Львиное логово (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 28

— Сколько человек охраняет ночью?

— Ночью в карауле стоят по трое, но горожане ночью спят, и на улицах людей нет. Такая толпа вызовет подозрения. Первый же патруль нас схватит. Опять же, ворота ночью закрыты, уйти мы не сможем. Храм находится в центре города, и нам придется уходить по дороге Процессий, которая с двух сторон окружена стенами. Нас просто расстреляют лучники.

— Понимаешь, Сукайя, я не могу просто сидеть и ждать, когда гонец повезет в Сузы ее палец, или ухо, или глаз. Я просто сойду с ума. Я готов на этих копьеносцев с голыми руками пойти.

— Это верная гибель, господин. Я предлагаю выйти завтра в город и проскочить в храм вместе с паломниками. Вы сами посмотрите на месте, что там, и как.

Ворота Великого города открывались на рассвете. Группа, сопровождавшая Пророка, рассредоточилась в толпе, держа, впрочем, друг друга в поле зрения. По улице Процессий, которая была еще известна, как Дорога Мардука, катилась привычная толпа, бесстыдно глазеющая на высоченные стены и башни вокруг. Картины на стенах, выложенные цветными изразцами, били по глазам жителям убогих деревень и халдейских становищ, для которых привычными цветами были желтый, зеленый и серый. Несколько тысяч шагов, и толпа начала разливаться вокруг Эсагилы. Кто-то остался тут, спеша попасть в храм, а кто-то пошел дальше, собираясь в ручьи, покатившиеся по другим улицам столицы мира. Макс это все уже видел, а потому эта картина не произвела на него прежнего впечатления. Напротив, Ахикар, который шел в пяти шагах сзади, своего изумления не скрывал и крутил головой во все стороны. Впрочем, он мало отличался от тех, кто следовал рядом. Они шли с посохами и кинжалами на поясе, ничего другого проносить в город было нельзя. Сукайя не имел и этого, снова бредя, согнув костлявые плечи, как городской нищий. Вокруг бедер была намотана прочная удавка, и это все, что он мог сейчас себе позволить.

Стража у храма, которую они и пришли рассмотреть внимательно, впечатления невероятных бойцов не производила. Обычные бородатые мужики в кожаных рубахах, которым смертельно надоели толпы людей вокруг. Они опирались на копья и вели друг с другом неспешную беседу, перебрасываясь рублеными фразами.

— Господин, опустите плечи и не смотрите никому выше подбородка, низшие не смотрят в глаза воинам, — прошипел Сукайя.

— Это я как раз очень хорошо помню, — хмыкнул Макс, — а моя спина особенно. — Но указание выполнил, вспомнив рабскую науку.

Час шел за часом. Небольшой отряд Макса стоял во внешнем дворе Храма, изображая религиозный пыл, а Сукайя, сидел на улице, выпрашивая кусок лепешки у равнодушных прохожих. Но глаза его непрерывно скользили по окрестностям и людям вокруг. Вдруг его взгляд зацепился за стайку девушек с корзинами в руках, сопровождаемых стражником. Что-то смутило его в невысокой тоненькой женщине, идущей сзади с опущенной головой.

Не может быть! Госпожа? Но как? Эти мысли пронеслись в голове Сукайи за доли секунды, и он аккуратно пошел за Ясмин, боясь выпустить ее из виду. Госпожа со стражником отстали и стали уходить в бедные районы. Сукайе было все тяжелее прятаться, и он догнал Ясмин, униженно склонившись перед ней.

— Подай на пропитание, добрая женщина.

— У меня ничего нет, прости, — ответила та, не узнав.

— А ну, пошел вон, — заорал стражник.

— Госпожа, мне убить этого дурака, или он уже служит вам?

Ясмин вскинула глаза и чуть не вскрикнула, зажав рот рукой.

— Ты! Здесь?

— Конечно здесь, госпожа. Разве вы сомневались? Так мне убить его?

Стражник смотрел выпученными глазами и мычал что-то невнятное. Он только что понял, что видит перед собой тот воплощенный ужас, что сдирал кожу с несчастных наемников и развешивал их головы и кишки в прихотливые гирлянды. Весь город говорил об этом, шепотом передавая друг другу жуткие вести.

— Нет, Сукайя, он теперь служит мне. И он получит награду. Заслужил. У нас мало времени. Надо выйти за городские ворота, меня, скорее всего, уже ищут.

— Госпожа, но как?

— «Раненая куропатка», «Свинцовые уши» и «Кошелек на улице».

— А лезвия в поясе?

— Не понадобились, так справилась.

— Госпожа, я так тронут, — почти расплакался от чувств Сукайя, — вы помните мою науку.

— Да если бы не твоя наука, меня бы сначала изнасиловал отряд наемников, потом этот жирный боров-жрец, и я до сих пор сидела бы в камере, а твоему господину посылали бы мои пальцы. Я твою науку вовек не забуду.

— Но куда мы идем?

— В харчевню за воротами. Мне помогут люди Господина.

— Госпожа, это опасно, вы не знаете, что это за человек!

— Я знаю Сукайя, но мы заключили сделку.

Отряд персов во главе с Пророком скакал галопом, держа под уздцы заводных коней. Мимо пролетали деревушки с круглыми хижинами, крытыми тростником, и люди в набедренных повязках, провожающие их долгим взглядом из-под ладони. Персы были одеты, как ассирийские всадники, даже вместо седел были старые попоны без стремян. Ни один человек в здравом уме не посмел бы остановить воинов Великого царя, даже то, что один из конников явно был безусым мальчишкой, никого не удивило. Мало ли, может сын чей или внук солдатскую науку постигает. Ясмин, а это была она, не отставала от воинов. Девчонка, выросшая в персидском кишлаке, на коне скакала куда лучше, чем ее муж. Ассирийцы в подвластных им землях вызывали такие же чувства, как зондеркоманда СС в белорусской деревне, а потому препятствий никто не чинил. Любопытные быстро убирались с дороги, посверкивая из-под бровей ненавидящим взглядом, и отряд благополучно доскакал до берега Тигра. На призывный свист подтянулись тростниковые лодки, которые явно ждали их тут все время, и уже через полчаса счастливое семейство было на родной земле. Дорога до Суз заняла пару дней, и Пророк с женой помчали прямо в себе в поместье, отправив гонца к царю, который места себе не находил.

Ясмин отправила служанок греть воду, а сама побежала к детям, которые повисли на ней, как репей. Счастливая Ясмин рыдала, дети рыдали, слуги рыдали, и даже сам Пророк чуть не расплакался. Но рядом стояла охрана, несолидно было, поэтому он изо всех сил сохранял торжественную мину. Наконец все отплакали, все перецеловались в восьмисотый раз, а вечером Ясмин, отмокнув в ванной из асфальта, сделанной по вавилонской моде, снова читала детям привычную сказку. Почмокав каждого в свежие щечки, уложила спать и пошла к мужу.

— Супруг мой, я намерена наверстать то время, что была без ласки.

— Я уже слышал от одноглазого, как ты ее избежала, — хмыкнул Макс. — Но я не в обиде, — быстро сказал он, видя, что жена хмурится и вот-вот перейдет в наступление. — Я даже счастлив!

— То-то же! — сказала любимая женушка. — А теперь я хочу убедиться, что ты тоже был без женской ласки все это время. И берегись, муж мой, если это не так.

— Это так! — сказал Пророк, закрыв ей рот поцелуем.

Год назад. Поместье Пророка. Сузиана.

— Госпожа, как вы думаете, что сделают двое нищих бродяг, если найдут на улице кошелек, полный золота? — спросил бывший убийца.

— Я думаю, они его поделят.

— Ни в коем случае, госпожа, — покачал головой Сукайя. — Один из них убьет другого. А потом его самого убьют другие бродяги.

— Но почему? — вскинулась Ясмин, — ведь золота много, и им обоим хватит до конца жизни. Для них ведь и серебряный сикль — целое состояние. Целый месяц можно жить.

— Такова человеческая природа, госпожа. Золото и серебро очень плохо делится на двоих, уж и не знаю почему. Любой удачный налет, если нет того, кто запугает этих людей, заканчивается поножовщиной.

— Как странно. Но какое отношение это имеет к нашей учебе?

— Самое прямое, госпожа. Мы с вами уже изучили приемы «раненая куропатка», «медный лоб», «хлопок в ладоши» и «свинцовые уши». Но это низшие умения. А вот «кошелек на улице»- это уже серьезно, госпожа, потому что в результате один человек скорее всего убьет другого, и вам нужно хорошенько подумать, прежде чем им пользоваться.