Подари мне веру (СИ) - Анишкина Зоя - Страница 40

Он чмокнул меня в нос и усадил на стул.

— И что же натолкнуло тебя на такие мысли? Не оценила рабочий график?

Прикусила губу. Не говорить же ему, что оценила — но далеко не график. Захотела дать человеку то, что он хочет, в качестве благодарности, так сказать. Не говоря уже о том, что неизвестно, кому такая благодарность нравится больше.

— Да, не хочу работать у тебя. Я думала поступить в университет на очное, а такая должность не оставит времени на учебу.

Его прищур стал сильнее и… разочарованнее? Мне показалось, или мои слова задели его? Да ну, бред какой. Герман Освальд не может обидеться на то, что я согласилась стать его любовницей, в то время как сам предлагал и всячески подталкивал к этому.

Он приблизился ко мне и коснулся пальцами подбородка, приподнял его. Все еще голый, он вызывал во мне такую бурю эмоций, что думать было довольно сложно, а думать логично и рационально — и подавно.

— Значит, стать моей любовницей — это то, что ты хочешь? Думаешь, это единственное, на что ты способна?

А вот это уже было обидно. И что творится в его голове? Вот странный мужчина. То подавай ему любовницу, то не подавай! Я так и передумать могу, между прочим.

Отодвинулась от него и насмешливо сказала:

— Нет, в жены твои набиваюсь. Герман, я не пойму, чего ты от меня хочешь? Разве это не то, что ты предполагал изначально, забирая меня из Владивостока?

Чертовы мужчины! Никогда не имела с ними дела, и не стоило начинать. Это ж надо было из всех представителей рода мужского выбрать для первого раза именно этого! Мне жизни не хватит понять, что творится в его чокнутой голове.

Хотя какая там жизнь — надоем ему через пару недель, и все, конец сказки про сиротку и миллиардера… Долларового. При воспоминании о вчерашнем разговоре хихикнула.

— Что смешного? Тебя настолько веселит мысль, что ты можешь стать моей женой?

Нет, все. Засмеялась в голос. Вот действительно насмешил. Ну какая из меня жена? При мысли об особенностях моего организма улыбка мгновенно сошла на нет. Жена из меня плохая, неполноценная, бесплодная.

Отвернулась от него, чтобы он не заметил смену эмоций на моем лице. На глаза навернулись слезы. А он наверняка захочет детей. Много детей. Мы даже ни разу не предохранялись…

Стоп. Мы правда ни разу не предохранялись за все это время, кроме первого. Значит ли это… Резко повернулась к нему и севшим голосом спросила:

— Что ты знаешь обо мне? Что ты знаешь о состоянии моего здоровья?

Дура. Какая же я дура. Да для него ничего не стоит узнать обо мне любую мелочь, любой факт биографии. Тем более такой. Да все мои карточки и все выписки в детском доме пестрели подробностями неудачной операции.

Последствия, осложнения…. Спасали с риском для жизни. Обычная врачебная ошибка, перечеркнувшая мне столько в жизни. Нет, я не была зла на врачей — они тоже люди, они могут ошибаться. Я была зла на человека, который посмел влезть мне в душу, посмел вытряхнуть мое нутро наизнанку, играя со мной.

Он смотрел на меня опасливо, внимательно, словно ощупывая атмосферу вокруг нас. А я устала.

— Герман, к чему все это? — я обвела руками шикарную квартиру, холодильник, полный еды, шкафы с новыми шмотками. — Что ты хочешь? Игрушку? Собачку на коротком поводке, с которой можно играть, кидая ей косточки? Что тебе от меня надо?

Мужчина молчал, напрягшись. Вокруг нас даже воздух стал густым. Я внезапно почувствовала, как к горлу подкатывают рыдания. С меня хватит. Срывающимся голосом прошептала:

— Что тебе надо? Уж точно не дурацкий мифический долг: ты богат до чертиков. Теперь не хочешь видеть меня любовницей — я вижу, как ты скривился от моего согласия. А что тебе надо? Я ничего не могу тебе дать! Ничего!

— Ты можешь дать мне себя.

Я надрывно засмеялась. Он, должно быть, шутит. Плохая шутка, не смешная.

— Себя? А кто я? Бесплодная молодая женщина без образования, без работы и без четких целей в жизни. Единственное, что появилось в моей жизни хорошего, это мой отец, поэтому я…

Я осеклась и мокрыми от слез глазами посмотрела на него. И снова ответом мне был прищур. Теперь уже он встал, намотал на бедра лежащее рядом полотенце.

— Значит, ты решила мне так спасибо сказать, да? И кто тебе рассказал? Олег? Пожалела меня? Решила расплатиться телом, как в ту первую ночь?

Каждое его слово било, как хлесткая пощечина. Било больно, потому что отчасти все, что он говорил, было правдой. Но только отчасти…

— И я, значит, к хорошему не отношусь? Я для тебя лишь внезапное средство решения проблем?

Искренне возмутилась:

— Я не просила тебя их решать! Ты не спрашивал меня, надо ли мне это.

— Любому человеку надо и хочется жить лучше! — он перешел на крик.

— Но не таким образом! Мне нечем тебя благодарить за это!

— Так уж и нечем? Мы прекрасно потрахались, Вера Игоревна. Считай, что ты просто очень дорогая шлюха. Оставь себе все подарки, мне не жалко. Как ты выразилась, денег у меня действительно до чертиков.

Он широкими шагами пошел в спальню и уже через несколько минут вышел оттуда, полностью одетый. Выглядел он странно: помято и немного неопрятно.

Я стояла в проходе и прижимала к голому телу полотенце. Хотелось что-то сказать, сделать, но что? Что я могу в сравнении с ним? Бесплодная и безродная. Я не нужна ему.

Герман рывком открыл дверь, напоследок бросив на меня взгляд, полный какой-то обреченности.

— А ведь на секунду я решил, что из этого может что-то получиться.

И он хлопнул дверью, оставив меня по другую сторону. Я тихонько сползла вниз, сминая пальцами пушистое полотенце. По щекам катились слезы. Он прав. Шлюха, просто дорогая шлюха. У таких не получается ничего путного.

Я подскочила и бросилась в комнату. Отыскала свой старый рюкзак, какую-то сумку и стала собирать вещи. Мои старые вещи, которых в этой квартире было не так уж и много. По щекам лились слезы, а я стирала их рукавом любимой худи.

Все верно, все правильно. Я сама виновата. Повелась на легкую и красивую жизнь, поверила, что все может быть иначе. Не может. Я слишком давно живу, чтобы верить в сказки. Захотела стать любовницей миллиардера! Да кому я нужна! Никому, кроме себя самой. Так было всегда и так будет.

Набила сумку и выставила ее в коридор. Прижала к себе документы. В них лежал конверт с пятьюдесятью тысячами, что обманом у меня отнял матрос. В конверте была извиняющаяся записка от него.

Наверняка это тоже работа Германа. Как кстати.

На первое время хватит. Обессиленная, я плюхнулась рядом с баулами прямо на пол, обнимая колени. Все правильно. Все правильно. Только почему так больно? Почему внутри все пылает от его слов, словно каждая буква, каждый звук прожигает меня насквозь? Что это?

Утерла слезы и уже собиралась уйти, как зазвонил телефон. С ненавистью посмотрела на дорогой аппарат. Неизвестный номер, странный, словно звонили не из России.

Догадка мелькнула в голове, и, бросив вещи, я ринулась к трубке. Сняла ее и дрожащим голосом прошептала:

— Да, алло?

На том конце слышались хрипение и неполадки.

— Вера? Верочка! Это папа! Вера! Не бросай только трубку, тут связь плохая. Вера, что с тобой? Ты плачешь? Что он с тобой сделал?

От слов еще незнакомого, но уже родного человека на душе потеплело. Захотелось, чтобы он оказался рядом, близко-близко, и обнял меня.

— Ничего, папочка, ничего. Все хорошо. Я просто очень рада тебя слышать.

Я со всем справлюсь, ведь я всегда делала правильный выбор. Всегда оказывалась права, несмотря ни на что. И теперь все тоже будет хорошо. Обязательно.

— Вера Игоревна, там клиенты за пятым столиком вас требуют, вы подойдете?

Я оторвалась от конспектов и посмотрела на Родиона, нашего нового официанта. Нахмурилась.

— Родя, что-то опять не так? Им не понравилось меню?

Он растеряно пожал плечами: