Изменить будущее (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 14

Я хлебнул чай, прожевал и проглотил бублик.

– Предатели были есть и будут. Продать и предать – одно и тоже. Они продают сведения, значит их надо лишить сведений и возможности передать сведения.

– Как у тебя всё просто… Как же их лишишь, когда мы не знаем, кто предатель. Кого лишать-то? Всех? А работать кто будет?

Ну… Хотя бы тех, кто знает агентов. Зачем их выпускать заграницу? Ну зачем выпускать за границу того, кого уже когда-то пытались вербовать и он работает секретарём парткома и знает всех сотрудников внешней разведки, потому что они все члены КПСС? Зачем его выпускать за кордон.

– Это ты о ком?

– Это я, как пример.

– Ни хрена себе пример, – аж подпрыгнул генерал. – Ты откуда это взял?

– Вы меня удивляете, товарищ генерал. Ваши сотрудники члены партии?

Ивашутин мотнул головой.

– Партийный учёт никто не отменял. Обезличено взносы платить… сложно. Может быть… но нет. Вряд ли… То есть парторга никак нельзя выпускать туда, – я показал большим пальцем за спину.

– И кто кого выпустил?

Я пожал плечами.

– Вы же готовите в Краснознамённом Институте кадры? А там у вас много проходит…

– Ты и про институт слышал? Снова Голос?

– А где ещё? – Пожал плечами я. – Как-то сказали: "Институт шпионов в Балашихе", а я вспомнил, как мама рассказывала про их секретаря парткома, которые потеряла карточки с данными и фотографиями… Вернее, случайно выкинула их на помойку… Вот я и подумал: "Кто-нибудь может выкинуть карточки наших разведчиков".

– Когда это было?

– Давно… Лет пять назад.

– Тебе лет-то сколько было?

– Э-э-э… Двенадцать, наверное… Не помню я.

– И ты думал о разведчиках?

– А кто о них не думал?

Сейчас я думал, не перегнул ли я палку? Не переиграл ли себя? Ивашутин в НКВД с 1940-го года и хитрецов перевидал всяких. Молодых в том числе. Таких, как я, он щёлкал, как орехи. В военные годы он раскусил бы меня уже через пять минут, щипчиками. Но сейчас, слава богу, школьников пытать запрещено.

Разговор скомкался. И допивал чай. Ивашутин сидел задумавшись и смотрел на экран. Потом генерал вышел из раздумий и спросил:

– А у тебя отец кем служил?

– Радистом, – медленно сказал я. – Но он не шпион. Он сварщик…

– варщик, который ходит за грибами вокруг секретных объектов.

Я нахмурился.

– Там все ходят. Знаете, сколько мы там грибников встречали раньше? Там старые военные дороги мы по ним на мотоцикле ездили.

– Да ладно, не волнуйся, это я так… Папа твой хороший и правильный мужик. Спасибо тебе, что зашёл, нашёл время.

Он поднялся из кресла. Встал и я.

– Удачи тебе на тренерском поприще.

Ивашутин протянул мне руку ладонью вверх.

– Спасибо. Буду стараться. Хотя… Мне ещё история нравится… И химия пошла… Тоже интересно.

Генерал фыркнул.

– Да! У нас для тех, кто не лениться, открыты все пути. Так может и к нам на службу поступишь… Время для определиться ещё есть. Сюда обычно после окончания вузов попадают, причём любых, а к нам только после военных.

– Понятно… До свидания, Петр Иванович. Спасибо, что пригласили сюда. Очень познавательно.

– Телефон у офицера возьми и звони если что. Скажешь от Петра Ивановича Иванова.

– Спасибо, – сказал я и ушёл, а Ивашутин остался сидеть, задумчиво уставившись в экран.

Раскрылась дверь скрытая в деревянной панели, и из неё вышел светловолосый с пышной шевелюрой генерал. Он неспеша подошёл в Ивашутину и присел в кресло. Из той же двери вышел офицер с полковничьими погонами и по движению руки генерала подошёл к столику с чайными принадлежностями.

– Это убери и на папилон.

– Да у нас есть его пальцы… – начал он, но увидев взгляд начальника, умолк и подал сигнал ещё кому-то, проведя правой ладонью по подушечкам пальцев левой руки.

Выбежал майор с коробкой и прибрал лишние приборы.

– Мой стакан оставь, – сказал Ивашутин. – И подстаканник дайте.

Полковник вынул из тумбочки приборы, налил в стаканы чай из стоящего тут же самовара и шёл.

Генералы сидели молча потом Ивашутин вздохнул.

– А ведь он меня сделал, Костя.

Вздохнул и начальник Приморского Комитета.

– А хотел ли он тебя "сделать", вот вопрос. Или у него само это вышло?

– Так себя вести мог только тёртый калач вроде нас с тобой. Ты бы видел его глаза. Чистые, как слеза младенца. Так дети себя не ведут.

– Пётр Иваныч… Ты зря себя накручиваешь. Пацан, как пацан… Просто так воспитан. Папа его…

– Да-да, – встрепенулся начальник ГРУ. – Подтвердилась?

– Подтвердилась. Отец четыре года в первом наборе Хоулая. Год в учебке, два в "поиске", год в бухте Северной на охране объекта "раз". Там, может помнишь, коловерть была. Как их оформлять никто толком не знал. Цель была подготовить инструкторов для следующих наборов. На сверхсрочную он не остался, поэтому из официальных списков его выкинули. Потом он женился в Комсомольске, родил Михаила, и переехал во Владивосток. Попытался восстановиться. Три месяца отработал инструктором в радиошколе при Динамо, но квартиру мы ему не давали, и он ушёл. Всё.

– Потом никак? Ничего?

– Потом сам повышал классность в той же школе, работал радистом. Наши подходили к нему, но тщетно. Хороший радист и отличный спортсмен. Лыжник от бога, дыхалка как у кита. Переныривал на задержке всех. До сих пор лучшего времени нет, владеет особыми навыками рукопашного боя. Сейчас так не учат, Петр Иванович. Да и выбирали лучших из лучших тогда.

– Сейчас не так?

– Городские идут. Спортсмены… Нет той деревенской самородной силы, что у вас была, да от вас нам досталась. За счёт которой в войну победили…

– Понятно…

– Как думаешь, он Михаила натаскивает?

– А кто ещё? Грех с сыном не работать, имея такие навыки. В САМБО он привёл, в альпинизм он отдал. Да как отдал хитро. Пацана на "слабо" взял, когда на море купались. Там альпинисты ползали из секции при "Энерготехникуме". Вот и… зацепило парня.

– Понятно…

– Тут ещё есть кандидаты на "наставников", но…

– Ну ка…

– Его тренер по САМБО Городецкий Георгий Григорьевич – фронтовик-разведчик дружит с войны с…

Константин Александрович наклонился к уху начальника ГРУ.

– Иди ты…

– И он приезжал сюда неоднократно на памятные дни в марте. В секретном архиве нашли несколько фото.

Начальник КГБ вынул из папки с надписью Шелест М.В. несколько фотографий и передал их Ивашутину.

– Да-а-а… Если б я имел коня… Вот это номер…

– Михаил и не скрывает встреч с Иванычем, но имени не называет, потому, что не знает. По понятным нам причинам…

– Интересный малый. Обязательно возьми его в работу. Может его кто вербанул и перекроил?

– Посмотрим, послушаем…

– Понюхаем…

– Чего?

– Это я так… Навеяло…

– Лето-о-о… – Сказал я, потягиваясь лёжа на своём диване.

Солнце било прямо в глаз. Светило просыпалось рано, и часам к шести светило нещадно, но не очень жарко. Потому что туманы, сэр. Июньс… Школа закончилась. Начались каникулярные будни, иногда скучные. Двор несколько опустел. Мелкота разъехалась по пионерским лагерям, ребята и девчонки постарше, живущие в соседних "одиннадцатом и девятом" домах, готовились к вступительным экзаменам в институты.

Возле школы на площадке, где мы играли в "картошку", стали собираться пацаны и девчонки на год, на два помладше. Я их не знал и сторонился. Они меня, оказывается, знали и как-то пригласили в компанию.

Джинсы уже вовсю вошли в моду и некоторые детишки, имевшие пап – моряков, уже были "влатаны по полной". Я так и не пошил себе джинсы, но пошил "балахон" из синей ткани и из неё же шорты с рубашкой с коротким рукавом.

В сырую погоду водонепроницаемый "балахон" был как раз в тему. В шортах же никто из взрослых пацанов не ходил, поэтому встретили меня девчонки-малолетки смешками и переглядками. Пацаны тоже пофыркали, но высказываться не осмелились.