Выбери любимый жанр

Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2 - Дюма Александр - Страница 15


Изменить размер шрифта:

15

– Я говорю, что сейчас не время капризничать. Послушайте, графиня: положение трудное. Если король дорожит Шуазелями, если на него оказывает влияние супруга дофина, если он так резко рвет отношения, значит…

– Что «значит»?

– Значит, надо стать еще любезнее, графиня. Я знаю, что это невозможно, однако невозможное становится в нашем положении необходимостью: так сделайте невозможное!

Графиня задумалась.

– Потому что иначе, – продолжал герцог, – король может усвоить немецкие нравы!

– Как бы он не стал добродетельным! – в ужасе вскричал Жан.

– Кто знает, графиня? – вымолвил Ришелье. – Новое всегда так притягательно!

– Ну, в это я не верю! – возразила графиня, отказываясь понимать герцога.

– Случались на свете вещи и более невероятные, графиня; недаром существует выражение: волк в овечьей шкуре… Одним словом, не надо капризничать.

– Не следовало бы, – поддакнул Жан.

– Но я задыхаюсь от гнева!

– Еще бы, черт побери! Задыхайтесь, графиня, но так, чтобы король, а вместе с ним и господин де Шуазель ничего не заметили. Задыхайтесь, когда вы с нами, но дышите, когда вас видят они!

– И мне следует ехать на охоту?

– Это было бы весьма кстати!

– А вы, герцог?

– Если бы мне пришлось бежать за охотой на четвереньках, я бы и то за ней последовал.

– Тогда в моей карете! – вскричала графиня, чтобы посмотреть, какое выражение лица будет у ее союзника.

– Графиня, – отвечал герцог с жеманством, скрывавшим его досаду, – эта честь для меня столь велика, что…

– Что вы отказываетесь, не так ли?

– Боже сохрани!

– Будьте осторожны: вы бросаете на себя тень.

– Мне бы этого не хотелось.

– Он сознался. Он имеет смелость в этом сознаться! – вскричала Дю Барри.

– Графиня! Графиня! Де Шуазель никогда мне этого не простит!

– А вы уже в хороших отношениях с де Шуазелем?

– Графиня! Графиня! Разрыв поссорил бы меня с супругой дофина.

– Вы предпочитаете, чтобы мы вели войну порознь и не деля трофеев? Еще есть время. Вы не запятнаны, и вы еще можете выйти из заговора.

– Вы меня не знаете, графиня, – отвечал герцог, целуя ей ручку. – Вы заметили, чтобы я колебался в день вашего представления ко двору, когда нужно было найти платье, парикмахера, карету? Вот так же и сегодня я не стану колебаться. Я смелее, чем вы думаете, графиня.

– Ну, значит, мы уговорились. Мы вместе отправимся на охоту, и под этим предлогом мне не придется ни с кем встречаться, никого выслушивать, ни с кем разговаривать.

– Даже с королем?

– Напротив, я хочу с ним пококетничать и довести его этим до отчаяния.

– Браво! Вот прекрасная война!

– А вы, Жан, что делаете? Да покажитесь же из-за подушек, вы погребаете себя живым, друг мой!

– Что я делаю? Вам хочется это знать?

– Ну да, может, нам это пригодится.

– Я размышляю…

– О чем?

– Я думаю, что в этот час все куплетисты города и окрестностей высмеивают нас на все лады; что «Нувель а ла Мен» нас разрезают, словно пирог; что «Газетье кирассе» знает наше самое больное место; что «Журналь дез Обсерватер» видит нас насквозь; что, наконец, завтра мы окажемся в таком плачевном состоянии, что даже Шуазель нас пожалеет.

– Что вы предлагаете?

– Я собираюсь в Париж, хочу купить немного корпии и побольше целебной мази, чтобы было что наложить на наши раны. Дайте мне денег, сестричка.

– Сколько? – спросила графиня.

– Самую малость: две-три сотни.

– Видите, герцог, – проговорила графиня, обратившись к Ришелье, – я уже оплачиваю военные расходы.

– Это только начало кампании, графиня: что посеете сегодня, то пожнете завтра.

Пожав плечами, графиня встала, подошла к шкафу, отворила его, достала оттуда пачку банковских билетов и, не считая, передала их Жану. Он, также не считая, с тяжелым вздохом засунул их в карман.

