Командировка в ад (СИ) - Казаков Дмитрий Львович - Страница 61

Шадир хмыкнул.

— Как сказал поэт рассветной школы Яхья Однорукий — «Родившийся в бурю не ищет покоя, покой для него что душевная смерть». Сейчас идет война, и война очень тяжелая. Непростая. Бриан оказались куда более серьезным противником, чем ожидали наши стратеги… А кроме того, эти клоуны проглядели наступление иранд… главных наших врагов, с которыми Гегемония сражается уже два с половиной столетия.

Да, я заглядывал вЭнциклопедию: первая Чужацкая война, вторая Чужацкая война, которая закончилась тяжелейшим поражением и потерей более двух десятков планет, третья Чужацкая война, когда вроде бы удалось вернуть утраченное, но такой ценой, что государство кайтеритов едва не истекло кровью.

Сотни миллионов жертв, невероятное количество раненых, разрушено городов и поселений больше, чем их есть на всем земном шаре, две планеты вовсе уничтожены. Развлечение «больших дядей», затеянное непонятно для чего… что, космос такой маленький, что в нем не могут уместиться две большие цивилизации?

Или дело в том, что виды на разной биологической основе всегда люто ненавидят друг друга? Кайтериты, люди, шавваны, ферини, даже бриан — мы все очень похожи, за исключением деталей, и может быть даже происходим от общих предков, а вот тиззгха уже иные, и они вызывают определенную неприязнь.

Интересно, как выглядят те же иранд… этого я у энциклопедии не спрашивал.

— Поэтому многое изменилось, в том числе и условия вербовки, — трибун сделал паузу. — Теперь срок — восемь месяцев, досрочный разрыв означает потерю всех денег, которые выплачиваются только в конце.

От возмущения я едва не задохнулся:

— Но это же… это же… несправедливо!

— Не нравится — возвращайся домой завтра! Понял? — отрезал Шадир. — О чем ты? Какая справедливость? Ты — пушечное мясо, и такими как ты Гегемония будет удобрять поля сражений столько, сколько сможет! — мне показалось, или в голосе у него на самом деле проглянуло не столько раздражение, сколько ненависть — но к кому или, может быть, к чему? — В бойню будут швырять и собственных граждан, перемалывать тысячи жизней, чтобы только победить!

Он вещал, а я сидел и думал — ведь если я найду Обруч, то мне вовсе не будут нужны эти деньги; ну разорву я контракт, ничего не получу, но зато смогу примчаться домой с предметом, способным вернуть Сашке здоровье; ну а как им пользоваться — спрошу у Энциклопедии, она все знает.

— Я согласен, — сказал я, когда трибун остановился, чтобы набрать воздуха.

— Хм, ладно… Но денег теперь дают меньше, чем раньше, хотя срок службы больше.

Все выглядело так, что Шадир хочет избавиться от меня, вернуть домой, и скорее всего, из простой симпатии — удержать подальше от Равуды и Геррата, от недружелюбных бриан и их сумасшедшего вождя, чтобы я мог просто выжить. Но вот только собственное выживание волновало меня значительно меньше, чем здоровье Сашки.

— Я согласен, — повторил я после того, как он озвучил сумму.

Что мне до этих денег, если я собираюсь убраться отсюда как только найду Обруч? Заработаю на Земле, своими руками, как привык, и пусть не так много, ну так и операции дочери больше не понадобятся.

Никогда-никогда.

Шадир закряхтел, нахмурился, я подумал, что он брякнет что-нибудь про цирк или клоунов, как обычно, но он повторил строку однорукого поэта, но на этот раз печально:

— Родившийся в бурю не ищет покоя, покой для него что душевная смерть… точно. Смотри — я не смогу убрать Равуду от тебя и тебя от Равуды — сейчас никто не будет заниматься такой ерундой, идет война. Нам не до капризов отдельных десятников и даже офицеров вроде трибунов или легатов.

Вот это было серьезно, и я заколебался: понятно, что кайтерит все так же хочет меня убить, что ненависть его не угасла; вдобавок есть еще Геррат, тоже вряд ли простивший мне то унижение, которому его подвергли на заседании трибунала… ладно хоть Лиргана мертва.

