Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2 - Дюма Александр - Страница 71

• Предыдущая
• 71/157
• Следующая

Он протянул ларец.

– Может быть, ты не захочешь его взять?

Он отдернул руку.

– Скажи только, что его величество сам поручил мне передать дочери этот подарок, – вскричал Таверне, – и он будет выглядеть совсем иначе, это будет отеческий знак внимания, он словно очистится от скверны!..

– Ты что же, подозреваешь его величество в недобрых намерениях? – строго спросил Ришелье. – Как ты посмел это подумать?

– Боже меня сохрани! Однако люди.., то есть, моя дочь…

Ришелье пожал плечами.

– Так ты берешь или нет? – спросил он. Таверне торопливо протянул руку.

– Так ты считаешь себя порядочным человеком? – спросил он Ришелье, ответив ему той же улыбкой, которую послал барону герцог.

– Не кажется ли тебе, барон, – отвечал маршал, – что с моей стороны было благородно сделать посредником отца? Ведь отец словно очищает этот поступок от скверны, как ты говоришь, – так вот я выбираю тебя посредником между влюбленным монархом и твоей очаровательной дочерью… Если бы нас взялся рассудить сам Жан-Жак Руссо, который недавно тут рыскал, он сказал бы тебе, что я чище самого Иосифа Праведного.

Ришелье произнес эти слова сдержанно, с чувством собственного достоинства. Таверне удержался от замечаний и заставил себя поверить в то, что Ришелье его убедил.

Он схватил своего великого друга за руку и с чувством пожал ее.

– Благодаря твоей деликатности моя дочь сможет принять этот подарок.

– Твоя дочь – источник и первопричина тех милостей, о которых я говорил тебе с самого начала.

– Спасибо, дорогой герцог, от всего сердца тебя благодарю!

– Еще одно слово… Постарайся скрыть от друзей графини Дю Барри новость об этой милости. Графиня Дю Барри способна бросить короля и сбежать.

– Разве король рассердился бы за это на нас?

– Не знаю. А вот графиня не была бы нам благодарна. Я бы погиб… Вот почему я прошу тебя никому об атом не говорить.

– Не беспокойся. Передай королю благодарность от меня.

– И от твоей дочери, разумеется… Но ты нынче в милости, ты и сам можешь поблагодарить короля, дорогой мой. Его величество приглашает тебя сегодня на ужин.

– Меня?

– Тебя, Таверне. Мы поужинаем в тесном кругу: его величество, ты, я. Поговорим о добродетелях твоей дочери. Прощай, Таверне! Вон идут Дю Барри с д'Эгийоном, они не должны видеть нас вместе.

Тут он с юношеской легкостью исчез в конце галереи, оставив Таверне с ларцом в руках; Таверне напоминал немецкого мальчика, который, проснувшись, обнаружил в руках игрушки, оставленные ночью Дедом Морозом.

Маршал нашел его величество в малой гостиной, куда он удалился вместе с несколькими придворными, которые предпочли обойтись без ужина, нежели уступить другим возможность находиться поблизости от повелителя, ловя на себе его рассеянный взгляд.

Впрочем, казалось, что в этот вечер Людовику XV было не до них. Он отпустил всех, объявив, что не будет ужинать, или если и будет, то в полном одиночестве. Получив свободу, придворные, из опасения вызвать неудовольствие дофина своим отсутствием во время репетиции, подобно стае голубей вспорхнули и полетели к тому, кто позволял им себя лицезреть; они были готовы объявить, что ради дофина покинули гостиную его величества.

Покинутый ими с такой поспешностью, Людовик XV был далек от того, чтобы думать о них. Ничтожество всего этого придворного сброда могло бы при других обстоятельствах вызвать у него усмешку. На этот раз оно не пробудило в монархе никакого чувства, несмотря на то, что он был по природе очень насмешлив и не прощал ни физических, ни моральных недостатков даже лучшим своим друзьям, если предположить, что у Людовика XV были когда-нибудь друзья.

Нет, в эту минуту внимание Людовика XV привлекла карета, стоявшая у служб Трианона. Казалось, кучер только и ждал, когда хозяин усядется в золоченый экипаж, чтобы огреть кнутом лошадей.

Карета, принадлежавшая графине Дю Барри, была освещена факелами. Сидевший рядом с кучером Замор болтал ногами, словно на качелях.

