Целитель, или Любовь с первого вдоха (СИ) - Билык Диана - Страница 41

— Разве ты можешь сказать точно, что будет завтра? — прерываю монолог.

— Нет, но я уверена в себе, а в тебе, — оборачивается через плечо, и на ее глазах сверкают злые слезы, — нет.

— То есть, ты заранее ставишь на мне крест?

— Ты большой мальчик, с опытом и багажом отношений за плечами. Разве нет? Но ни одни отношения не привели тебя к семье. Ты перелетная птица. Сейчас горишь, обещаешь много и приятно, а завтра сорвешься с провода в поисках новых приключений и другого тепла.

Приходится увести взгляд. Она права.

— Вот и ответ, — судорожно шепчет. — Ты привык всего добиваться легко. Да потому что, какая нормальная женщина откажет такому, как ты…

Встаю. Резко.

Поступаю к ней со спины и тихо, но очень жестко, спрашиваю:

— Какому?

Она шумно вдыхает, понимая, что я оказался рядом. Жар кожи толкается навстречу, руки покалывает желание обнять ее, прижать к себе, но я не смею. Чувствую, что это лишнее.

— Идеальному, — Арина поворачивается, локоны волос хлопают по моему плечу. — Слишком хорошему, что не верится. Страшно, ведь то, что сейчас кажется сказкой, превратится в будущем в ужас. Вот чего я боюсь.

— Я дам тебе время, Ласточка, — понимаю, почему она не доверяет. И хоть больно признавать, но сам этого опасаюсь.

Что в какой-то день проснусь и пойму, что выбрал не ту кровать, не ту женщину. Что моя безумная страсть сорвется с цепи. Что не смогу совладать с физиологией.

Осматриваю бледное лицо девушки, жадно впитывая каждую черту, морщинку, родинку, а потом отступаю. Шаг, еще и еще. Глядя, как расширяются серые глаза от удивления, выхожу из комнаты, хотя до безумия хочу быть рядом с ней.

Я болен — это нельзя взять и отменить. Болен серьезно и неизлечимо. Обещать верность — заведомо обманывать.

Дети затихают, когда я появляюсь в гостиной.

— Маме уже лучше, скоро поедем домой, — проговариваю на автомате, чтобы хоть как-то себя встряхнуть.

— У нас нет дома, — грубо отрезает Миша, но тут же тушуется. — И никогда не было.

— Значит, будет, — хочется притопнуть ногой, чтобы прекратить эту апатию. Дети тоже смотрят на меня, как на что-то временное, особенно пацан, они не верят, что им могут помогать на постоянной основе. Отец явно этого не делал, Арина все тащила сама, а родных, судя по всему, у нее больше нет.

До аптеки дохожу за несколько минут, столько же трачу на покупку, но возвращаться не спешу — иду медленно, продумывая каждое слово, что Ласточке хочу сказать.

— По тонкому льду ходишь. Упустишь свою ласточку, не вернешь никогда, — у двери отеля меня поджидает невысокая тень. Голос знакомый, скрипучий и сокрушающий. — Одумайся! — будто кулаком в лоб.

Чтобы разглядеть лицо старушки, мне приходится податься ближе и наклониться, но в лицо влетает, с потоком холодного ветра, ворох снежинок и песка. И пока отмахиваюсь, отплевываюсь, бабулька исчезает.

Сбежала, зараза. Так похожа на ту, что встретилась в подъезде, но я не уверен.

Теперь я точно знаю, о какой Ласточке речь, но за что прощение просить я буду? О чем бабулька говорила в прошлый раз? А еще меня тревожит вот что: не та ли это провидица, что преследовала Генри?

Я ведь и не собирался предавать Арину, потому что хочу изменить себя, сломать физиологию, научиться ждать свою женщину и быть верным. Что же мешает? Предательское предчувствие, что не справлюсь…

Ласточка. Ранее

Все-таки позволяю ему себя провести. Не знаю его имени, кто он, чем дышит и чем увлекается, но позволяю на пороге дома притронуться к моим губам.

Нежно, настойчиво и особенно.

А когда задыхаясь, вбегаю в комнату, еще долго не могу уснуть, прячусь под подушкой, чтобы хозяйка не услышала моих радостных визгов и не проснулась.

Он ведь такой… такой необычный. Такой ласковый и внимательный. Такой… мой.

