Наследие (СИ) - Рави Ивар - Страница 28

Максель появился через два часа пути: всю дорогу до южных ворот города, встречались следы отступавшей армии «христоверов». Попадались трупы, брошенные копья — отступление врага носило панический характер. Со стороны дороги из Портбоу Максель имел двое ворот, закрытые в настоящий момент. Увидев наше войско, стража на стенах метнулась в башенку: над городом поплыл набат, нагонявший страх и тоску.

— Васт, ты вместе со своими лучниками и арбалетчиками пойдешь вместе с Германом на выручку Богдану. Вам придется обойти город по южной стороне, чтобы выйти к западной стене и войти в город через западные ворота. Если Богдан удерживает ворота и казармы, то, соединившись с ним, пойдете в атаку в сторону крепости Никона. Ты знаешь, где она располагается?

Васт об этом не ведал, но знали несколько воинов из его отряда из числа Русов с Макселя. Отозвав в сторону Тиландера, объяснил задачу и ему: был риск, что Богдан может принять Тиландера и его бойцов за «христоверов». Приказал американцу не соваться вперед — пусть Васт будет впереди во избежание «дружественного огня».

Сводный отряд Тиландера и Васта пошел обратно в южном направлении, чтобы дезориентировать защитников города. Пробираться на выручку к Богдану им предстояло через леса, чтобы «христоверы» не могли понять их намерений.

— Отец, мы атакуем? — Мал горел желанием вступить в бой.

— Попробуем убедить их сдаться, чтобы избежать лишних потерь среди наших воинов. Пусть найдут ткань белого цвета, мы с тобой пойдем на переговоры.

— Уильям, мы с Малом попробуем убедить врага сдаться, прикрой нас огнем из пулемёта, если что-то пойдет не так.

— Хорошо, сэр, — по привычке козырнул Лайтфут, снимая с плеча оружие. Найдя пригорок, удобно прилег, направив ствол пулемета в сторону ворот.

— Я готов! — коротко доложил американец, разглядывая ворота через прицел. Небольшой кусок светло-серой ткани привязали к палке. Размахивая импровизированным флагом над головой, мы прошли около ста метров в сторону городских ворот, когда одна створка открылась, выпуская двух мужчин наружу. Одного я узнал практически сразу — это был Синод, сын Никона. Второй мужчина возрастом лет под сорок шел вразвалку, покачиваясь из стороны в сторону. Так обычно ходят люди, много времени проведшие на кораблях или в седле.

Мы встретились на расстоянии около двухсот шагов от городских ворот: Синод смотрел на нас ненавидящим взглядом.

— Вот мы и встретились, сынок Патриарха, — начал я разговор, — в прошлый раз я не успел с тобой нормально поговорить.

— Ты попадешь в ад, еретик! — мгновенно вспыхнул Синод.

— Возможно, — не стал спорить на теологические темы, — но прежде я отправлю туда тебя и твоих людей.

Синод хотел снова вякнуть, но я успел закрыть ему рот:

— Стой и слушай меня, щенок! Я пришел сюда не обмениваться угрозами, а сказать свои условия. Вы сдаетесь и складываете оружие — я пощажу всех, кто сдался, кроме тебя, твоего отца, самозванца-императора и членов его семьи.

— Ты умрешь! — не выдержал Синод, хватаясь за рукоятку меча.

Он не успел вытащить меч из ножен даже наполовину — стремительный рывок Мала, блеск клинка на солнце, и Синод грузно стал оседать на землю: меч вошел в живот по самую рукоять.

Второй мужчина, вышедший на переговоры, не сделал попытки выхватить оружие: он побледнел, но удержал свои руки на месте.

— Как тебя зовут, кто ты?

— Петро, я командир церковной охраны, — сглотнув, пробормотал мужчина.

— Я повторяю свои условия: либо вы сдаетесь, либо я не оставлю в живых никого, включая ваших женщин и детей.

— Я не могу ответить тебе, — пробормотал Петро, бросая взгляд на Мала, успевшего выдернуть свой меч и готового атаковать.

— Тогда возвращайся в город и передай мои слова тому, кто в состоянии принять решение. Долго ждать не буду. Мал, пропусти его, — бросил сыну, стоявшему наизготовку.

— Можно забрать Синода? — Петро наклонился, чтобы забрать убитого с собой.

