Черное пламя Раграна 2 (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 10

Шум не стихает даже после того, как мы скрываемся за кулисами.

— Ну ты даешь, — Пейт сияет. — Мы, кажется, выдали просто какое-то альтернативное искусство…

Осекается, заметив ЛэЛэ:

— Ну, я пошел.

— Риам Этроу!

Я ловлю напряженный взгляд вальцгарда, опускаю свой… Черный узор уже больше красный, сейчас он выглядит не как морозный, а как собирающаяся прорваться через толщу земных пород магма. Прорваться и огненными брызгами оплавить вокруг все и вся.

Да чтоб меня!

Нет, чтоб его!!! Вайдхэна, который мне все это устроил!

— Риам Этроу, срочно в машину!

Срочно?

— Мне надо переодеться, — говорю я, и понимаю, что переодеться не получится: пламя полыхает так, что мне становится дурно. Мой узор больше не напоминает узор, он напоминает что-то живое, живущее своей отдельной жизнью независимо от меня на моей руке.

Поэтому я позволяю ЛэЛэ накинуть на меня пиджак, скрывая это файер-шоу, и бегу вместе с сопровождением по коридорам, очень-очень быстро. Даже замерзнуть на парковке не успеваю, потому что у меня ощущение, что я сама — ходячий факел, и, оказавшись во флайсе, слегка очешуеваю, потому что там уже сидит этот Бездарн! Вайдхэн!

— Руку дай, — говорит он, хотя мог бы и не говорить — потому что едва его пальцы касаются моих, в меня ударяет током. Напряжение по ощущениям такое, что я давно бы была мертва, если бы не странный узор, защищающий меня от его силы. Или…

Что «или» я не успеваю додумать, Вайдхэн рывком притягивает меня к себе и впивается поцелуем в губы. Таким же яростным, как бушующая во мне сила, пропитавшая меня, как у хорошего кондитера бисквитные коржи крем. От чувств, ощущений, раскрывающего мои губы его жесткого рта я прямо-таки плавлюсь и нисколько не удивляюсь, когда по салону начинает клубиться дымок.

Вайдхэн отрывается от меня только чтобы коснуться коммуникатора сказать:

— Наверх. Быстро. Плевать мне на технику безопасности моего передвижения. Это приказ.

И флайс стремительно взлетает в воздух. Даже без набившихся внутрь вальцгардов.

— Что ты устроила на сцене? — рычит он.

— Что я устроила?! Это ты приволок свою риам Не-помню-как-вас-там-слишком-много-имен.

Он неожиданно улыбается, и уголки его глаз собирают лучики морщин.

— Ревнуешь, Аврора?

— Делать мне больше нечего! Я тут горю.

— Горишь, конечно. Потому что устроила непонятно что.

Я прищуриваюсь.

— То есть тебе можно, а мне нельзя?

— Мне можно, потому что я контролирую свое пламя.

— Ну вот и контролируй дальше! — Я пытаюсь вырваться, но он меня не отпускает.

— Куда? Сумасшедшая женщина!

Я не сумасшедшая женщина! Я женщина-факел. Супергероиня практически.

— Я пришел с Алерой исключительно потому, что ты не отказалась выступать, иначе бы мы пошли в другое место. Мне надо быть рядом с тобой и с твоей силой.

В другое место с Алерой, как мило!

— Мне все равно! — говорю я. — Прекрати это и верни меня к Лару!

— Нет, Аврора. Тебе не все равно. Мне не все равно. Я твоего танцора чуть за ноги над сценой не подвесил, когда ты к нему липла.

От такой откровенности мне только и остается, что моргать, а он снова подается ко мне, накрывает губы своими. И жар, взметнувшись внутри меня, уходит в него. Возвращается ко мне. Снова течет к нему. Это было бы похоже на игру в мячик, если бы не было так похоже на что-то другое, потому что каждая такая волна, прокатываясь сквозь меня, воспламеняет каждую клеточку моего тела.

Отзывается в самом низу живота.

Сжигает весь стыд, все «нельзя», все, что стоит между нами.

— Хва-а-а-тит, — выдыхаю я, пытаясь зацепиться за остатки ускользающего разума. Но разум, кажется, уже ускользнул, потому что остаемся только мы: только я и он, и наше совершенно иррациональное драконическое притяжение. И пламя. Из-за которого меня обжигает холодом, когда дверца флайса идет ввысь уже на парковке, а после опаляет черными языками, искрящими алым. Лижущими мою руку, хотя по ощущениям — сердце и меня всю.