Потом он встал, потянулся так, что кости затрещали, словно он падал от усталости, и прошелся по комнате.

– Вы-то будете развлекаться на охоте, – с упреком в голосе произнес он, указывая на герцога и графиню, – а я должен скакать в Париж. Они будут любоваться нарядными кавалерами и дамами, а мне придется смотреть на отвратительных писак. Решительно, я приживальщик.

– Обратите внимание, герцог, – проговорила графиня, – что он не будет мною заниматься. Половину моих денег он отдаст какой-нибудь потаскушке, а другую проиграет в кабаке. Вот что он сделает! И он еще стонет, несчастный! Послушайте, Жан, ступайте вон, вы мне надоели.

Жан опустошил три бонбоньерки, ссыпав их содержимое в карманы, стащил с этажерки китайскую статуэтку с брильянтиками вместо глаз и величественной поступью вышел, подгоняемый раздраженными криками графини.

– Загляденье! – заметил Ришелье тоном, каким обыкновенно льстец говорит о страшилище, которому про себя желает, чтобы тот свернул себе шею. – Он дорого вам обходится… Не правда ли, графиня?

– Как вы верно заметили, герцог, он окружил меня своей заботой, и она ему приносит три-четыре сотни тысяч ливров в год.

Зазвонили часы.

– Половина первого, графиня, – сказал герцог. – К счастью, вы почти готовы. Покажитесь на минутку своим придворным – они уж, верно, подумали, что наступило затмение, и пойдемте в карету. Вы знаете, как будет проходить охота?

– Мы с его величеством обсудили это вчера: он отправится в лес Марли, а меня захватит по пути.

– Я уверен, что король ничего не изменит в распорядке.

– Теперь расскажите о своем плане, герцог. Настала ваша очередь.

– Вчера я написал своему племяннику, который, кстати сказать, должен быть уже в дороге, если верить моим предчувствиям.

– Вы говорите о д'Эгийоне?

– Да. Я был бы удивлен, если бы узнал, что завтра мое письмо не встретит его в пути. Думаю, что завтра или, самое позднее, послезавтра, он будет здесь.

– Вы на него рассчитываете?

– Да, графиня, у него светлая голова.

– Зато мы больны! Король, может быть, и уступил было у него панический страх перед необходимостью заниматься делами.

– До такой степени, что…

– До такой степени, что я трепещу при мысли, что он никогда не согласится принести в жертву де Шуазеля.

– Могу ли я быть с вами откровенным, графиня?

– Разумеется.

– Знаете, я тоже в это не верю. Король способен хоть сто раз повторить вчерашнюю шутку, ведь его величество так остроумен! Вам же, графиня, не стоит рисковать любовью и слишком упрямиться.

– Над этим стоит подумать.

– Вы сами видите, графиня, что де Шуазель будет сидеть на своем месте вечно. Чтобы его сдвинуть, должно произойти по меньшей мере чудо.

– Да, именно чудо, – повторила Жанна.

– К несчастью, люди разучились творить чудеса, – отвечал герцог.

– А я знаю такого человека, который еще способен на чудо, – возразила Дю Барри.

– Вы знаете человека, который умеет творить чудеса, графиня?

– Да, могу поклясться!

– Вы никогда мне об этом не говорили.

– Я вспомнила о нем сию минуту, герцог.

– Вы полагаете, что он может нас выручить?

– Я его считаю способным на все.

– Ого! А что он такого сделал? Расскажите, графиня, приведите пример.

– Герцог! – обратилась к нему графиня Дю Барри, приблизившись и невольно понизив голос. – Этот человек десять лет тому назад повстречался мне на площади Людовика Пятнадцатого и сказал, что мне суждено стать королевой Франции.

– Да, это действительно необычно. Этот человек мог бы мне предсказать, умру ли я премьер-министром.

– Вот видите!

– Я ничуть не сомневаюсь. Как его зовут?

– Его имя ничего вам не скажет.

– Где он сейчас?

– Этого я не знаю.

– Он не дал вам своего адреса?

– Нет, он сам должен был явиться за вознаграждением.

– Что вы ему обещали?

– Все, чего он потребует.

– И он не пришел?

– Нет.

– Графиня! Это – большее чудо, чем даже его предсказание. Решительно, нам нужен этот человек.

15
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело