Катрин Блюм - Дюма Александр - Страница 21

• Предыдущая
• 21/41
• Следующая

— Здравствуйте, дорогая мадам Ватрен, — покровительственным тоном сказала мадемуазель Эфрозин, делая знак, что предпочитает остаться на ногах.

— Как! Это вы! — продолжала матушка. — Вы в нашем бедном маленьком домике!.. Но садитесь же! Стулья у нас не обиты такими тканями, как в вашем доме… но все равно садитесь, прошу вас! И я не одета… Право, я не ожидала увидеть вас в столь ранний час!

— Надеюсь, что вы нас извините, — ответила Эфрозин, — но, дорогая мадам Ватрен, всегда спешишь, когда хочешь увидеть тех, кого любишь!

— О, вы так добры! Право, я так смущена…

— Ба! — сказала мадемуазель Эфрозин, слегка раскрывая накидку, чтобы показать свой вечерний туалет, — вы знаете, что я не люблю церемоний, вы это сами видите!

— Я вижу, — сказала матушка Ватрен в полном восхищении, — что вы прекрасны как ангел и наряжены как для воскресной мессы, но я задержалась не по своей вине: дело в том, что наша дорогая девочка приехала из Парижа сегодня утром!

— Вы говорите о вашей племяннице, о маленькой Катрин? — небрежно спросила мадемуазель Эфрозин.

— Да, о ней… но вы ошиблись, назвав ее девочкой и маленькой

Катрин: это — взрослая девушка, на голову выше меня! — А, тем лучше! — сказала мадемуазель Эфрозин. — Я очень люблю вашу племянницу!

— Это такая честь для нее, мадемуазель! — ответила матушка Ватрен, делая реверанс.

— Какая ужасная погода! — продолжала юная горожанка, переходя от одной темы к другой, как это и должно было быть присуще столь возвышенному уму. — Вы понимаете, что в майский день… — и как бы невзначай, она прибавила: — Кстати, а где сей час мсье Бернар? На охоте, наверное? Я слышала, что инспектор собирался дать разрешение загнать кабана по случаю праздника Корси?

— Да, и также по случаю возвращения Катрин!

— Неужели! Вы думаете, что инспектора волнует ее приезд?

И мадемуазель Эфрозин надула губки, как бы говоря: «Может быть, он и интересовался бы подобными глупостями, если бы у него не было других дел!»

Старушка инстинктивно почувствовала неудовольствие мадемуазель Эфрозин и мгновенно перешла к той теме разговора, которая казалась более приятной:

— Бернар, сказали вы? Вы спросили, где Бернар? По правде говоря, я не знаю! Он должен был быть здесь, потому что вы приехали… Ты не знаешь, где он, Матье?

— Я? — спросил Матье. — А откуда я могу это знать?

— Он, должно быть, у своей кузины, — кисло сказала мадемуазель Эфрозин.

— О нет, нет, нет! — живо возразила старушка.

— А… она похорошела, ваша племянница? — спросила мадемуазель Рэзэн.

— Моя племянница?

— Да.

— Она… похорошела?

— Я вас об этом спрашиваю.

— Она… она очень мила, — смущенно сказала матушка Ватрен.

— Я очень рада, что она вернулась, — продолжала мадемуазель Эфрозин, вновь принимая величественный вид. — Лишь бы только в Париже у нее не появились привычки, не соответствующие ее положению!

— О нет, этого можно не опасаться! Вы знаете, что она ездила в Париж учиться на белошвейку и модистку?

— И вы думаете, что она больше ничему не научилась в Париже? Тем лучше! Но что с вами, мадам Ватрен? Вы кажетесь обеспокоенной!

— О, не обращайте внимания, мадемуазель… Но если вы позволите, то я позову Катрин, чтобы она составила вам компанию, пока я…

И с этими словами мадам Ватрен с отчаянием посмотрела на свое скромное платье, которое она носила каждый день.

— Как вам угодно, — ответила мадемуазель Эфрозин с небрежностью, полной достоинства, — что касается меня, то я буду очень рада увидеть нашу дорогую малышку!

Как только матушка Ватрен получила разрешение удалиться, она повернулась к лестнице и принялась звать:

— Катрин! Катрин! Спускайся скорее, дитя мое! Приехала мадемуазель Эфрозин! В то же мгновение Катрин появилась на лестничной площадке.

— Спускайся, дитя мое! Спускайся! — повторила матушка Ватрен.

Катрин молча спустилась по лестнице.

— Теперь, мадемуазель, вы позволите? — спросила Марианна, повернувшись к дочери мэра.

