Сын на отца (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 36

А оно мне надо?!

Дешевого железа много в недрах, оно ведь под ногами — Курск, Мариуполь, Керчь, Магнитогорск — зря, что ли эти города ставили?

И каменный уголь на Донбассе, причем коксуется значительная часть — и плевать, что с Крымским ханством воевать придется. Дешевое железо и чернозем — вот что важно для будущего России.

Купечество и нарождающуюся буржуазию нужно в жесткие тиски закона загнать, обуздать рвачество. Буду думать, как это все правильно сделать — по подписным листам на борьбу с Петром я полмиллиона рублей уже получил. Да церковь еще столько же отдала, пусть золотом и серебром, которые в монеты переправлять нужно.

Деньги еще нужны, нехватка их зело ощущается. Разменного серебра не хватает, медные копейки и полушки берут, но их нельзя чеканить до бесконечности. Драгоценные металлы лет через пять пойдут, и то мелкими партиями. А большие дела плохо делаются с малыми деньгами. Есть ли возможность эрзац сделать, да такой, чтобы доверием пользовался?

Блин горелый, куда меня понесло?!

Тут скоро война начнется, да такая, что Россия содрогнется. Победит Петр, то в учебниках напишут — «прогрессивный царь сломил реакционных бояр во главе с предателем и отцеубийцей царевичем Алексеем, которых поддержало костное духовенство, что не желали перемен в России и тянули ее в болото прошлого. Но воссиял яркий свет истины, правды и добродетели, который излучала мощная фигура императора Петра Великого, что с легкостью и при полной поддержке народа сломил всех противников русской земли, раздавив их своей гениальностью!»

Вот как напишут — «умри, Денис, лучше не скажешь»!

Так, а ведь в этом и есть его погибель. Ты хотел, «папенька» крестьян «облагодетельствовать», но так получишь от них достойный ответ. Причем скоро — думаю, сильно удивишься!»

Алексей отвлекся от службы, покосился в левую сторону, на женскую половину — молодая царица истово крестилась. Он сам уже поступал так на автомате — служба запомнилась накрепко в памяти, ему даже не нужно было поглядывать в окно и следить за временем. И сейчас он пошел к настоятелю Успенского Собора, что являлся по традиции царским духовником — целовать крест, и отправляться вершить земные дела…

— Господа генералы. Я пригласил вас на Военный Совет, ибо само слово консилия, иноземное по названию, не совсем подходит. Что мы нищие какие, что русских слов найти не можем?!

Алексей обвел взглядом собравшихся за большим столом военачальников, главным из которых был фельдмаршал граф Шереметьев — старик сидел справой стороны от него, хмурился, сводя брови.

По левую руку от Алексея восседал генерал-майор князь Волконский Григорий Семенович, сорока семи лет от роду, с отличным послужным списком. Фельдмаршал заверил, что лучшего командующего кавалерией найти просто сложно — сражался в ряде победных баталий под его началом в Прибалтике, затем командовал бригадой при Калише. В сражении при Лесной захватил королевский обоз и поставил армию шведского короля на Украине в бедственное положение. В Полтавской баталии командовал шестью драгунскими полками, гнал бежавших шведов до Переволочны, где заставил их капитулировать — но так и остался в своем скромном чине, потому что начальником над ним был Меншиков, что без стеснения приписал себе его заслуги. А в прошлом году вообще выперли со службы в отставку — надобность миновала. Еще бы — Рюрикович, бывший стольник царевны Софьи и выдвиженец опального князя Василия Васильевича Голицына в глазах царя Петра был зело подозрителен.

За ним сидел бригадир князь Гагарин Богдан Иванович, лет сорока пяти, тоже вышибленный в отставку. Напротив него, рядом с Шереметевым, генерал-майор князь Александр Григорьевич Волконский, совсем недавно командовавший дивизией на Украине. И вот смех — за ним за отдельным столиком строчил пером его полный тезка, но сын старшего Волконского. В скромном чине капитан-поручика Новгородского драгунского полка, многолетнего адъютанта Бориса Петровича, 27-ми лет от роду, отличившегося в целом ряде сражений, но так оставшегося в своем невысоком чине и не получившего продвижения по службе.

