Хранимая благодать - Гарвуд Джулия - Страница 13

Несколько минут Габриель держал ее в крепких объятиях, терпеливо поджидая, пока к ней вернется самообладание.

Наконец она оторвалась от него:

– Из-за вашего отношения к моему брату я очень несчастна, милорд.

Она надеялась, что он извинится, но прошло несколько минут, и поняла, что зря: извинений не будет.

– Не будете ли вы так любезны проводить меня к моему жилищу? Я очень хочу спать, а отыскать его в такой темноте сама не смогу.

– Домик, в котором вы провели прошлую ночь, принадлежит одному из моих воинов, вам там ночевать больше не придется.

– И где же я буду ночевать?

– В башне. Над лестницей сохранились две комнаты. Маклоринцы сумели остановить огонь до того, как он добрался до нижних ступенек.

Он широко распахнул дверь и жестом пригласил ее войти, но она даже не шелохнулась:

– Могу ли я спросить вас кое о чем, милорд? – Дождавшись его утвердительного кивка, она продолжила: – Почему вы так поспешно отправили отсюда моего брата и запретили сюда возвращаться?

– В свое время вы сами все поймете, но если этого не случится, я буду рад объяснить.

– Благодарю вас.

– Я умею быть любезным, Джоанна.

Она не фыркнула только оттого, что леди это не подобало, однако по выражению ее глаз он понял, что она не верит его заявлению.

– Я избавил вашего брата от тяжкого бремени, жена.

– Это я была тяжким бременем?

Габриель покачал головой:

– Нет, не вы.

У подножия лестницы стояла женщина, которая вручила ей свежий букет после венчания.

– Джоанна, это…

– Лила, – подхватила она, не дав мужу закончить. – Еще раз благодарю вас за прекрасные цветы. Вы были чрезвычайно внимательны.

– Миледи очень добра, – раздался нежный музыкальный голос.

Приятная улыбка озарила лицо огненно-рыжей женщины, и Джоанна поняла, что они с ней почти ровесницы.

– Вам, верно, было непросто оставить семью и друзей и приехать в такую даль? – спросила Лила.

– У меня нет близких друзей, – покачала головой Джоанна.

– Значит, вы не жалеете о своих прежних слугах? Наш лэрд разрешил бы вам взять с собой горничную.

Джоанна почти не знала своих прежних слуг: Рольф менял их каждый месяц. Сначала она полагала, что он просто чрезвычайно требователен, но потом смекнула, в чем дело: опасался, что она кому-то доверится. Она должна была полагаться только на него. После смерти мужа ее, не спросив, увезли в Лондон, и там она жила на положении узницы при дворе короля Джона, поэтому ни к кому не могла проникнуться ни симпатией, ни доверием.

– Я не позволил бы приехать сюда ни одной англичанке, – ответил за жену Макбейн, пока та колебалась.

– А они были рады остаться в Англии, – съехидничала Джоанна.

Лила кивнула и жестом предложила подняться по лестнице следом за ней, тихо спросив:

– Так вы думаете, что будете счастливы здесь?

– О да! – сказала Джоанна, моля Бога, чтобы оказалась права. – Здесь я буду в безопасности.

Макбейн нахмурился. Он стоял внизу у лестницы, наблюдая за женой. Джоанна даже не догадывалась, как много эти слова сказали ему о ее прошлом.

Но Лила не была столь же проницательна, как лэрд, поэтому уточнила с усмешкой:

– Но я спросила не о безопасности: разумеется, наш лэрд защитит вас, – надеетесь ли вы быть здесь счастливой?

Джоанна предпочла оставить ее вопрос без ответа, поскольку не хотела, чтобы девушка знала о ее сомнениях. Остановившись, она взглянула на мужа:

– Доброй ночи, милорд.

– Доброй ночи, Джоанна.

Лестничная площадка была частично завалена деревянными решетками, так что никто не смог бы пробраться в большой зал или в переднюю, расположенные под ними. По противоположной стороне шел узкий коридор, который освещали свечи в настенных бронзовых канделябрах. Лила по дороге знакомила Джоанну с расположением помещений в башне и предложила задавать любые вопросы. В первой комнате, где была приготовлена ванна для Джоанны, их ожидала другая женщина, с темно-каштановыми волосами и с орехового цвета глазами. Улыбнувшись, она сказала, что ее зовут Меган.

Непринужденность и внимание обеих женщин помогли Джоанне расслабиться, а после ванны, оказавшейся замечательной, она и вовсе воспряла духом.

– Это наш лэрд приказал приготовить ванну, – пояснила Меган. – Раз уж макбейнцы предоставили вам ночлег прошлой ночью, то теперь черед маклоринцев сделать что-нибудь для вас.

– И это справедливо, – добавила Лила.

Прежде чем Джоанна успела спросить, что они обе имеют в виду, Меган переменила тему разговора.

– Вы были сегодня великолепны, миледи. А вышивка на платье выше всяческих похвал. Ваша горничная прямо мастерица.

– Конечно, если миледи не занималась этим сама, – возразила Лила.

– Нет, но я сшила платье сама, – сказала Джоанна.

Все время, пока она принимала ванну, девушки болтали без умолку. Наконец Джоанна пожелала им обеим доброй ночи и перешла во вторую комнату, где было тепло и уютно. У наружной стены располагался очаг, а возле противоположной стены стояла огромная кровать, застеленная макбейновским пледом. Окно выходило на нижний луг, но толстая меховая занавесь не позволяла проникать сюда ветрам.

Джоанна совершенно терялась в громадной кровати. Под этим одеялом могли бы расположиться не меньше четырех человек, причем не касаясь друг друга. Она никак не могла согреть ноги и уже хотела было вылезти из кровати на поисках шерстяных носков, но передумала: слишком хлопотно, – а вот заплести волосы в косы, пожалуй, стоит, иначе утром их не расчешешь. Но и на это не хватило сил: слишком устала, – поэтому, наспех пробормотав молитву, она закрыла глаза и приготовилась уснуть.

Джоанна уже погрузилась в полудрему, когда отворилась дверь, но стоило почувствовать, как под чьей-то тяжестью осела кровать, сон пропал. Медленно открыв глаза, она увидела, конечно же, супруга, который снимал башмаки.

– Что вы делаете, милорд? – спросила она, стараясь не выдать волнения.

– Собираюсь лечь спать, что же еще?

Она закрыла глаза и вроде бы опять погрузилась в сон, а он продолжал сидеть, глядя на нее. Джоанна лежала на боку, лицом к нему. Волосы, золотые, как солнечное сияние, укутывали ее плечи словно покрывалом. Она показалась ему прелестной и такой невинной и хрупкой. Она оказалась много моложе, чем он ожидал, и после того, как они с Николасом разрешили свой спор и барон согласился подчиниться всем его распоряжениям, он попросил его назвать возраст сестры. Николас не смог вспомнить точную дату ее рождения, но заметил, что она была еще почти ребенком, когда ее родители получили приказ от короля Джона выдать ее за его любимца барона.

Внезапно Джоанна села на кровати:

– Здесь? Вы собираетесь спать здесь, милорд?

Его удивил не столько сам вопрос, сколько паника, которая в нем прозвучала, да и выглядела она совершенно ошеломленной. Габриель встал, развязал кожаные ремешки, которыми зашнуровывался его плед, и бросил на ближайший стул.

Когда он предстал перед нею совершенно обнаженным, она зажмурилась, и только его имя тихо прозвучало из ее уст.

Но прежде чем закрыть глаза, она успела охватить взглядом всю его фигуру сзади и струсила. Покрытый бронзовым загаром от шеи до лодыжек, он был совершенно огромным. И как такое возможно? Он что, прогуливался под солнцем в чем мать родила?

Джоанна не собиралась это выяснять. Едва почувствовав, что одеяла отброшены, а кровать опять осела, она поднялась на колени и повернула к нему лицо. Он лежал на спине и даже не думал прикрыться. Вспыхнув от смущения, она схватила одеяло и набросила на мужа.

– Вас обманули, милорд! – вырвалось у нее едва ли не со стоном.

Габриель не мог понять, что это на нее накатило. Откуда этот ужас? Ее глаза наполнились слезами, и если бы она сию минуту захлебнулась в рыданиях, его бы это не удивило.

– Каким образом? – подчеркнуто тихо и спокойно заговорил Габриель, заложив руки за голову.

Он не торопил ее, ждал ответа так терпеливо, словно впереди у него целая вечность. Это помогло и ей успокоиться, и, глубоко вздохнув, она объяснила: