Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1 - Дюма Александр - Страница 110
- Предыдущая
- 110/155
- Следующая
Андре захотелось узнать, почему остановились кареты, и она выглянула из окна. Бросив вокруг себя взгляд своих прекрасных небесно-голубых глаз, она заметила Жильбера и узнала его.
Жильбер полагал, что, увидав его, Андре удивится, повернется к сидящему с ней рядом отцу и сообщит ему эту новость.
Он не ошибся: Андре удивилась, повернулась к отцу и обратила на Жильбера внимание барона де Таверне, украшенного красной орденской лентой и величественно развалившегося в королевской карете.
– Жильбер? – вскричал барон, подскочив от этой новости, – Жильбер здесь? А кто же заботится о Маоне?
Жильбер прекрасно все слышал. Он подчеркнуто вежливо поклонился Андре и ее отцу.
Для этого ему пришлось собрать все свои силы.
– Так это правда! – закричал барон, разглядев в толпе нашего философа. – Вот этот шалопай собственной персоной!
Мысль, что Жильбер мог оказаться в Париже, казалась барону столь странной, что он вначале не хотел верить глазам своей дочери, да и теперь ему тяжело было в это поверить.
Жильбер пристально следил за выражением лица Андре. После мимолетного удивления на нем не отражалось ничего, кроме безмятежного спокойствия.
Высунувшись из кареты, барон поманил Жильбера пальцем.
Жильбер хотел к нему подойти, но его остановил сержант.
– Вы же видите, что меня зовут, – проговорил молодой человек.
– Кто?
– Вот из этой кареты.
Сержант проследил взглядом за пальцем Жильбера и остановил его на карете барона де Таверне.
– Вы позволите, сержант? Мне бы хотелось сказать этому юноше два слова.
– Хоть четыре, сударь, – отвечал сержант, – у вас есть время: сейчас на паперти читают торжественную речь – это не меньше, чем на полчаса. Проходите, молодой человек.
– Иди сюда, бездельник! – обратился барон к Жильберу, старавшемуся идти обычным шагом. – Скажи, какому случаю ты обязан тем, что оказался в Париже, вместо того чтобы охранять Таверне?
Жильбер еще раз поклонился Андре и барону.
– Меня привел сюда не случай, – отвечал он, – это, ваше сиятельство, проявление моей воли.
– То есть, как – твоей воли, негодяй? Да разве у тебя может быть воля?
– Отчего же нет? Каждый свободный человек вправе ее иметь.
– Каждый свободный человек! Вот как? Так ты считаешь себя свободным, бездельник?
– Разумеется, потому что я не связан никакими обязательствами.
– Клянусь честью, это ничтожество вздумало шутить! – вскричал барон де Таверне, озадаченный самоуверенным тоном Жильбера. – Как? Ты в Париже? Как же ты сюда добрался, хотел бы я знать? И на какие деньги, скажи на милость?
– Пешком, – коротко отвечал Жильбер.
– Пешком? – переспросила Андре с оттенком жалости.
– Зачем же ты явился в Париж, я тебя спрашиваю? – закричал барон.
– Сначала – учиться, потом – разбогатеть.
– Учиться?
– Ну да.
– И разбогатеть? А пока что ты делаешь? Попрошайничаешь?
– Чтобы я попрошайничал!.. – высокомерно вымолвил Жильбер.
– Значит, воруешь?
– Сударь, – твердо заговорил Жильбер с выражением отчаянной гордости, заставившей мадмуазель Андре бросить внимательный взгляд на странного молодого человека, – разве я у вас когда-нибудь что-нибудь украл?
– Что же ты здесь можешь делать, дармоед?
– То же, что один гениальный человек, которому я стремлюсь подражать изо всех сил, – отвечал Жильбер, – я переписываю ноты.
Андре повернула голову.
– Переписываете ноты? – переспросила она.
– Да, мадмуазель.
– Так вы, стало быть, знаете нотную грамоту? – высокомерно спросила она с таким видом, будто хотела сказать: «Вы лжете».
– Я знаю ноты, и этого довольно, чтобы быть переписчиком, – отвечал Жильбер.
– Где же ты этому выучился, негодяй?
– Да, где? – с улыбкой спросила Андре.
– Господин барон, я очень люблю музыку. Мадмуазель проводила ежедневно за клавесином около двух часов, а я тайком слушал ее игру.
– Бездельник!
