Книга пятая. Завистливое смирение (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 30

Обуреваемый самыми дурными предчувствиями, я дошёл до одного из входов в амфитеатр площади, взглянул на происходящее… и замер. Глаз дёрнулся. Сильно, мощно, как поклёвка голодного карпа на пару килограммов. Как будто спутал ноль и фазу… или тещу с женой.

…как будто стою на ступенях банка, подписав ипотечные бумаги на трёшку в Санкт-Петербурге, хотя мне это было и не надо. Там же зарплаты электрикам немногим выше…

Дёрг. Дёрг-дёрг.

— А теперь жених может поцеловать невесту! — громогласно заявили с центра, что тут же было поддержано бурей оваций, таких, каких, наверное, за всю историю Поллюзы не был удостоен ни один артист на этой сцене.

Дёрг.

Губы новобрачных слились в ярком горячем поцелуе, трибуны сошли с ума от аплодисментов и хохота, а я стоял, прислонившись плечом к неподвижно застывшему куакарабилли и слегка отключившись от реальности. Стражник не возражал. Ему было не до этого.

Бытует в народе уверенное мнение, что зеленого змия нельзя победить. С ним можно только бороться. Бросить ему вызов, когда захочешь и как захочешь. Он всегда готов к схватке. Он всегда её жаждет. Эта древняя забава молодых и старых, умных и глупых, волевых и расстроенных, она никогда и никому не надоедает, несмотря на то что победить — нельзя. Однако, из любого правила есть исключения. Иногда, изредка, если ты уверен в себе, крепок духом, силен телом, невозмутим рассудком, а выпил при этом ну очень много: змий может отступить. Из уважения, из страха, пусть даже временно, но он отступит. Твой язык при этом не будет заплетаться, ноги будут шагать уверенно, а разум выдавать разное-всякое, лишенный, правда, по случаю временной победы каких бы то ни было тормозов. Эта временная победа, краткое торжество, миг триумфа…

Саяка Такамацури была именно в этом состоянии. Бывшая ведьма, уверенно руководящая в центре амфитеатра всем творящимся там блудняком была пьяна до изумления, о чем я, видевший её в разных состояниях, мог утверждать уверенно. Для незнакомого же человека великая мудрица была стекла как трёзвышко и авторитарна как император как минимум одного из континентов. Размахивая своим жутким и нелепым посохом, тощая девчонка в шляпе, которую я натравил на город, громогласно объявила продолжающих засасывать друг друга брачующихся мужем и женой, что вызвало очередной шквал веселья и одобрения.

По бокам от неистовствующей речами ведьмы, находясь от неё на максимально большом расстоянии, находились великий и ужасный архимаг всея Кораца Бенджоу Магамами и местный повелитель бухла, простой чернокожий трудяга по имени Гримбльдук Тендертэтч. Обе могущественных и влиятельных персоны находились в глубочайшей челодлани, а изменения в их кожном покрове мне всячески намекали, что они оба в данный момент познают всю глубину глубин такого исконно русского понятия как «стыдобища».

На этом моменте, предвидя те жопные кары, на которые меня обречет происходящее в будущем, я бы уже шёл на карачках, копируя Самару, к выходу из города, если бы ноги могли б двигаться. Но нет, они лишь подпирали меня об фиолетовокожего минотавра, тоже пребывающего слегка не в себе. В основном из-за молодоженов. Весьма особенных молодожёнов.

«Ну, хотя бы ни одному из них не придётся менять фамилию», — мелькнула в моей голове полубезумная мысль после того, как «невеста», лихо взметнув подолом белого платья, не бросила на трибуны букет, от которого шарахнулись с такой силой, что учинилась как драка, так и падение несчастных и невинных зрителей кубарем до сцены.

Да, стоило посмотреть правде в её гнусную отвратительную морду — только что, прямо на моих глазах, Саяка Такамацури соединила узами брака пьяных в натюрморт Дороца и Гласта Зандракордов, являющимися не только мэром и казначеем города, но и заодно братьями-близнецами. Бородатыми. Низкорослыми. Крепкими. Гномами. Близнецами.

Трибуны сходили с ума…

— Штош я маленьким не сдох…, - обреченно выдохнул я, пытаясь заставить ноги работать. Пора была валить, однозначно.

«Бегите, глупцы!»

