Целитель, или Любовь с первого вдоха (СИ) - Билык Диана - Страница 24

— Понял, — прошептал. — А куда ключ потом?

— Отдадите соседке напротив — она наша хозяйка. Я, как со школы приду, заберу его.

— Договорились.

Из комнаты выглянула сонная Юла. Заметив меня, девчушка бросилась обниматься. Я даже раздеться не успел, только пуговку на пальто и расстегнул, но успел поймать ее и завернуть крошку в свои объятия.

— Малая, быстро одевайся, — шикнул на сестру Миша. — Опоздаем же. Ты рюкзак сложила?

— Осьтань!

Юла отмахнулась от Миши, недовольно отстранилась от меня, заглянула в глаза, потянулась на носочках, а мне пришлось наклониться, чтобы подставить щеку для теплого поцелуя. После не удержался и потрепал ее румяную щечку в ответ, щелкнул по носику.

— Ты поцему не плиходил? — захлопала ресничками девочка. — Я скуцяла, — и обняла меня снова, словно родная.

— Я не мог, прости, зайка, — тогда жутко растерялся и не ожидал такой нежности от малышки — все-таки я — незнакомый дядька, но у детей явный дефицит общения и мужского внимания.

— Юляшка, ну же… не приставай к дяде, — не успокаивался Миша. Он потащил сестру за руку, и ей пришлось отстраниться. — Пять минут на сборы.

— У меня все готово! — малышка недовольно топнула ножкой. Кот, что выглянул из комнаты и зыркнул меня, тут же исчез. — Я, видис, дазе салафан надела, — и девочка растянула пальчиками темную юбочку, что изрядно закашлатилась и затерлась.

— А кофта где? А колготы? — уточнил брат, сложив крестом руки на груди. — Там дубак жуткий, мороз сегодня. Замерзнешь и опять заболеешь!

В этой позе он выглядел старше своих лет и даже чем-то меня напоминал в детстве. Такой же тощий, вытянутый, с лохматой темной шевелюрой и челкой, что вечно падала на глаза.

Воспоминания утра проносятся перед глазами вихрями. Толчками. С тяжестью оседая в груди.

Туже стягивая кожу руля, мечусь между порывом побежать за упрямой Ариной, что вывалила мои покупки на капот, и желанием газануть по педали, уехав отсюда навсегда. Натурально топну в этой жажде, как наркоман, брежу, трясусь от желания испить, вкусить недоступную женщину.

Когда возился на кухне с разводным ключом, сдерживал себя, как мог, чтобы не забраться к Ласточке под одеяло и разбудить лаской. Наверное, из-за этого и стукнул по трубе слишком сильно. Я тот еще сантехник — азы знаю, но опыта… маловато, откровенно говоря. Но вроде вышло подтянуть гайку, и течь прекратилась. Если бы так легко можно было зажать мое либидо, чтобы я мог жить нормально. Хотя бы понять, как это — нормально!

И взгляд. И голос. И ее взъерошенный вид. И тонкие ножки, что выглянули из-под растянутой футболки. И меня снова подбросило вверх, кровь закипела, а дыхание сбилось.

И не верь в волшебство. Ей ничего не нужно делать — только пальцем поманить — я сделаю все ради нее, но она, не изменяя своей природе, отмахнулась.

Я чувствовал, как незримая ниточка натянулась между нами, словно попыталась связать, алая-алая, как брусничный сок, а потом резко порвалась. Ушел, потому что осознал всю глупость своего поведения. Я, блядь, как больной последние дни — нужно это прекращать. Знать бы, как, но быть с ней рядом — точно не выход.

Но когда Арина выбежала на улицу и вывернула на капот мои покупки, я взорвался.

Кажется, оставляю машину открытой, бросаюсь в подъезд, чтобы высказать ей все как на духу, но возле квартиры невольно становлюсь свидетелем неприятного разговора.

Женщина невысокого роста в халате из цветастого бархата стоит ко мне спиной и, как краб, вцепившись в руку Ласточки, отчитывает ее, словно малолетку:

— Совсем, дура, не соображаешь? Я тебя пустила за копейки, а ты решила мне подгадить?

— Не понимаю, — отшатывается девушка и ее испуганный взгляд летит в мою сторону. — Елена Васильевна, что случилось? — ее голос меняется до пронзительно холодного, спина натягивается, словно в нее вставили прут.

— Ты залила соседей! — кажется, баба сейчас набросится на Арину, чтобы поколотить.

