Бастард де Молеон - Дюма Александр - Страница 12

• Предыдущая
• 12/140
• Следующая

Мавр отвечал на безупречном испанском, хотя в его произношении проскальзывал тот гортанный акцент, на который Аженор уже обратил внимание, когда по дороге в Коимбру тот произнес одну-единственную фразу по-арабски, после чего его отряд ушел вперед.

– Благодарю вас, ваша милость, за то, что вы назвали мне имя и сказали о достоинствах господина рыцаря, – сказал мавр, – но случай уже представил мне благородного француза. К несчастью, чужестранец, тем более путник, который, подобно мне, принадлежит к враждебному племени, часто должен с недоверием относиться к случаю, поэтому, встретив недавно в горах сеньора Аженора, я не выказал ему той учтивости, какую обязан был проявить.

– Вот оно что! Вы уже встречались! – воскликнул Фадрике с удивлением.

– Да, сеньор, – по-французски ответил Аженор, – и признаюсь, что пренебрежение господина мавра, который не пожелал ответить на простой вопрос, заданный ему мною через моего оруженосца, как проехать в Коимбру, меня несколько задело. По ту сторону Пиренеев мы более вежливо обходимся с чужеземными гостями.

– Мессир, вы заблуждаетесь только в одном, – возразил по-испански Мотриль. – Мавры еще находятся в Испании, это правда, но они больше не чувствуют себя как дома и по эту сторону Пиренеев; исключая Гранаду, мавры сами лишь гости испанцев.

«Ну и ну! Оказывается, он по-французски понимает», – прошептал про себя Мюзарон, незаметно пробравшийся к ступеням парадного входа.

– Пусть рассеется между вами это облако недоверия… Сеньор Мотриль, друг и министр моего повелителя, короля Кастилии, надеюсь, соблаговолит милостиво отнестись к шевалье[46] де Молеону, к другу и брату королевского брата, – сказал дон Фадрике.

Мавр молча поклонился и, поскольку Мюзарон, по-прежнему раздираемый любопытством, желая узнать, что же таится в носилках, подошел к ним совсем близко, чего Мотриль, вероятно, не допускал, сошел вниз, сделав вид, будто забыл отдать какие-то распоряжения слугам, и встал между носилками и оруженосцем.

Дон Фадрике воспользовался его отсутствием, чтобы наклониться к Аженору и прошептать:

– Ты видишь в этом мавре человека, который во всем влияет на моего брата, а значит, и на меня.

– Ах, откуда такая горечь в ваших словах?! – воскликнул Аженор. – Вы знатный принц и достойный рыцарь, дон Фадрике, и не забывайте никогда, что над вами властен только Бог!

– И все-таки я еду в Севилью, – вздохнул великий магистр.

– Почему вы едете туда?

– Король дон Педро меня просит, а просьба короля дона Педро – это приказ.

Мавр, казалось, разрывался между нежеланием отойти от носилок и боязнью, что дон Фадрике успеет слишком многое рассказать французскому рыцарю. Боязнь взяла вверх, и он снова подошел к друзьям.

– Сеньор, я должен сообщить вашей милости одно известие, которое нарушит ваши планы, – сказал мавр дону Фадрике. – Мне еще придется кое-что уточнить у моего секретаря, хотя я уже почти уверен в этом. У короля дона Педро начальником стражи служит капитан Тариффа,[47] отважный воин, которому король полностью доверяет, хотя тот родился, или, вернее, предки его родились, по ту сторону пролива.[48] Поэтому я боюсь, что французский рыцарь напрасно потратит свои силы, направляясь ко двору короля дона Педро. Учитывая это, я дам ему совет оставаться в Коимбре, к тому же, как всем известно, донья Падилья не любит французов.

– Неужели это правда, сеньор Мотриль? – воскликнул дон Фадрике. – Ну что ж, тем лучше! Мой друг останется со мной.

– Я приехал не в Испанию, а в Португалию. Я приехал служить не королю дону Педро, а великому магистру дону Фадрике, – с гордостью заявил Аженор. – Я нашел ту службу, которую искал, и другой мне не надо. Вот мой сеньор!

И он изящно поклонился своему другу.

Мавр улыбнулся, обнажив ослепительные зубы.

«Ну и зубы! – подумал Мюзарон. – Он, наверное, злобно кусается».

В этот момент паж подвел Антрима, боевого коня великого магистра, и Коронеллу, мула для Мюзарона. Рассаживание произошло мгновенно: Аженор де Молеон сел на нового коня, Мюзарон взгромоздился на свежего мула; их усталых лошадей передали слугам из свиты, а дон Фадрике, которого жестом пригласил мавр, сошел по лестнице и тоже хотел было садиться на коня.

Но прекрасный пес в белой шелковой попоне, казалось, снова решил помешать этому намерению. Он встал между хозяином и его конем, с воем отталкивая дона Фадрике.

Тот пнул пса ногой и, вопреки всем ухищрениям верного пса, сел в седло и дал приказ выступать. Тогда пес, словно поняв приказ и окончательно отчаявшись, кинулся на коня и укусил его в шею.

Конь взвился на дыбы, заржав от боли, и так резко отпрыгнул в сторону, что любой всадник, менее опытный, нежели дон Фадрике, вылетел бы из седла.

– Ты что, Алан?[49] – вскричал дон Фадрике, обращаясь к псу по кличке, указывавшей на его породу. – Ты что, злобное животное, взбесился?

И он так сильно стегнул пса кожаной плеткой, что тот, сбитый с ног, откатился футов на десять.

– Надо убить его, – сказал Мотриль. Фернан искоса взглянул на мавра. Алан уселся у подножья парадной лестницы дворца, задрал голову и, разинув пасть, опять жалобно завыл.

Тогда весь народ, молча наблюдавший эту сцену, зароптал, и крик, который раньше вырвался у кого-то одного, подхватила вся толпа:

– Не уезжайте, великий магистр дон Фадрике, останьтесь с нами, великий магистр! Что вам брат, когда у вас есть ваш народ? Что вам сулит Севилья такого, чего не может дать Коимбра?

– Ваша милость, неужели я должен вернуться к королю, моему повелителю, – вскипел Мотриль, – и сказать ему, что ваш пес, ваш паж и ваш народ не желают, чтобы вы поехали в Севилью?

– Нет, сеньор Мотриль, мы едем, – ответил дон Фадрике. – В дорогу, друзья мои!

Прощаясь, он помахал народу рукой и поехал во главе кавалькады, перед которой безмолвно расступалась толпа. Позолоченные решетчатые ворота алькасара, которые заскрипели, словно ржавые дверцы заброшенного склепа, закрыли.

Пес сидел на лестнице до тех пор, пока мог видеть хозяина и надеяться, что тот передумает и вернется, но, потеряв эту надежду, когда дон Фадрике скрылся за поворотом улицы, ведущей к Севильским воротам, бросился вдогонку и в несколько огромных прыжков нагнал его; Алан, не сумев помешать хозяину пойти навстречу опасности, стремился хотя бы разделить с ним эту опасность.

Через десять минут кавалькада выбралась из Коимбры и устремилась по той же дороге, по которой утром прибыли мавр Мотриль и Аженор де Молеон.

Отряд великого магистра состоял из тридцати восьми человек, включая франкского рыцаря и его оруженосца, но не считая мавра с его дюжиной стражников, пажами и слугами; вьючные мулы тащили богатую, разнообразную поклажу: ведь еще за неделю до приезда Мотриля дону Фадрике сообщили, что брат вызывает его в Севилью. Дон Фадрике тут же отдал приказ выступать, надеясь, что мавр будет слишком утомленным, чтобы ехать с ним, и останется в Коимбре. Но, видимо, усталость была неведома этим сынам пустыни и их коням, и казалось, что кони эти были потомками тех кобылиц, которых, как писал Вергилий,[50] оплодотворял ветер.

В день они проехали десять льё, а с наступлением сумерек разбили лагерь на склоне гор, с краю которых высился Помбал.

Во время этого первого перехода мавр не спускал глаз с обоих друзей. Сначала под предлогом, что желает принести извинения французскому рыцарю, а потом как бы стремясь искупить былую неучтивость истинной вежливостью, он отъезжал от Аженора лишь на несколько минут, необходимых ему для того, чтобы переговорить с охраной носилок. Но, сколь бы короткими ни были эти отлучки, на которые его тянуло какое-то неодолимое чувство, Аженор все-таки успел спросить великого магистра:

• Предыдущая
• 12/140
• Следующая