Двуглавый Змей (СИ) - "Марло Arc" - Страница 10

«Но я ведь ничем не отличаюсь, — задумался мечник. — Убиваю точно также, и ради того же. Имею ли я право жить?»

— Иргер, ты жалок, — холодно проговорил Гумберг. — Обычно мне всё равно, но именно сейчас меня от тебя тошнит, хоть физически я и не могу. Ты просто жалок. Гм, посмотри на себя. Мне не нужны твои деньги. Валерия достойно лучшего, и лучшей платой будет то, что эта девушка будет подальше от тебя. От того, кто не может убить, убить за любимого человека, того, кто ищет оправдания убийствам. Убийство нельзя оправдать, Иргер.

Мужчина замолчал, ошарашенно повернулся к охотнику. Посмотрел на него.

Абсолютно ничего не выражающее лицо с огненно–оранжевыми, рубиновыми глазами. Но холодными, как лёд.

— Ты прав. Но, прошу, сделай это. Не ради меня. Ради неё.

— …Хорошо.

Иргер горько улыбнулся. Наёмника передёрнуло.

Ворота Крувэйла показались совсем скоро. Высокие, окружённые неприступными стенами, они казались просто огромными, возвышаясь над всадником. Двое солдат молча сопроводили взглядом двоих человек, сидящих на лошади.

Город, как и большинство более–менее крупных городов в принципе, располагался так, чтобы его можно было окружить стеной, но, одновременно с этим и так, чтобы среда, где был возведён город, служила ему естественной защитой. Такой защитой ему служила большая река, находящаяся с северной части города, проходящая через самое его сердце, рассекая его на условные две части. С других сторон он был окружён густым лесом со множеством буреломов и маленьких озёр или речек.

В Крувэйл, опять–таки, как и почти во все города, можно было попасть только по подъёмному мосту, находящемуся над глубоким рвом, на дне которого обычно, (здесь не было), находился частокол. Мост же по ночам поднимали.

В самом начале города, прямо при въезде, обычно располагалась вымощенная мостовая, но этот город был исключением. Вместо неё, здесь, как бы это смешно не звучала, была большая сточная канава, тянущаяся через длинную улицу, справляясь с ролью отпугивающего фактора больше, чем, например, виселица или насаженные на кол трупы. Благо, улицы были не узкие, и разъехаться было куда, чем множество торговцев и путешественников пользовались с превеликим удовольствием.

Девушка смешно сморщила лицо, зажав пальцами нос. Пепельноголовый всадник даже не поморщился, продолжая смотреть прямо и вести лошадь только ему ведомым путём. Наконец, проехав очередную черту города, точнее, заставленные торговыми палатками улицы, всадник остановился. Слез, помог спрыгнуть на землю и Валерии.

— Где мы? Зачем мы сюда приехали? Это то место? Если так, то отвечай, где Иргер! — Девушка тут же закидала бледного вопросами, на которые он так и не удосужился ответить.

Вместо этого он молча протянул увесистый мешок ей в руки. Валерия замолчала. «Что это?» — Спросила она, осматривая серую ткань, но так и не решаясь открыть мешок и рассмотреть содержимое. «Это что, кровь?» — Заметив небольшое, тёмное пятнышко, проступающее на ткани, её глаза расширились от испуга.

— Открой.

Девушка послушалась охотника, чуть дрожащими пальцами развязав верёвку и посмотрев внутрь.

— Деньги?

— Они твои. Там есть ещё вещи, и объяснительное письмо. Иргер просил, чтобы ты открыла его только когда снимешь себе комнату.

— А если я прочитаю сейчас? — Слегка осипшим голосом спросила Валерия.

— Гм, что же, ты можешь, мне всё равно, когда ты это сделаешь. Но ты должна помнить, что это личная просьба твоего мужа. — Холодно уточнил наёмник. — А теперь, гм, прости, я должен ехать. Гостиница находится прямо за этим поворотом. Денег должно хватить на месяц проживания, но лучше побереги их для…

— Для чего? — Девушка подняла голову, смотря на Гумберга снизу–вверх.

«Для семьи» — хотел добавить мечник, но промолчал

— Мне пора.

Сказав это, бледный всадник ловким движением запрыгнул на коня, и, схватившись за поводья, тут же перешёл в галоп, скрывшись за поворотом и оставив Валерию наедине с собой.