— Ну, конечно, идите, идите! — И пока старушка удалялась, делая реверансы, она украдкой посмотрела на Катрин.

— Однако, — прошептала она, нахмурив брови, — она очень мила, эта крошка! Что это там болтала матушка Ватрен?

Между тем Катрин приближалась к мадемуазель Эфрозин безо всякого смущения и деланной скромности, в то время как та смотрела на нее с самым величественным видом.

— Простите, мадемуазель, — просто сказала Катрин, — но я не знала, что вы здесь, иначе бы я не замедлила спуститься, чтобы выразить вам свое почтение.

— О! — прошептала мадемуазель Эфрозин, как бы разговаривая сама с собой, но достаточно громко, чтобы Катрин не пропустила ни единого слова из ее монолога. — Что вы здесь… не замедлила бы спуститься… выразить свое почтение… это действительно парижанка и нужно выдать ее замуж за мсье Луи Шолле. Они составят прекрасную пару! — Затем, повернувшись к Катрин, она сказала, продолжая сохранять величественный вид: — Мадемуазель, я имею честь приветствовать вас!

— Осведомилась ли моя тетушка о том, не нужно ли вам чего-нибудь, мадемуазель? — спросила Катрин, словно не замечая недоброжелательства, скрытого в словах дочери мэра. — Да, мадемуазель, но мне ничего не нужно! — И как бы заставляя себя прервать этот разговор на равных, она спросила: — Привезли ли вы новые образцы из Парижа?

— За месяц до моего отъезда я попыталась собрать все новые модели, мадемуазель! — Вы учились делать чепчики?

— Чепчики и шляпки…

— В чьем магазине вы работали? У мадам Бедран или мадам Баренн?

— Я работала в гораздо более скромном магазине, мадемуазель, однако я надеюсь, что не так уж плохо справляюсь с моей работой!

— Посмотрим, — снисходительно ответила Эфрозин, — как только вы начнете работать в вашем магазине на площади Ла Фонтен, я пришлю вам переделать несколько старых чепчиков и шляпку, которую носила в прошлом году! — Спасибо, мадемуазель, — сказала Катрин, кланяясь.

Внезапно она вздрогнула, подняла голову и прислушалась. Ей показалось, что кто-то позвал ее по имени.

Действительно, голос, казавшийся ей очень знакомым, приближался к дому и кричал:

— Катрин! Где же Катрин?

В тот же самый момент дверь распахнулась, и в комнату ворвался Бернар. Он был весь в пыли, по лбу у него струился пот.

— А! — воскликнул он голосом человека, который долгое время был под водой и наконец-то выбрался на берег и снова начал дышать. — Это ты! Слава Богу, наконец-то!

И он упал на стул, сжимая ее руки в своих.

— Бернар, милый Бернар! — радостно воскликнула Катрин, подставляя ему обе щеки для поцелуя.

На крик, который издал ее сын, прибежала матушка Ватрен. Увидев недовольное лицо мадемуазель Эфрозин, стоящей в стороне, а в другом углу комнаты двоих влюбленных, переполненных своим счастьем и не замечающих ничего на свете, она поняла, что ошиблась в чувствах своего сына по отношению к мадемуазель Эфрозин. Задетая тем, что ее проницательность гак подвела ее, она воскликнула:

— Бернар! Послушай, Бернар! Да разве так можно себя вести?

Но он не слышал голоса матери и совершенно не обращал внимание на присутствие мадемуазель Эфрозин.

— Ах, Катрин! — повторял он. — Если бы ты знала, как я страдал! Я думал… я боялся, что… но, неважно — главное, что ты здесь! Ты поехала через Мо и Ферте-Милон, не так ли? Франсуа мне сказал, что ты путешествовала всю ночь и проехала целых три лье в двуколке! Бедное дитя! Ах, как я рад, как я счастлив, что снова вижу тебя!

— Но, мальчик, — сердито повторила старушка, — ты разве не видишь, что здесь мадемуазель Эфрозин!

— Ах, простите! — сказал Бернар, повернувшись и удивленно взглянув на Эфрозин. — Но я вас не заметил… К вашим услугам! — И, снова отвернувшись, воскликнул: — Как она выросла! Какая она красивая! Да посмотрите же, матушка!

— Вы удачно поохотились, мсье Бернар? — спросила Эфрозин.

Ее голос достиг слуха Бернара, как какой-то неясный звук, но все-таки он уловил его смысл.

• Предыдущая
• 21/41
• Следующая