— Нельзя, — резанул его холодным голосом, — эта собака недостойна, чтобы ее хоронили. Иди в город, я долго ждать не буду.

Пятясь, Петро отошел от нас метров на двадцать, лишь потом решив повернуться спиной.

— Мал, нельзя убивать парламентера, это недостойно воина, — пожурил сына, медленно возвращаясь к своему войску.

— Он схватился за меч, — в голосе сына сожаление отсутствовало.

— Можно было его обезоружить, это его унизило бы в глазах его воинов, смотревших с городских стен. Никогда не убивай врага на переговорах. Ещё раз ослушаешься меня — пожалеешь.

Разговор был окончен: остаток пути прошли молча. Оставалось надеяться, что командующие воинами в городе примут правильное решение и откроют ворота, иначе не избежать больших потерь среди моих людей. Высокие стены Макселя делали штурм крайне затруднительным даже несмотря на наличие у нас огнестрельного оружия. Передо мной лежал город основанный мной, пока еще враждебный, но нет задач неподвластных Титану — я возьму свое в любом случае.

Когда Синод позвал его на переговоры, Петро мысленно простился с жизнью. Зная необузданный нрав сына Патриарха, он был готов к тому, что эта миссия добром не закончится. Петро впервые видел того, кого так ненавидели «христоверы»: вначале его считали Сыном Бога, а совсем недавно объявили еретиком и предали анафеме. Ни на Сына Бога, ни на еретика мужчина, стоявший с небрежной улыбкой на губах, не был похож. Сына Бога Петро видел в храме — над его головой светился нимб, а сами ангелы летали возле него. Макс Са, стоявший перед глазами Петро, был мужчиной лет тридцати, высокий, худощавый и загорелый, но всё равно светлее всех в Макселе. От него несло спокойной уверенностью и Силой, — именно Силой — ее присутствие ощущалось кожей. Второй мужчина, был явно моложе — он напоминал льва, готовящегося прыгнуть на свою жертву.

Когда Макс Са заговорил про условия, Петро обреченно вздохнул: он не был фанатиком, но даже его эти условия покоробили. Синод, как и предвидел Петро, мгновенно вспыхнул, хватаясь за рукоять своего меча. То, что случилось дальше, было предсказуемо, но Петро просто ошалел от скорости, с какой напарник Макса Са расправился с Синодом. Он не успел моргнуть, как хрипящий сын Патриарха повалился набок. Петро возблагодарил Господа, что удержал свои руки на месте — серые глаза напарника Макс Са пронизывали его насквозь, ожидая от него действий.

— Как тебя зовут, кто ты? — голос Макс Са был ровный, словно он разговаривал о добытых животных.

— Петро, командир церковной охраны, — сглотнув, пробормотал Петро, борясь с желанием закрыть глаза и не видеть молодого воина, готового расправиться с ним.

— Я повторяю свои условия: либо вы сдаетесь, либо я не оставлю в живых никого, включая ваших женщин и детей, — Макс Са говорил так, словно у его ног не валялся убитым сын самого Патриарха. Понимая, что ему лично предстоит сообщить Патриарху о смерти сына, Петро покрылся потом: чудовище Данк, скорее всего, сломает ему шею.

— Я не могу ответить тебе, — пробормотал он, бросая взгляд на молодого воина, успевшего выдернуть свой меч и готового атаковать.

— Тогда возвращайся в город и передай мои слова тому, кто может принять решение. Долго ждать не буду, Мал пропусти его, — прказал Макс Са своему напарнику, стоявшему наизготовку.

— Можно забрать Синода? — Петро наклонился, чтобы забрать убитого с собой.

— Нельзя, — резанул его холодным голосом, — эта собака недостойна, чтобы ее хоронили. Иди в город, я долго ждать не буду.

Лишь отойдя на порядочное расстояние, Петро осмелился повернуться спиной к врагам, хладнокровно убившим Синода. Сдерживая желания броситься бегом, торопливо дошел до открывшихся перед ним ворот. Лица его воинов были напряжены, по мере рассказа часть людей вздохнула с облегчением, что не укрылось от внимания Петро. "Только о своей шкуре беспокоятся", — зло думал он, направляясь в сторону резиденции Патриарха. Предстояло самое трудное — передать ультиматум Макса Са и остаться в живых.