Графиня Дю Барри, подкарауливавшая, по-видимому, в коридоре посланца от короля, появилась, наконец, под руку с д'Эгийоном. Судя по ее торопливой походке, она была вне себя от гнева и разочарования. За внешней решительностью она пыталась скрыть растерянность.

Рассеянно комкая в руках шляпу, Жан шел вслед за сестрой. Он не участвовал в спектакле, так как дофин забыл его пригласить. Однако он вместе с лакеями зашел в переднюю и оттуда в задумчивости, словно Ипполит, наблюдал за происходившим, не обращая внимания на то, что жабо выбилось из-под серебристого сюртука в розовый цветочек, и не замечая, что его манжеты обтрепались, и это прекрасно сочеталось с грустным выражением его лица.

Жан видел, как побледнела от испуга его сестра, из чего он заключил, что опасность велика. Жан был силен только в рукопашной, зато ничего не понимал в дипломатии, потому что не умел воевать с призраками.

Из своего окна король наблюдал за мрачной процессией, спрятавшись за занавеской. Он видел, как все трое исчезли в карете графини. Когда дверь захлопнулась и лакей поднялся на запятки, кучер взмахнул вожжами и лошади рванули с места в галоп.

– Ого! – воскликнул король. – Она даже не пытается со мной увидеться и поговорить? Графиня разгневана! И он повторил громче:

– Да, графиня разгневана!

Ришелье, только что проскользнувший в комнату без доклада, так как король его ждал, услышал эти слова.

– Разгневана, сир? – переспросил он. – А чем? Тем, что вашему величеству стало весело? Это дурно со стороны графини.

– Герцог! Мне совсем не весело, – возразил король. – Напротив, я устал и хочу отдохнуть. Музыка меня раздражает, а мне пришлось бы, послушайся я графиню, ехать ужинать в Люсьенн, есть и, особенно, пить. А у графини крепкие вина; не знаю уж, из какого винограда их делают, но я после них чувствую себя разбитым. Честное слово, я предпочитаю понежиться здесь.

– И вы, ваше величество, тысячу раз правы, – согласился герцог.

– Кстати, и графиня развлечется! Неужели я такой уж приятный собеседник? Хоть она так и говорит, я ей не верю.

– А вот сейчас вы, ваше величество, неправы, – возразил маршал.

– Нет, герцог, нет, это в самом деле так: мне остались считанные дни, и я думаю что говорю.

– Сир, графиня понимает, что ей в любом случае не удастся найти лучшее общество, – вот что приводит ее в бешенство.

– Признаться, герцог, я не знаю, как вам удается так устроиться, что вокруг вас всегда женщины, будто вам двадцать лет. Ведь именно в этом возрасте выбирает мужчина. А в мои годы, герцог…

– Что, сир?

– В мои годы можно надеяться не на любовь, а на женскую расчетливость. Маршал рассмеялся.

– В таком случае, сир, – проговорил он, – это только лишний довод, и если ваше величество полагает, что графиня развлекается, у нас нет поводов для беспокойства.

– Я не говорю, что она развлекается, герцог. Я говорю, что она в конце концов начнет искать развлечений.

– Позволю заметить вашему величеству, что такого еще никто никогда не видывал.

Король поднялся в сильном волнении.

– Кто здесь еще находится? – спросил он.

– Вся ваша прислуга, сир. Король на мгновение задумался.

– А из ваших-то есть кто-нибудь?

– Со мной Рафте.

– Прекрасно!

– Что ему надлежит сделать, сир?

– Герцог! Пусть он узнает, действительно ли графиня Дю Барри поехала в Люсьенн.

– Да ведь графиня уехала, если не ошибаюсь.

– Так это, во всяком случае, выглядело.

– Куда же она могла отправиться, как вы полагаете, ваше величество?

– Кто знает? Она может потерять голову от ревности, герцог.

– Сир! Скорее уж вам следовало бы…

– Что?

– Ревновать…

– Герцог!

– Да, вы правы: это было бы унизительно для всех нас, сир.

– Чтобы я ревновал! – воскликнул Людовик XV, натянуто улыбнувшись. – Неужели вы говорите серьезно, герцог?

• Предыдущая
• 71/157
• Следующая