Академия и Земля - Азимов Айзек - Страница 3

– А, Дженов, – сказал он радостно. Тем более радостно, что не желал расспросов Пелората о причинах его печали. Он даже решил пошутить: – Я вижу, ты ухитрился оторваться от блаженства?

Пелорат кивнул. Нежный бриз шевелил его шелковистые седые волосы, а вытянутое лицо было необыкновенно серьезно.

– Да, дружочек, она сама предложила, чтобы я увиделся с тобой и кое-что обсудил. Не то чтобы я не хотел увидеть тебя лично, конечно, но она, похоже, соображает быстрее, чем я.

Тревайз улыбнулся:

– Все верно, Дженов. Ты пришел сказать «Прощай!». Я понимаю.

– Ну, нет, не совсем так. Наоборот, Голан, когда мы покинули Терминус, я настаивал на поисках Земли. Я посвятил этому почти всю свою разумную жизнь.

– И я продолжу поиски. Это дело теперь стало моим.

– Да, но оно и мое тоже, все еще мое.

– Но… – Тревайз развел руки в стороны, словно пытаясь охватить весь окружавший их мир.

– Я хочу полететь с тобой, – сказал Пелорат голосом, внезапно охрипшим от волнения.

Тревайз удивился:

– Ты не можешь этого хотеть, Дженов. Теперь у тебя есть Гея.

– Когда-нибудь я вернусь на Гею, но я не могу позволить тебе улететь одному.

– Почему? Я о себе сам сумею позаботиться.

– Не обижайся, Голан, но твоих знаний недостаточно. Это я знаю мифы и легенды и смогу помочь тебе.

– И ты сможешь покинуть Блисс? Прямо сейчас?

Щеки Пелората покрылись румянцем.

– Я совсем не хочу делать этого, дружочек, но она сказала…

Тревайз нахмурился.

– Так она все-таки пытается управлять тобой? Она обещала мне…

– Нет, ты не понял. Пожалуйста, выслушай меня, Голан. Всегда ты так – не дослушаешь до конца… Мне трудно сказать коротко, но…

– Хорошо, – сказал Тревайз мягко, – предположим, ты расскажешь мне все, что у Блисс на уме, и так, как сам того желаешь, а я обещаю потерпеть.

– Спасибо, но долго терпеть тебе не придется, Блисс тоже хочет полететь с нами.

– Блисс? С нами? – воскликнул Голан. – Нет, я сейчас взорвусь. Скажи мне, Дженов, почему Блисс вздумалось путешествовать? Я просто так спрашиваю.

– Она не сказала. Об этом она хочет поговорить с тобой.

– Тогда почему ее здесь нет?

– Я думаю – нет, не я думаю – ей кажется, что ты не особенно ее любишь, Голан, и она очень волнуется, когда видит тебя. Лучшее, что я мог сделать, дружочек, это уверить Блисс, что ты против нее ничего не имеешь. Не могу поверить, что к ней можно относиться иначе… иначе, чем с уважением. Словом, она попросила меня обговорить, так сказать, с тобой эту тему. Могу я передать, что ты не прочь увидеться с ней, Голан?

– Конечно. Я встречусь с ней прямо сейчас.

– И ты обещаешь вести себя разумно? Понимаешь, дружочек, ее это очень волнует. Блисс говорит, что дело жизненно важно и она должна лететь с тобой.

– Но она не сказала тебе почему, верно?

– Нет, но если она считает, что должна отправиться, значит, так считает Гея.

– А это значит, что я не могу отказать. Не правда ли, Дженов?

– Наверное, не можешь, Голан.

Впервые за время своей краткой остановки на Гее Тревайз входил в дом Блисс, который служил сейчас жилищем и Пелорату.

Тревайз быстро огляделся. В жилищах на Гее все отражало стремление к простоте. При полном отсутствии каких-либо перепадов погоды, при неизменно мягком климате, когда даже континентальные плиты скользили плавно, если они были вынуждены скользить, не было нужды строить дома, предназначенные для надежной защиты или для поддержания комфортабельной обстановки внутри некомфортабельной внешней среды. Вся планета была домом, удобным для своих обитателей.

Дом Блисс внутри этого планетарного жилища был невелик: окна – скорее жалюзи, чем стекло, обстановка простая и изящно-утилитарная. На стене висели голографические портреты; один из них – Пелората, выглядевшего весьма озадаченным и смущенным. Губы Тревайза дрогнули, но он сдержался и небрежно потеребил шарф, повязанный вокруг пояса.