Я влюбилась. Вот так сразу и необратимо. Это понимаю по учащенному ритму сердца, по бессонной ночи, по утру, что лучом солнца забирается в постель и щекочет мои щеки, пробуждая загадочную улыбку.

Даже Альбина Витальевна замечает, что со мной что-то не так. Поглядывает на меня, усмехается, но все-таки останавливает, когда я, забыв все на свете и даже голову, спешу на работу.

— Весна ты моя, что случилось?

— Все в порядке, — застегивая босоножки, прячу счастливую улыбку, но женщина все равно переспрашивает.

— Точно? Ты никуда не встряла, душа моя?

— Надеюсь, что нет, — выпрямляюсь и хотя хозяйка по факту чужой человек, бросаюсь ее обнять.

— Слушай, он точно того стоит? — она отводит меня от себя за плечи, разглядывает, а я любуюсь ее светлым лицом, паутинкой морщин и нахожу небольшое сходство с мамой. За этот месяц женщина была роднее всех на свете, потому и ожили такие ассоциации.

— Не знаю, — смущаюсь. Как она так быстро догадалась? — Но хочется, чтобы тот самый.

— Это лишь время проверит, моя хорошая, а пока… — она убирает мои непослушные прядки за ухо, — не спеши.

— Не буду. Обещаю.

Но вечером, когда чернявый Айболит забирает меня после работы, я все напрочь забываю. Есть только его руки, его дыхание, его голос…

Я даже не сразу понимаю, как мы оказываемся в общежитии, одни в комнате. Здесь уютно, две кровати под стеной, посередине письменный стол, шкаф и широкое окно с видом на южный город.

Я не могу противиться, у меня даже не возникает таких мыслей. Отдаюсь полностью его власти. Ласке, нежности и настойчивости.

Все происходит так быстро, что я не успеваю сказать, что он первый. Один рывок — и понимаю, что этот незнакомый парень ближе всех в этом мире, этот взгляд, наполненный искренней синевой, останется в моем сердце навсегда.

Страсть была безмолвной, жадной, ненасытной. Мы не успевали даже толком пообщаться. Работали каждый день и встречались вечерами, а по ночам я писала любовные истории и мечтала когда-нибудь опубликовать их. И так, в счастье и радости, пролетают две недели. А в пятнадцатый день нашего знакомства случается то, что переворачивает наши жизни вверх дном.

Меня находит отец.

Чудом замечаю из окна знакомое авто и Егора, охранника, что подпирает капот ягодицами. На улице дождь льет, словно небо порвалось. Сбегаю через черный ход и, прихватив документы с ноутом и не предупредив даже хозяйку, уезжаю из города. Меня накрывает такой животный страх, что не могу себя сдержать. Плачу у окна маршрутки вместе с ливнем, потому что вынуждена отказаться от такого близкого и внезапного счастья, бросить любовь, забыть о чувствах, что вспыхнули в груди. Я не смею втягивать моего темноволосого Целителя в разборки сильных мира сего. Папа уберет его, простого врача, с дороги, только чтобы выгодно выдать меня замуж. Мне ли не знать, на что отец способен ради достижения своей цели.

Остановившись в одном провинциальном городке, устраиваюсь мойщицей посуды в кафешке и снимаю кровать в хостеле. Кажется, что снова начинаю жить заново. Словно учусь ходить и дышать. Потому что эта жизнь, без моего любимого незнакомца — скудная и черно-белая. Хочу знать его настоящее имя, хочу слышать его голос, хочу назад, в его объятия и руки.

Но нельзя.

Выдерживаю с трудом несколько недель, хотя мне кажется, что проходит вечность, и однажды вечером решаюсь все-таки восстать против всех, только чтобы быть счастливой.

Возвращаюсь.

Набравшись смелости и решимости преодолеть любые преграды, только бы с ним быть. С целителем моей души.

Бегу по коридору общежития, чтобы обнять любимого, посмотреть в глаза, признаться во всем, укрыться на его сильных плечах от невзгод.

Но осколки счастья больно врезаются в сердце, когда открываю дверь комнаты.

Мой черноволосый врач в объятиях другой. Они в откровенной позе, сплелись, сталкиваются телами так порочно, что я теряюсь в пространстве и времени. Все сразу становится ясно, как будто прозрела.

Меня кто-то утаскивает в сторону, дверь хлопает, слышу в отдалении голос, который когда-то любила, а теперь ненавижу. Зажимая рукой рот, стараюсь не кричать и не плакать.