Дальше сидели представители инфантерии — первым генерал-поручик Федор Николаевич Балк, единственный из немцев, и то «русский», родившийся и выросший в немецкой слободе в Кукуе. Ему можно было доверять — Петр отрешил его от должности до начала мятежа, только повеление немного запоздало. Его младший брат Николай, генерал-майор, прикрывал войсками направление от Твери, где с прибытием туда царя Петра стали происходить страшные расправы, в которые поверить было трудно. Балкам можно доверять — старший сын капитан Павел, месяц назад вышвырнут вместе с матерью из Петербурга, там по протекции став придворным у царицы. Могли бы и кнутом выдрать на прощание по царскому приказу, как матушку, что еще в 1706 году первый раз отведала сего «угощения» по делу Анны Монс, бывшей любовницы и фаворитки царя Петра.

Сидевший вторым генерал-майор Савва Васильевич Айгустов был героем Полтавы — именно его Белгородский полк яростно оборонял редуты. И царь отметил единственного русского командира полка, присвоим ему генеральский чин. Но спустя три года был лишен и генеральства, и выслуги, содержался под караулом, бит батогами — протестуя против засилья иностранцев в русской армии, которые занимали в ней почти все командные должности, имея двойные оклады, будучи крепко пьяным, уехал из армии в Москву, где был пойман. И сейчас Алексей возвратил его на службу с прежним чином — в преданности генерала он теперь не сомневался.

Первый (вторым стал Меншиков) на всю армию русский фельдмаршал, генерал-поручик, четыре генерал-майора и бригадир — вот и весь высший командный состав, что был сейчас под рукою. И взять иной просто неоткуда — все начальственные места в армии царя Петра Алексеевича занимали исключительно иностранцы. Разумный подход, что и говорить — реформы иноземцы приветствовали, русских они презирали, и двойным окладом подкуплены — переворотов можно не бояться.

А вот представителей старого служилого дворянства, тем более аристократии, к высшим командным должностям Петр Алексеевич старался не допускать — исключения представляли князья Аникита Репнин и Михайло Голицын. И отнюдь не потому, что русские были тупы, косны или плохо знали военное дело — наемники надежнее и послушнее. Та же картина с командирами пехотных и драгунских полков — на три четверти иностранцы, проход наверх русским был надежно перекрыт, нужно было проявить совсем уж запредельную храбрость и воинское умение.

Зато старшего и среднего комсостава вполне хватало — особенно ротных командиров. Но было с два десятка батальонных и эскадронных, подполковники да майоры, из тех дворянских родов, что были связаны кровными узами с мятежниками. Так что офицерский состав имелся, вполне опытный и знающий, только раньше не получавший продвижения по службе, но зато сейчас получивший возможность сквитаться с иноземцами, что окружали царя Петра со всех сторон, с его преклонением перед «Западом», и теми порядками, что он искусственно прививал на русской земле.

И этой неприязнью Алексей и воспользовался, когда писал свои манифесты. И теперь старинная русская знать, князья-рюриковичи, и служилое дворянство, тем более московские «жильцы», жаждали свести счеты с царем, которого искренне недолюбливали, а многие ненавидели, только до поры до времени скрывали свое истинное отношение.

А сейчас как прорвало!

Зато Приказы и большинство воевод было на его стороне — в губерниях происходили перевороты. Вот тут иноземцы почти не встречались, управляли уездами русские дворяне — причем сторонников «старого уклада» намного больше, чем приверженцев петровских реформ. Наверное, потому царь постоянно ярился — его указы по-тихому саботировали.

— И так, господа генералы, — Алексей оставил эти чины, что отнюдь не являлись введенным Петром новшеством — еще за Чигиринские походы царь Федор Алексеевич пожаловал с десяток военачальников этими званиями, что учредил еще Алексей Михайлович.