Блисс наблюдала за ним. Она против обыкновения не улыбалась. Даже была необычайно серьезна, ее прекрасные темные глаза широко раскрылись, волосы мягкой черной волной ниспадали на плечи. Только яркие пухлые губы горели на ее бледном лице.

– Спасибо, что пришел ко мне, Трев.

– Дженов очень просил, Блиссенобиарелла.

Блисс коротко улыбнулась.

– Хорошо сказано. Если ты будешь называть меня просто Блисс, я попытаюсь произносить твое имя полностью, Тревайз. – На втором слоге она едва заметно запнулась.

Тревайз торжественно поднял правую руку:

– Это было бы неплохо. Я не против геянского обычая пользоваться односложными именами, так что, если тебе случится время от времени сбиться и назвать меня Тревом, я не обижусь. Однако мне будет приятнее, если ты попытаешься говорить «Тревайз» так часто, как только сможешь, а я буду стараться называть тебя «Блисс».

Тревайз изучал ее, как всегда при встрече с ней. С виду – юная женщина чуть старше двадцати. Но ей, как части Геи, было много тысяч лет. Это не проявлялось внешне, но становилось заметным по тому, как она иногда говорила, и по атмосфере, неизбежно окружавшей ее. Хотел ли он подобного для всех живущих? Нет! Наверняка нет, хотя…

Блисс прервала его размышления:

– Давай поговорим о деле. Ты настаиваешь на своем желании найти Землю…

– Я говорил с Домом, – сказал Тревайз. Он решил не уступать Гее без борьбы за собственное мнение.

– Да, но, говоря с Домом, ты говорил с Геей и с каждой ее частью, например, со мной.

– Ты слышала меня, когда я говорил с Домом?

– Нет, я не слышала, но тем не менее если я сосредоточусь, то смогу вспомнить, что ты сказал. Пожалуйста, поверь мне на слово. Так вот. Ты стремишься найти Землю и уверяешь, что это очень важно. Я не вижу почему, но у тебя – дар правоты, и потому я/мы/Гея должны согласиться с тобой. Если этот поиск – решающий момент для того выбора, что ты сделал, он такой же решающий и для Геи. Значит, Гея должна отправиться с тобой хотя бы для того, чтобы попытаться защитить тебя.

– Когда ты говоришь, что Гея должна отправиться со мной, ты подразумеваешь себя. Верно?

– Я Гея, – просто сказала Блисс.

– Здесь все и вся – Гея. Почему именно ты? Почему не какая-нибудь другая частичка Геи?

– Потому что Пел хочет сопровождать тебя, а, полетев с тобой, он не будет счастлив с любой другой частью Геи, кроме меня.

Пелорат, дотоле тихо, как мышка, сидевший в кресле в другом углу, спиной к своему портрету, негромко проговорил:

– Это правда, Голан. Блисс – моя часть Геи.

Блисс просияла, но тут же стала серьезной.

– Мне это льстит, но на самом деле все гораздо сложнее.

– Ну что ж, посмотрим. – Тревайз закинул руки за голову и навалился спиной на спинку стула. Тонкие ножки жалобно скрипнули, и Голан понял, что стул недостаточно крепок для такого с ним обращения, и, качнувшись вперед, опустил его на все четыре ножки. – А ты сможешь остаться частью Геи, покинув ее?

– Мне не обязательно все время быть ею. Я могу отделиться, например, если мне грозит серьезная опасность, и тогда беда не будет грозить всей Гее, или если для этого есть другая важная причина. Однако такое возможно только при особых обстоятельствах. В общем, я останусь частью Геи.

– Даже в случае «прыжка» через гиперпространство?

– Да, хотя это несколько сложнее.

– Все равно как-то неприятно.

– Почему?

Тревайз наморщил нос, словно от неприятного запаха.

– Ведь получается, что все, сказанное и сделанное на моем корабле, все, что увидишь и услышишь ты, может быть увидено и услышано Геей.

– Я Гея, так что все, что я вижу, слышу, чувствую, увидит, услышит и почувствует Гея.

– Верно. Даже эта стена, – с издевкой сказал Тревайз, указав на стену.

Блисс взглянула на стену и пожала плечами.

– Да, и стена тоже. Она наделена бесконечно малым сознанием, так что чувствует и понимает ничтожно мало. Но я так разумею, в стене происходят какие-то сдвиги атомов в ответ, к примеру, на все сказанное сейчас нами, и это позволяет ей с большей пользой влиться в Гею, принося благо всему в целом.