уже проложили трассы разной категории сложности.
– Зря ты к Рубину обратился. Мы с того года уже своих инструкторов имеем, – сказала Татьяна. Поехали с нами. Получишь второй, а может быть и первый.
– А разве можно так быстро? Только третий и сразу первый.
– Да хоть КМСа, только норматив выполни, а по стенкам наползал ты достаточно. Да и на горки наши походил. Три восхождения есть по категории 3-б. О! Посмотри, какой у тебя год стоит.
Я посмотрел. 1976 год.
– Вот блин… Запись недействительная. 16 лет мне было тогда.
– Рубин не разобрался. Мама твоя не сказала, а сам он на твой год рождения внимания не обратил. Так что, хочешь разряд, поехали.
Вот я и скатался туда вместе с ними и привёз первый разряд.
Глава девятая
В самом конце лета съездили в деревню, собрали картошку. До этого года я ездил к бабушке с дедушкой на всё лето, сначала, чтобы они за мной приглядывали, потом помогать по хозяйству. Это лето у меня у меня так заполнилось, что я и не вспомнил про деревню.
Уборка картошки прошла быстро и весело. Кроме нас с мамой приехала тётка Галина с мужем, дядя Гена с женой. Управились за три дня и устроили застолье с живущими рядом родственниками, соседями, песнями и плясками.
Ох как пели наши предки! Даже без гармошек и баянов! В три, четыре голоса… И украинские и русские песни. У бабушки был высокий, приятный голос. Я и в детстве любил эти песни, а сейчас я сидел за столом и "таял".
Естественно, я пробежался по "старым" местам, которые сейчас были действительно теми, которые я помнил, а не такими, какими они стали в последствии.
Всё течёт и всё меняется. Деревня тоже, начиная с девяностых, стала меняться, как внешне, так и внутренне. Стали запирать замки, уходя из дома, потому что появились воры. Раньше, почти все, друг друга знали и домов не запирали. Палочку вставят в петлю для навесного замка и пошёл на огород или в магазин. А в девяностых везде появились "наркоманы". Слово то какое дикое… И пошло-поехало.
А сейчас я бродил по деревне и чуть не плакал от умиления и жалости к ней, той молодёжи, что ещё только родилась и которая сопьётся, скурится и скурвится, не выдержав перестройки умов. Я остро почувствовал, что наше поколение – последнее счастливое поколение СССР. Но в девяностых на нас ляжет вся тяжесть последствий государственного переворота.
Вечером перед отъездом домой я подсел к дяде Гене, курившем на скамейке под тополем.
– Дядь Ген, а что будет, когда умрёт Брежнев?
– Да… Ничего не будет. Выберут кого-нибудь…
– В едином порыве? – Спросил я.
Геннадий Николаевич отставил сигарету и посмотрел на меня. Он стал членом партии и парткома Приморского Морского Пароходства.
– Генерального секретаря выбирает политбюро. Там всё несколько сложнее. А что вдруг тебя это озаботило? – Усмехнулся он.
– Да так… Озаботился сохранением "линии партии". Партия наш рулевой? Вдруг повернут не туда…
– О, как? Сомневаешься в разумности руководства?
Он загасил сигарету и посмотрел на меня с удивлением. Он был умный и грамотный. Сейчас он возглавлял вычислительный центр пароходства, а впоследствии возглавит отдел кадров и партком. Он, вероятно, уже сейчас знал, понимал и осуществлял свою карьерную линию.
– Колебания линии были? – Спросил я и сам ответил. – Были. Никита Сергеевич…
– Миша-а-а… – он предостерегающе поднял палец. – Запомни раз и на всегда заповедь из библии: "Не поминай всуе!". Что это значит, знаешь?
– Знаю. Я и не поминаю. Я просто понимаю, что всё вдруг может измениться в любую сторону. Или к закручиванию гаек, или к НЭПу. Второе реальнее.
Дядя Гена рассмеялся.
– Ну, ты брат, даёшь… К НЭПу… Это вряд ли. Первое вероятней, если уж на то пошло. Но об этом не говори никому. Не надо, – сказал он, подражая голосу Саида из "Белого солнца…"
Потрепав меня по голове, он сказал:
– Взрослеешь.
Потом помолчал и добавил.
– Всё имеет две стороны, или конца. А то и три… Жизнь многогранна. А ты к чему этот разговор затеял?
Чуть подумав, я сказал:
– Представим… Есть несколько вариантов движения: вперёд, назад, в право, влево, вверх, вниз.
– Трёхмерное пространство? Ты о нём? – Засмеялся дядя.
– Именно. Задачка на пространственное мышление. Человека, вне зависимости от его желания перемещает по какому-то направлению. Что делать человеку?
– Приспосабливаться.
– Вот и я о том. Мне хотелось бы приспособиться к возможным, – я сделал ударение на последнем слове, – изменениям нашего строя.
– Ни хрена себе… Это на какой же, позволь спросить?
– На капиталистический.
– Тебе, что, сон плохой приснился? – Усмехнулся дядя Гена.
– Можно сказать и так, – вздохнул я.
– И что же ты от меня хочешь? Чтобы я тебя научил капитализму? – Спросил он тихо. – Ты не за кордон намылился бежать? Тогда я тебе не помощник. Это без меня. Мне и тут хорошо. Да и тебе там будет кисло.
– Не-нет, дядя Гена. Я совсем не о том. Мне тоже здесь хорошо.
– Так о чём же, чёрт возьми?
– Я хотел бы работать заграницей. Причём, не "ходить за границу", а именно работать. Например, в компании "ВьетСовПетро", – сказал я и прикусил язык.
- Предыдущая
- 16/58
- Следующая