– Поначалу я запоминал мелодии, а так как они были записаны в руководстве, я мало-помалу, с большим трудом выучился их читать по этому руководству.
– По моему учебнику? – воскликнула в высшей степени оскорбленная Андре. – Как вы смели к нему прикасаться?
– Нет, мадмуазель, я никогда бы себе этого не позволил, – отвечал Жильбер, – он оставался открытым на клавесине то на одной странице, то на другой. Я его не трогал. Я учился читать ноты, только и всего. Не мог же я глазами испачкать страницы!
– Вот вы увидите, – прибавил барон, – сейчас этот мерзавец нам объявит, что играет на фортепиано не хуже Гайдна.
– Возможно, я и научился бы играть, – проговорил Жильбер, – если бы осмелился прикоснуться к клавишам.
Андре не удержалась и еще раз внимательно взглянула на Жильбера; его лицо было оживлено под влиянием чувства, которое невозможно было постичь умом; его можно было бы, вероятно, назвать страстным фанатизмом мученика.
Однако барон не обладал столь же спокойным и ясным умом, как его дочь. Он почувствовал, как в нем поднимается злоба при мысли, что юноша прав и что было бесчеловечно оставлять его в Таверне в обществе Маона.
Трудно бывает простить подчиненному нашу ошибку, в которой ему удалось нас убедить. Вот почему барон все более горячился по мере того, как его дочь смягчалась.
– Ах, разбойник! – вскричал он. – Ты сбежал и бродяжничаешь, а когда у тебя требуют объяснений, ты несешь околесицу вроде той, что мы сейчас слышали. Ну так я не желаю, чтобы по моей вине на пути короля попадались жулики и бродяги…
Андре попыталась жестом успокоить отца; она почувствовала, что ложь его унижает.
–..Я тебя сдам господину де Сартину, отдохнешь в Бисетре, жалкий болтун!
Жильбер отступил, надвинул шляпу и, побледнев от гнева, воскликнул:
– Да будет вам известно, господин барон, что с тех пор, как я в Париже, я нашел таких покровителей, которые вашего господина де Сартина дальше передней не пустят!
– Ах, вот что! – закричал барон. – Если тебе и удастся избежать Бисетра, то уж от кнута ты не уйдешь! Андре! Андре! Зовите брата, он где-то здесь, неподалеку.
Андре наклонилась к Жильберу и приказала:
– Бегите, господин Жильбер!
– Филипп! Филипп! – крикнул старик.
– Бегите! – повторила Андре Жильберу, молча и неподвижно стоявшему на прежнем месте, находясь в состоянии восторженного созерцания На зов барона явился всадник. Он подъехал к дверце кареты. Это был Филипп де Таверне в форме капитана. Он весь сиял от счастья.
– Смотрите, Жильбер! – добродушно проговорил он, узнавая молодого человека. – Жильбер здесь! Здравствуй, Жильбер!.. Зачем вы меня звали, отец?
– Здравствуйте, господин Филипп, – отвечал молодой человек.
– Зачем я тебя звал? – побледнев от гнева, вскипел барон. – Возьми ножны от шпаги и гони этого негодяя!
– Что он натворил? – спросил Филипп, со все возраставшим удивлением переводя взгляд с разгневанного барона на пугающе безучастного Жильбера.
– Что он.., что он… – кипел барон. – Бей его, как собаку, Филипп!
Таверне обернулся к сестре.
– Что он сделал, Андре? Скажите, он вас оскорбил?
– Я? – вскричал Жильбер.
– Нет, Филипп, он ничего не сделал, – отвечала Андре, – отец заблуждается. Господин Жильбер больше не состоит у нас на службе, он имеет полное право находиться там, где пожелает. Отец не хочет этого понять, он его увидел здесь и рассердился.
– И это все? – спросил Филипп.
– Да, брат, и я не понимаю, чего ради господин де Таверне пришел в ярость по такому ничтожному поводу, да еще когда предмет его ярости не заслуживает даже взгляда. Посмотрите, Филипп, скоро ли мы тронемся?
Барон умолк, покоренный истинно королевским спокойствием дочери.
Жильбер опустил голову, раздавленный ее презрением. Он почувствовал, как в его сердце вспыхнула ненависть. Он предпочел бы, чтобы Филипп проткнул его шпагой, да пусть бы он до крови исхлестал его кнутом!..
Он едва не потерял сознание.
- Предыдущая
- 110/155
- Следующая