Его любимая зараза (СИ) - Кувайкова Анна Александровна - Страница 62

Князь, сидящий перед телом мертвой Лесиньи, до сих пор не произнес ни слова.

С того самого момента, как сердце иномирянки перестало биться, он застыл безвольным памятником, не шевелясь и ни на что не реагируя. Взгляд его потух, опустились руки.

Казалось, он даже не дышал… И не обращал внимания ни на что вокруг.

Да этого и не требовалось. Как только стало ясно, что Майлин умрет, ее сообщники себя обнаружили. Кто-то решил вмешаться, кто-то попытался уйти, кто-то захотел взять в плен представителей из знати…

Половину из них лично перебил Сааразас — мстя за погибшую дочь, темный лорд не жалел никого. В эту ночь пролилось много крови, мертвые тела до сих пор устилали пол бальной залы. То тут, то там, валялись брошенные впопыхах дамские веера, сверкали в разлитом алкоголе утерянные драгоценности. Где-то лежали сорванные обезумевшей толпой цветы и лента, столы были перевернуты, посуда и хрусталь разбиты на мельчайшие осколки — испуганная орда сметала все на своем пути, стремясь покинуть кровавое побоище, в которое внезапно превратился праздничный бал.

Кто-то пострадал в давке, кто-то стал жертвой случайных заклинаний от тех, кто пытался захватить власть. Маги академии в спешке выводили перепуганных адептов, охрана направляла гостей. Конечно, кто-то из приглашенных лидеров других королевств остался помочь, в их числе оказался и Аттанхэш.

Дополнительная беда пришла, откуда не ждали — со стороны гор бесконечным потоком хлынули твари Завесы. Но добраться до академии не сумели, уже через час все они пали под шквалом огня разъяренного золотого дракона. Его без лишних вопросов поддержали представители других кланов, кружа рядом и поливая алым пламенем всю нечисть и нежить, что попадалась им на глаза. Среди них сверкала чешуя и Перламутрового дракона, потрясающего воображение своей красотой и разрушительной мощью, при самых скромных размерах.

К несчастью, вместе с вражеской силой, сгорел и шикарный вишневый сад.

В распахнутые окна холодный осенний ветер заносил запах тлена, пепла и горелого мяса.

У дальней стены, там, где недавно играли музыканты, без сознания лежал Агилар — Отступника не сумели сдержать ни цепи, ни каменные стены темницы. К счастью, он не успел заметить и оценить все события, иначе жертв было бы гораздо больше…

Дрогар ди Рейн, как и обещал, успел обезвредить его до того, как случилось непоправимое. Темный эльф был ранен, но на разодранное плечо не обращал внимания — сейчас он сидел на ступенях, сцепив руки в замок. Сбоку от него, скрываясь под тенью пестрого крыла, съежилась в комок бледная Лютеция де Ателье.

Девушку шокировало все произошедшее настолько, что она до сих пор не нашла в себе сил заговорить.

Как ни странно, но винить ее хоть в чем-то, никто еще не посмел.

В очередной раздались жесткие, чеканные шаги, и в разрушенную залу вошел лорд-директор Сааразас. Следом за ним вбежала злая, как тысяча упырей, магистр Тиас, в сопровождении только сейчас объявившегося Белого Лиса.

Последний, оглядев развернувшуюся перед ним картину, хотел привычно съязвить… но, наткнувшись взглядом на отрешенного, безучастного брата, впервые в своей жизни промолчал. Оставив блондинку, явно шокированную и потрясенную, он поднялся на помост, и осторожно коснулся плеча Темного Князя.

— Мне жаль. Она этого не заслуживала.

Великий Князь в ответ только усмехнулся… и промолчал снова.

Его взгляд по-прежнему был прикован к телу своей любимой, распростертой сейчас на жестком полу. Ее кожа уже побледнела до синевы, черты лица начали заостряться, веки стала пергаментными… Это означало только одно.

То, что никто из присутствующих не решился озвучить вслух.

И хотя недавно Дрогар успел всё рассказать, надежда на воскрешение с каждой минутой становилась всё более слабой и призрачной.

Лесинья должна была вернуться. Обязана!

Вот только… ее тело не исчезало, как было всегда. А на месте магической связи с Темным Князем остались рваные лохмотья.