— Уезжай домой и забудь об этом цирке, — сказал трибун настойчиво. — Оно тебе надо?

Я подумал немного и кивнул.

Земная медицина не в силах помочь Сашке — это я знал наверняка, мы воспользовались всем ее арсеналом, было это дорого, тяжело, болезненно и не очень эффективно. Но оставался шанс, что с болезнью справится чудо, изготовленное для правителей далекой звездной империи.

И добыть я могу его только тут, на борту «Гнева Гегемонии».

Если же Равуда попробует этому помешать, то пусть пеняет на себя — если будет возможность, то я его прикончу. С Герратом так не выйдет, но может быть контрразведчик после допроса с мыслещупом забудет о своих подозрениях, займется настоящими предателями и саботажниками?

— Вот ведь идиот! — буркнул Шадир. — Ну ладно, я тебе обо всем предупредил.

— Но увольнительную домой дадите? Дней на десять хотя бы, а то дело такое, — попросил я. — Семью повидать, жену обнять, дочку поцеловать.

При слове «дочка» лицо трибуна потемнело — да уж, язык мой мне худший враг.

— Пять, — рыкнул он. — Вот договор! Читай внимательно, все до последней запятой! Вдруг эти сраные клоуны напихали туда таких вещей, на которые ты не пойдешь — скажем, что тело твое после смерти достается Гегемонии или что контракт автоматически продевается на пять лет… они могут.

Зашуршали подвинутые ко мне бумаги — точно такой же документ, какой я уже дважды подписывал в офисе ООО «Гегемония».

Сашка сидела у меня на коленях, Котик лежал рядом и лупил передними лапами ее шаловливую ручонку. Дочь пыталась схватить зверя за хвост, но не всерьез, а понарошку, и он все прекрасно понимал, но играл с удовольствием… черные глаза его довольно поблескивали, мех цвета кофе с молоком лоснился.

Юля что-то делала в ванной, я слышал как она напевает себе под нос, с кухни тянуло запахом тушеного мяса — сегодня я сам встал к плите и приготовил свое фирменное блюдо, на что убил два часа. О потраченном времени ничуть не жалел — все равно я в отпуске, на работу ходить не надо, чего бы не развлечься?

В общем семейная идиллия, которой осталось длиться каких-то несколько часов. Браслет-классификатор на моем запястье неумолимо отсчитывал остающееся мне на Земле время: четыре тринадцать двадцать шесть… четыре тринадцать двадцать пять… двадцать четыре…

А дальше снова казарма, война.

И я понимал, зачем туда отправляюсь — Сашка выглядела куда лучше, чем до операции, она снова смеялась, она бегала и резвилась, но все равно обычной живости четырехлетнего ребенка в ней не хватало; время от времени она замирала, точно лишившись сил, и смотрела в пустоту, а в глазах ее, светло-карих, как у матери, в такие минуты появлялась тень. В такие моменты у меня внутри все переворачивалось, а сердце мое обливалось кровью, хотелось вернуться на линкор немедленно и приступить к поискам.

Паршиво конечно, что Диррг погиб — я скучал по нему и знал, что буду скучать — только вот теперь я буду искать Сияющий Обруч для себя, точнее для Сашки.

— Папа, он царапается! — она откинулась так, что макушкой врезала мне точно в подбородок.

Не так основательно, как Равуда, но тоже ощутимо.

— А ты его тоже царапни, — посоветовал я, на что Котик отреагировал презрительным хрюканьем.

— Что у вас тут? — спросила Юля, входя в комнату.

Я поднял на нее глаза и содрогнулся от восхищения — все же она невероятная красавица, она должна сниматься в кино и украшать обложки модных буржуйских журналов. А она выбрала такого простого парня, как я, вышла за меня, родила дочь, а работает врачом в больнице.

— Развлекаемся, — ответил я.

— Я вижу, — сказала Юля.

Сашка попыталась сцапать Котика, а тот решил, что с него хватит, и спрыгнул на пол. Дочка потянулась за ним, я попытался ее схватить, и в результате мы все чуть не свалились с дивана, на котором сидели.

— Поиграй у себя, - моя жена нагнулась, поцеловала сначала меня, а потом Сашку. — Нам надо поговорить.

Я вздохнул, поскольку знал, о чем будет этот разговор.