Лес — это целый мир, место, наполненное жизнью. В нём всегда, даже в зимнюю пору, всё дышит, идёт своим чередом, живёт. Хищники выслеживают добычу, охотятся. Продолжаю род, заботятся о потомстве, пряча их от ненастной погоды, согревая и кормя. Травоядные почти не отличались от хищников. Они также заботятся друг о друге, так же стареют, умирая, и так же размножаются, не прерывая круг. Но было одно разительное отличие. Они были едой, жертвой, которую приносят, чтобы продлить жизнь. Неразрывная цепочка жизни и смерти.

Животные, являющиеся добычей, разбегались, лишь учуяв охотника, протягивающего свои острые когти в их сторону. Скрываясь, они всё равно часто, (особенно в Балавайрских лесах), заканчивали жизнь, попадаясь к, например, волкам. Выступая в роли еды, слабые, часто ничего не могшие что–либо противопоставить хищникам, они, тем не менее, боролись за свою жизнь. Им, как слабым, была присуща осознание ценности чужой жизни, поскольку они сами понимали, что в любой момент могут потерять свою, став не более чем пищей для тех, кому требовалось убивать. Хищники этим тоже были не обделены, но у них просто не оставалось выбора.

Люди же, не осознавали ценность чужой жизни. Нет, убивать представителей своей расы — табу для них, как и для нелюдей. Но находились отдельные личности, способные отнять жизнь даже представителя своего рода, безжалостно вырвав её из тела ближнего. Не ради продления своей, какая была цена у хищников, а ради… причина могла быть любой. Они были готовы. Вечно расширяющиеся, захватывающие новые просторы, они уничтожали леса, возводя города, сжигали плодородные поля в войне, останавливали реки, обсушивали болота, раскапывали землю ради металлов, истребляли всё живое, не задумываясь ни о чём. И воевали друг с другом. Цвет, рост и вес, незначительные, (или не очень), различия в культуре — этого было достаточно, чтобы ненавидеть друг друга, что же говорить о простых животных, которые были лишь источником материалов и пищи. Люди даже не были на вершине пищевой цепочки.

Люди убивали друг друга, были готовы отнять чужую жизнь. Именно поэтому самым страшным врагом человека был человек. Но были те, кого люди боялись ещё сильнее. Тех, кто походил на людей, но по своей природе человеком не был. Стоило иметь лишь одно различие. Опять–таки, те же эльфы, халфлинги и прочие. Люди научились жить с ними, но на это потребовалось слишком много времени. Люди боялись тех, кто был слишком похож, но человеком не был. Это пугало людей, ведь страшнее человека только тот, кто выглядит как человек, но им не является. Неясная угроза, исходящая, казалось бы, от ясного существа. Незнание, непонимание пугало людей. Часто, они и не пытались понять…

Дриады были другими.

Иргер ждал в условленном, заранее оговорённом, месте. Он стоял, наполовину обращённый. Держась за обожжённый бок, его лицо было искаженно гримасой боли. Полуголый, он стоял, напоминая дикую смесь животного и человека.

Редкий, прозрачный серый мех покрывал его окровавленное тело. Волосы, до этого короткие, стали длиннее, спутавшись. На руках, на кончиках длинных, деформированных пальцев, были чёрные, обломленные когти. Увидев приближающегося всадника, он заговорил, обнажив острые, кроваво–красные клыки:

— Я убил большинство. Они сбежали. У них… у них было серебряное оружие. Подготовились… — Иргер тяжело дышал, морща своё грязное, плоское лицо с ярко–жёлтыми, блестящими глазами.

— Вижу, — подойдя, и осмотрев ужасные раны, на его изодранном, искалеченном теле, сказал Гумберг. — Ты хорошо постарался, Иргер. Теперь же…

— Да, — выдохнув одновременно с этим словом, подтвердил волколак. — Теперь можно. Как я и сказал, я не буду искать ведьм и чародеев. Это ведь бесполезно. Но я выполнил обещание. Я спас Валерию. Ты передал ей мешок?

— Да. — Спокойно ответил бледный. — И захватил один для тебя.

Волколак, наполовину обращённый, кивнул, довольно закрыв глаза. Поправил: