Папаша Горемыка - Дюма Александр - Страница 17

• Предыдущая
• 17/62
• Следующая

Когда Юберта в сопровождении старого рыбака вышла из хижины с целой охапкой сетей на голове (она поддерживала эту ношу своими белоснежными пухлыми руками), Батифоль узнал ее. Лишь в этот день, вследствие своего нового положения, он впервые изволил заметить, что она красива. Аттила до крови укусил губу, и его живой глаз усиленно заморгал, а в неподвижном глазу промелькнула искра жизни; концом складного метра, который чеканщик держал в руке, он слегка коснулся затылка девушки.

Юберта обернулась, и при виде этой странной физиономии с часто мигающим веком и глазом, вращающимся вокруг своей оси, подобно жестяным вентиляторам, которые ставят на полу в кабачках, она сказала что-то насмешливое и весело рассмеялась.

Однако папаша Горемыка, шагавший в нескольких шагах от внучки, расценил вольность незнакомца как оскорбление и не смог сдержаться; он выхватил из рук Аттилы метр, разломал его на мелкие куски и бросил их к ногам предпринимателя.

Господин Батифоль попытался было воспротивиться этому варварскому, по его мнению, поступку, но было уже поздно; подобрав остатки своего инструмента, он в один миг увидел, что нанесенный вред непоправим, и разразился страшными проклятиями.

— Вы сломали мой метр, — кричал он, — вам придется за него заплатить, слышите!

— Я сломал ваш метр, потому что вы вели себя как наглец, — ответил рыбак, — и, как бы ни был я стар, я обойдусь с вами так же, как с ним, если вы не уйметесь.

— Ах, оставьте, дедушка, — вмешалась Юберта, — не стоит обращать внимания на такие глупости. Он хотел бы быть наглецом, но это ему не дано: такой страшила только и может, что кривляться, как обезьяна. Пойдемте, дедушка, пусть он строит рожи своим каменщикам.

— Ты права, Беляночка. Хорошо, что ты меня удержала, а то бы я натворил бед. Ах, эти окаянные парижане!

Последнее восклицание донеслось до слуха г-на Батифоля.

— Все вы одинаковы! — вскричал он. — Вы всегда ругаете тех, кто вас кормит, шайка бездельников! Но мы еще посмотрим, кто кого. А для начала, умник, скажи мне: ты ютишься в этой лачуге?

— Да, ну и что? — с вызовом произнес Франсуа Гишар.

— А то, что если ты не хочешь иметь дело с законом, то будь любезен в течение суток заложить камнем окно, которое смотрит на мою усадьбу, понял?

— Только попробуйте его заделать! — воскликнул папаша Горемыка, с угрожающим видом потрясая веслом. — Только троньте мое окно!

— Я и не собираюсь его трогать, а вот судебный пристав, которого я к тебе завтра пришлю, быстро заставит тебя это сделать.

Со времен своей последней стычки со стражами порядка старый рыбак относился ко всему, что имело какое-то отношение к правосудию, с большой опаской; тем не менее он противился Беляночке, пытавшейся его увести.

— Заделать мое окно! — кричал Франсуа Гишар. — О, я расскажу в суде, почему вы хотите, чтобы я это сделал. Да потому, что из этого окна мне видно нижнее течение реки, и, пока я не спускаю с вас глаз, нельзя воровать у бедных людей рыбу и снасти, как привыкли делать вы, ни на что не годные парижане! Нет, нет, закон слишком справедлив, чтобы заставить меня так поступить, и не надейтесь!

— И все же он имеет право это требовать, папаша Горемыка, — сказал один из подошедших каменщиков, — не судитесь с ним: вы наверняка проиграете.

— Имеет право! Право отнимать воздух и свет у бедного христианина? Право лишать меня того, что дал всем людям Господь Бог?

— Это еще не все, — продолжал Аттила Батифоль звенящим от возмущения голосом, — это твоя груша? Отлично! Ее ветки свисают над моим участком. Срубить эти ветки! Я собираюсь возвести здесь стену. Я определенно полагаю, что такому голодранцу, как ты, не пристало пользоваться обращенной к тебе стороной этого заграждения, так что не смей забивать в мою стену гвозди, позволять виться на ней вьюнку или упираться в нее ногой, а не то я подам на тебя в суд, запомни это хорошенько! Я буду следить за каждым твоим шагом, соседушка, и, стоит тебе посягнуть на мои права, я разорю тебя и ты лишишься своей хибары, лодки и всего своего барахла!.. Не говори потом, что я тебя не предупреждал. А вы, — продолжал он, обращаясь к каменщикам, — пошевеливайтесь: мне не терпится увидеть возведенным мой дом, чтобы устроить этому человеку то, что я ему обещал. Ну-ка, ну-ка, за работу, а то вы тоже совсем разленились в деревне, я вам покажу, как надо вкалывать! Живо за дело!

Чеканщик удалился, а папаша Горемыка еще некоторое время молча и неподвижно стоял на месте, словно его поразило ударом молнии.

Он и прежде отказывался верить в то, что захватчики отняли у него реку, которую он считал своей, но теперь стало еще хуже. Среди всех бед, какие рыбак усматривал в нашествии парижан в Ла-Варенну, наибольшим злом для него оказалось соседство, о котором он прежде даже не помышлял. Он и не предполагал, что когда-нибудь рядом с его домом может вырасти другой дом и от него потребуют пожертвовать живой изгородью из боярышника, весной так сладко благоухавшей и летом окаймлявшей зеленой рамкой садик, изгородью, населенной веселыми пернатыми певцами, чьи концерты радовали всю округу, в то время как дед с внучкой чинили сети, сидя под сенью деревьев.

Все старые душевные раны Франсуа Гишара открылись и принялись кровоточить; он заплакал и почувствовал такой упадок духа, что решил вернуться домой, а не идти работать.

Юберта, понимавшая, что старому рыбаку сейчас как никогда надо отвлечься от своих мыслей, сумела убедить его отправиться на реку, но, как она ни старалась, распевая самые веселые песни и передразнивая их будущего соседа посредством забавных гримас, ей не удалось хоть немного разгладить морщины на лице деда.

Вскоре г-н Батифоль построил свой дом, и Франсуа Гишара обязали именем закона заделать окно, смотревшее на усадьбу соседа.

Рыбак рвал и метал, злился и бранился, но ему уже приходилось сталкиваться с законниками, и он на собственном опыте убедился, что значит вставать им поперек дороги.

Поэтому он подчинился.

Сначала все смеялись над чеканщиком, который ставил вехи на дорогах, мостил улицы щебнем и устанавливал указатели с их названиями, хотя этим улицам недоставало главного, что их обычно образует, а именно — домов; но вскоре все насмешники переметнулись на сторону пришельца.

Разбег был дан: бараны Панурга мало-помалу сдвинулись с места, и за невероятно короткий промежуток времени пустынное место наполнилось людьми, поля превратились в сады, а кусты сменились изгородями.

Пример Батифоля воодушевил других покупателей земли. Подобно ему, каждый взялся за дело. По мере того как каменные дома росли ввысь и выстраивались вдоль берега Марны, приток горожан увеличивался. Торговый мир Парижа от площади Шатле до заставы Трона пришел в возбуждение; огромное желание всех людей иметь собственный клочок земли, которой каждый из нас — малый или великий — обязан вернуть прах, заимствованный у нее для его сотворения, было использовано так умело, его обещали удовлетворить за такую низкую цену, его выдавали за невинную и столь неразорительную прихоть, что даже самые благоразумные заболели лихорадкой загородной жизни, и многие счастливчики, располагавшие небольшими капиталами, принялись возводить на острове шедевры строительного искусства, не подозревая грядущих разочарований, неминуемых на пути всякого творца.

Один из таких счастливчиков, чувствительный и скромный человек, решил дать приют своей любви под соломенной крышей хижины, взяв за образчик наиболее примитивные строения из тех, что производило такого рода искусство от Эвандра до наших дней; другой, разъездной торговец винами, недавно вернувшийся с Женевского озера — он совершил прогулку в Оберланд ради вящей славы трехпробной водки, — вынес оттуда неистребимую страсть к шале. Эта страсть воплотилась в деревянном доме с зелеными решетчатыми ставнями, резными балконами и с устланной камнем крышей, призванной противостоять горным лавинам. Белые стены, не дававшие вздохнуть саду, который они окружали, были призваны изображать заснеженные луга на склонах Монблана и Юнгфрау. Третий обзавелся итальянской виллой с плоской крышей и балюстрадой, образующей террасу. Наконец, четвертый дошел до того, что построил греческий храм.

• Предыдущая
• 17/62
• Следующая