— Жарко, — хрипло шепчу потрескавшимися, как от температуры, губами.

— Знаю, Аврора. Все будет хорошо. Потерпи.

М-м-м-м…

— А долго? Терпеть? — интересуюсь я, облизнув губы.

И вскрикиваю, потому что под горящей кожей покрывало кажется просто ледяным. А его руки, скользящие по моему телу — невыносимо, болезненно-чувствительно раскаленными.

— Э-э-эй… — пытаюсь перехватить его ладони, потому что он бессовестно меня раздевает. Хотя еще никогда ни один мужчина не снимал с меня балетную пачку. Сказать ему, что ли, об этом? Губы сами собой растягиваются в улыбке.

— Ты будешь первым, — говорю я.

Его лицо надо видеть! Он даже на миг задерживает руки на моих бедрах, а я не выдерживаю и хихикаю. Странно, что у меня из ноздрей дым не идет от жара, но даже это кажется мне смешным.

— Первым, кто с меня снимает балетную пачку, — поясняю я, и Вайдхэн приходит в себя. Надо бы его было сфотографировать, какой контент! Нет, я никому бы не показала, но сама бы любовалась долгими вечерами. Хотя любоваться можно и сейчас, я тянусь ладонью к его напряженному лицу и касаюсь кончиками пальцев скулы. Повторяю широкие надбровные дуги.

Он снова на миг замирает, а потом…

— Аврора, приподнимись, — сердито говорит он. — Помоги мне тебя раздеть.

— Мужчина, вы знаете, как это звучит?

— Я знаю, что ты сейчас сгоришь! — У него кончается терпение и наряд, который является собственностью Грин Лодж, с треском прощается с жизнью. Вот она, сила иртхана в действии! Такое разорвать еще надо уметь, а вот сам он раздевается быстро, практически как сотрудник службы чрезвычайного реагирования. В следующий миг меня подтягивают к себе так плотно, что я перестаю ощущать свое тело, и его, мы как будто сплавляемся.

И это не фигура речи!

Сквозь мою спину в его грудь рвется пламя, сквозь него оно рвется в меня, но прохладнее не становится, наоборот — становится все горячее, горячее и горячее. Хотя чему я, в общем-то, удивляюсь? У меня тут сзади иртханопечь с иртханополенцем… ой, тьфу, Аврора! Какая ты пошлая.

Руки на моей груди — он обхватывает меня всем телом — напрягаются, а после Вайдхэн резко разворачивает меня к себе. Вглядывается в мое лицо, изумленно и резко произносит:

— Не помогает. — Как будто видит то, чего не вижу я.

А я уже почти ничего не вижу, перед глазами только черное пламя и алые всполохи, и где-то в них возникает его лицо.

— Что — не помогает? — интересуюсь я. — Скорая голая помощь?

— Аврора! — Он резко подтягивает меня к себе, а потом снова впивается губами в губы. Вот так и становится легче, только так и становится, когда он вдыхает бушующее во мне пламя, когда скользит губами по горящему рту. И когда его ладонь ложится мне между лопаток, я вжимаюсь в него сильнее.

Мир стягивается в одну черную точку, потом раскрывается. Плавящейся радужкой его темных глаз. Такое единство кажется мне правильным, вот именно такое и только такое — когда объединяющая нас огненная река берет истоки в нем и впадает в меня. Поэтому я и вцепляюсь пальцами в его плечи, когда приподнимаюсь, а после опускаюсь на него. Отражаясь в этих раскрывшихся до предела зрачках, как в зеркале.

Мне еще никогда не было так хорошо, как сейчас!

В эту минуту, когда я становлюсь единым целым с ним, а пламя беснуется в нас, но больше не обжигает.

— Поцелуй меня, — хрипло говорит он, и я подчиняюсь.

А потом подаюсь вверх, и — осторожно вниз. Так, на мгновение, я еще успеваю уловить краткие ощущения нашего совместного помешательства, и меня захлестывает мощью силы.

Пламя.

Близость.

Сбивающееся дыхание.

Его руки на моих бедрах.

Мы отрываемся друг от друга, только чтобы сделать вдох, а черный костер, в котором от нас не должно было остаться даже пепла, сейчас согревает, ласкает, языки стелются по коже, добавляя диких чувственных ощущений.

Как такое возможно?

Мне все равно.