Эх, Самара-Самарочка. Ну штош ты так назюзюкалась, ну сказала бы на пару слов больше, сейчас бы мы уже плыли б на Кукумбере отсюда нафиг, записав остальных в невозвратные потери… ну штош ты, девочка…

Ноги кое-как, выписывая неуверенные вензеля, всё-таки удержали меня, позволяя отлипнуть от куакарабилли, затем я выполнил разворот аля медленный пируэт и… сделал шаг. Первый. Самостоятельно! Ура!

Затем второй… и снова получилось! Ура, товарищи!

— А теперь слово предоставляется величайшему Герою Фиола! — ножом и громом в спину ударили мне слова упившейся ведьмы, — Победителю богинь! Грозе неправедных императоров! Возмутителю спокойствия! Спасителю и губителю! Извращенцу А-класса! Тому, кто был лично приглашен одним из Князей Тьмы в гости! Тому, кто целовался с Генералом демонической армии! Ваш единственный и незаменимый заместитель Организатора Турнира! Встречайте и слушайте! Самый известный пират за всю историю мира Фиол, мой дорогой друг, любовник, командир и будущий муж, Мааааааааааач Крррраааааайм!!

«%;;;№ец?%;№!уй (?:?%дь!» — резко и звонко повеяло в воздухе. А может, это сказал куакарабилли?

Какое это теперь имело для меня значение?

Правильно. Никакого.

В голове стало пусто и звонко. Ни единой мысли, даже мыслюшки. Несмотря на это, ноги уже выполняли положенные движения, медленно и пафосно разворачивая моё тулово к сцене. Справа громко икал совершенно белый куакарабилли, прижавшийся лопатками к стене, но мне было на него всё равно. Ну стоит, ну икает, ну цвет сменил… подумаешь?

У меня не было выхода. Одно дело, когда тебя объявляет врагом весь мир. Это ерунда. Политики, они как рептилоиды, способны мгновенно прогнуться в нужную сторону. Сегодня враг, завтра друг, послезавтра сват, а через два дня лови нож в спину или дилдо пониже. Могут обличать и трясти знаменами, но каждый при этом считает свои выгоды. Громогласно объявленное — пустота. Здесь же… Я могу сколько угодно не любить деятелей эстрады, мошенников, наркоманов и работорговцев, но это не Земля. Орущие на трибунах пьянчуги обоего пола, пялящиеся на меня, это не просто малоталантливые визгуны, которых подтянули наверх стареющие звезды, зорко следящие за тем, чтобы их никто не затмил. Они — гораздо хуже. Они пресса. Мировая пресса.

Стоит мне ударить сейчас лицом в грязь, как её, эту грязь, разнесут, преувеличат, размножат, добавят, обмажут. На десять тысяч ладов, изгаляясь над моим светлым образом.

Поэтому я шагал. Медленно. Торжественно. Под играющую в голове пафосную музыку о героях, о легендах, что не умирают, о борьбе тьмы и света, о том, что мы — чемпионы… Насильно гоняя прилипчивые мелодии, я всей своей силой воли отгонял образ, в котором душу на сцене Саяку. Успешно, конечно же. Куда она от меня денется. А пока надо идти.

Шаг. Дёрг-дёрг. Шаг. Дёрг-дёрг.

Прекратить глазной тик ресурсов уже не хватало.

Саяка стояла, купаясь в лучах славы и лучась довольством, как стержни чернобыльского реактора черенковским свечением. Молодожёны, взявшись за руки, пялились на меня восторженно как дети, заставляя какую-то часть души брыкаться в предсмертных судорогах. Гримбльдук Тендертэтч, всё-таки отняв ладонь от лица, что оставила на его черной коже мертвенно бледный отпечаток, с недоверием водил по беснующимся и скандирующим трибунам пустым взглядом. А вот Бенджоу Магамами… его глаза были направлены только на меня. В них была даже не смерть. Не угроза.

Так смотрят на лгбт-активиста, зашедшего с своим фирменным флагом в байкерский бар.

Спокойно. Уверенно. С предвкушением. С уверенностью, что жертве тикать с городу уже поздно.

А я всё шёл. Воображаемая музыка в ушах уже не играла, а грохотала, затмевая все остальные звуки, делая картинку почти статичной. Мелькал слабый призрак облегчения, что я, несмотря на жару, всё-таки напялил свой доспех, подходя к площади, поэтому выгляжу сейчас, если не считать глазного тика, на все сто. Хоть какое-то утешение. А нет! Вот еще одно — мне не жарко! Совсем не жарко!