И пусть мозг всё уже понимал…

Его душа отказывалась верить.

У мужчины больше не было мыслей, чувств и переживаний.

Внутри него всё умерло в тот миг, как оборвалась жизнь его любимой иномирянки. Не той, что самовольно заняла чужое тело, а той, которая когда-то стала его личным наказанием, чтобы после стать единственным в мире спасением и наградой.

Себя без нее он уже не представлял. Что толку от всего этого, от его богатств, силы и могущества, если его любимой заразы не будет рядом?

Триста лет чувствовать, оберегать и переживать; злиться, мириться и принимать; ненавидеть, радоваться и любить… Чтобы за одну ночь потерять.

А дальше что?

Ответа не было.

Все слова и фальшивые слова утешения были лишними. Они бесполезны.

Время как будто остановилось.

Никто не торопился заговорить первым, обменяться предположениями и словами поддержки. Никто ничего не предлагал, не строил дальнейшие планы, и даже убирать останки погибших не собирался.

Первой вязкую тишину нарушила магистр Тиас. Поднявшись на помост, она побледнела еще больше, глядя на свою умершую ученицу. Она уже поняла, что это значит, и с того момента, как ее похитил Белый кицунэ из ее же спальни, ее терзали тяжелые муки совести. Сомелье фактически спасла всех их, и ее особенно. Она отдала самое ценное, что у нее было — свою жизнь. Чтобы никто, включая леди Тиас, не стали больше жертвой Майлин.

Как теперь смотреть в глаза Князя, затянутые туманной поволокой, мастер зельеделия не знала.

Но всё же, переступив с ноги на ногу, заговорила с непривычной для нее неуверенностью:

— Лис… мне жаль. Я не знала.

Темный Князь, ранее ни на кого не реагирующий, вдруг расцепил сомкнутые в замок руки:

— Пустое.

Голос его звучал неестественно глухо, пусто и ровно.

Небрежный щелчок его побелевших от напряжения пальцев, и на теле Лесиньи, вместо отвратительного алого платья, появилась длинная, белоснежная кружевная сорочка со свободными рукавами и затейливым кружевом. От пятен крови не осталось и следа, рану от кинжала прикрывал глухой ворот. Волосы приобрели прежний, каштаново-русый цвет, а весь драгоценный гарнитур Майлин от малейшего прикосновения магии осыпался серым пеплом.

Украшения, потерявшие силу, канули в Бездну вслед за своей хозяйкой и, на сей раз уже навсегда.

Преклонив колено, Черный Лис бережно поднял мертвую девушку на руки и, под несколькими напряженными взглядами окружающих нелюдей, спустился с постамента, бархат на котором буквально пропитался кровью и страданиями.

Никто не решился в этот момент возразить, или попытаться задержать Темнейшего. Ведь когда он был в ярости, никто не рисковал становиться у него на пути… А когда он молчал, он становился опаснее вдвое.

В любой момент Великий Князь мог сорваться, и теперь остановить его не мог уже никто.

И нашелся только один маг, посмевший встать поперек дороги.

Лорд-Сааразас, постаревший за одну ночь на тысячу лет, остановил кицунэ около распахнутых дверей:

— Дариан, остановись. Ты знаешь, что это не поможет.

— Уйди, Саас, — подняв на метаморфа один-единственный, ничего не выражающий взгляд, бросил Князь. — Прошу в первый и последний раз.

И… мужчина отступил, опуская взгляд, не в силах выдержать ни давления магии Черного Лиса, оглушенного горем, ни собственной боли, разрывающей его сердце.

На то, что стало с его единственной дочерью, он просто не мог заставить себя смотреть.

Он, как и многие, всё еще не хотел верить.

Шаги Темного Князя звучали преступно-оглушающе в пустующих коридорах академии. Будто специально никто не попадался ему навстречу, учебное заведение, находящееся сейчас в разрухе и опустошении, словно скорбело вместе с его хозяином.

Единственным, кто возник у него на пути, стал огромный орк, встретившийся на пороге святилища.

Но и он, с болью во взгляде и глубоким почтительным поклоном, посторонился, пропуская кицунэ. И только вслед начертал в воздухе рукой знак, характерный для его племени — так провожали в последний путь павших в бою воинов.