Успеваю схватить агрессивную коротышку за воротник и, немного оттянув назад, встаю рядом, на возмущения старушки не обращая внимания.

— Спокойно, — показываю обеим женщинам раскрытые ладони. — Без драки, пожалуйста.

— Я вам два месяца назад говорила, что кран течет, и его нужно ремонтировать, — чувствуя поддержку, объясняется Арина.

— Так чего не поменяла? — тон женщина все-таки меняет, поглядывает на меня искоса и поправляет воротник. — А это еще, кто? — кивает в мою сторону. — Хахаль? Мы же договаривались, что ты никого не водишь. Ты говорила, что мужика у тебя нет и не будет.

О, как. Мужика нет, значит? Чего и требовалось доказать. Арина замечает мою изогнутую бровь, но тут же хмуро отворачивается и набирает воздуха, чтобы оправдаться, а я перебиваю:

— Я — частный лечащий врач Ласточкиных — Аверин Давид Рустамович, — и немного склоняю голову набок, чтобы проследить реакцию девушки и дамочки в халате.

— Да тебя разве что не с выставки толстосумов выгнали, — щурится эта маразматичка, — красавчик в дорогом пальто, а у нее, — переводит лисий взгляд на застывшую от шока Арину, — нет ни шиша, чтобы оплатить услуги подобного, — ехидно кривится, — врача. Я ее пустила по доброте душевной, чтобы спиногрызам помочь, не выбрасывать же на улицу? Кстати, — таращится на сконфуженную Ласточку, — ты мне денежку приготовила?

Арина, хлопнув взмокшими ресницами, поджимает губы и слабо качает «нет», краснея и заламывая руки.

— Ты последние полгода постоянно задерживаешь, — елейный голос бабки липнет и вызывает тошноту. — Надо что-то делать. На работу, что ли, пойди. Не годится детвору без харчей и крова оставлять. Да и мне придется других людей в квартиру пустить, если ты продолжишь так платить.

Ласточка, посапывая, долго молчит, прячет от меня взгляд и очень тихо говорит хозяйке квартиры:

— Я через неделю заплачу. Подождите немного, пожалуйста, — подается вперед, к бабке, но та отмахивается крючковатыми пальцами с шикарным маникюром. Меня аж перекашивает от этого зрелища.

— А за ремонт Савельевых, кто будет платить? Там вот-такенное пятно на весь потолок! — и баба театрально показывает размеры катастрофы.

Вжав голову в плечи, Арина шепчет:

— Я оплачу.

— Что? — это уже я не выдерживаю.

— Давид, — Ласточка запинается, смотрит в мои глаза с мольбой, — Рустамович, подождите в квартире, — и открывает дверь, чтобы меня пропустить. Руки ее дрожат, зубы цокают. Унижение дается ей очень болезненно, но я не собираюсь сходить с места. Достаю бумажник и, отсчитав несколько крупных купюр, протягиваю хозяйке квартиры.

— Этого хватит покрыть ремонт и заплатить за пару месяцев жилья?

Бабка трогает некрасивыми пальцами бумажки, словно не верит, что они настоящие.

— Ладно. Живи, — кивает мне и Арине. — Хороший у тебя врач, толковый. Но хахалей не води, замечу — выгоню!

Деньги исчезают в кармане растянутого халата, а хозяйка за дверью соседней квартиры, оставляя нас в полумраке подъезда.

Арина отмирает, стискивает губы, жестко обескровливая их.

— Ты решил, что мало личного унижения, да? Решил перед другими выставить меня пустышкой…

— Почему ты любую помощь воспринимаешь так, будто удар под дых? Я ведь ничего не требую взамен, Арина.

Она приближается, привстает на носочки, почти касается губами моих губ, но на красивом лице читается выражение настоящей ненависти.

— Правда? Совсем ничего не требуешь взамен? — мокрые волосы обрисовали щеки тонкими завитушками, в серебре радужек и расширенных зрачках вытягивается мое отражение.

— Ласточка…

— Уходи… Давид. Умоляю. Если ты по-хорошему не понимаешь, мне придется… — собирается отступить, но я перехватываю ее локти и тяну на себя, с трудом удерживаясь от поцелуя. На губах словно перец чили — покалывает, жжет, горит.

— Что? Сбежать? Деньги вернуть? Полицию вызвать? Что ты сделаешь? — мое состояние взрывоопасное, держусь на тонком мосточке над пропастью.

— Как же я тебя ненавижу… — отвечает искренне, подрагивая в моих руках.