Куплю твою любовь (СИ) - Лакс Айрин - Страница 49

— Даже не спросишь мнение Эда на этот счет?

— Да плевать я хотел, что он скажет! После таких выкрутасов за моей спиной он лишается права возмущаться и противиться. Если выкарабкаемся, а он будет против, я его свяжу и поколочу. Я сильнее него. Не веришь? Потрогай, — сгибает руку, демонстрируя бицепсы.

— Не буду я тебя трогать! Это чревато последствиями, потому что где-то рядом Глеб.

— И то верно. Я пойду к брату, ему нужна толковая перевязка!

Кивнув, Дитмар подходит к брату и, подхватив его, отводит к машине скорой помощи. За ними по пятам следует охрана, не выпуская из поля видимости ни на миг.

— Что хотел от тебя младший Бергер? — интересуется Адвокат, остановившись рядом со мной.

— Они были заодно со мной, — начинаю говорить.

Адвокат качает головой. Недоверчиво.

— Проверим. Лучше надень пальто, — предлагает верхнюю одежду. — Держи, не то простынешь и мне открутят голову дважды. Сначала Глеб, потом его папаша. Или наоборот. В зависимости от того, кто приковыляет к тебе первым.

— Отец Глеба тоже здесь?

— Да. Кстати, ты зря ты сняла брошь с шубки и бросила в машине, — улыбается как-то совсем невесело.

— Там был маячок? — кутаюсь в пальто.

— Был.

— Отойди от нее и забери свой вонючий шмот! — слышится приказной голос Глеба.

Он спешит ко мне, держась за трость. Ох, черт… Мне точно не поздоровится! За спиной Бекетова болтается чехол. Наверное, от винтовки. Могу поспорить, что в Максима стрелял именно Глеб — расчетливо, холодно, мстя каждым выстрелом за все, что нам пришлось пережить по его вине.

— Спасибо, — успеваю шепнуть. — Я знаю, ты старался, Лев.

— И облажался.

— Бывает. Ты все верно сказал, я слишком зеленая, чтобы лезть в пекло.

— Поговорим позднее. Верни мне пальто. Иначе Глеб его от ревности на клочки порвет, а это, между прочим, шерсть альпаки…

— Всю кашу заварил Максим. Бергеры старались как могли и помогали мне, — еще раз говорю напоследок и торопливо снимаю пальто, возвращаю Адвокату.

Потому что ко мне подобрался Глеб и алчно обнял одной рукой, пытаясь и удержать, и набросить на плечи свое пальто.

Я придерживаю ускользающую ткань своими руками и утыкаюсь Бекетову в грудь, разревевшись.

— Прости. Я виновата. Больше так не буду…

— Ох, блять. Проблема! — рычит, впившись пальцами. — Я тебя выпорю. Накажу. Возле себя закрою. Еще лучше прикую намертво, — стискивает еще крепче. — Не отпущу.

— Не отпускай! Мне было так страшно! — реву. — Я хочу быть с тобой. Только с тобой!

— Значит, так и будет, — целует глубоко-глубоко, страстно.

Кругом толпятся люди. Но Глеб целует меня, как в последний раз. Так открыто — впервые, лаская, похищая кислород, заставляя задыхаться.

— Глеб!

Он отрывается и гладит меня по щеке, снова целует, смотрит в глаза.

— Ты же не собиралась рожать прямо сейчас?

— Нет. Просто изображала, время тянула.

— Хорошая девочка. Сообразительная.

— Я научилась этому от тебя.

— Нет. Я тебя учил не лезть на рожон. Хитрить — это у тебя в крови и от воспитания Устинова. Он хорошо постарался… — оставляет еще один короткий поцелуй. — Теперь пошли… Отец ждет на разбор полетов. Он поднял на ноги всех.

— Ты не злишься на меня? — уточняю осторожно. — Не станешь наказывать?

— Не при посторонних. Но я тебя обязательно накажу, как только мы останемся вдвоем, — обещает Глеб и заставляет мое сердце биться чаще.

Марианна

Я не верю, что все кончилось так внезапно. Возникает чувство, что я брежу или выдумала себе эту сказку, потому что реальность была слишком жестокой.

Поэтому я постоянно трогаю Глеба, прижимаюсь к нему крепко и просто не могу выпустить его твердой, сухой горячей ладони из своих.

Вцепилась в него креп-крепко, словно хочу врасти. Даже когда тепло машины меня убаюкивает и клонит в сон, заставляю себя проснуться и еще теснее, ближе приникнуть к Глебу.

Мы сидим на заднем сиденье, я лезу к нему с поцелуями. Он покровительственно обнимает за плечи и позволяет многое.

Просто сказка…

— Как ты так быстро меня нашел?

— Быстро? — усмехается. — Долго же. Как будто вечность прошла.

— И все же?

— Мобилизовали все силы, если в двух словах.

— Ты стрелял в Макса.

— Да.

— Он жив.

— К моему глубокому сожалению. Отец разрешил наказать его, но был против убийства. Расстроен, что Макс пошел на похищение и затеял свою игру.

— Твой отец должен знать еще кое-что. Когда было покушение в вашем поместье, его организовали с подачи Максима.

— ЧТО?!

— Он хвастался.

— Охренеть. Ты права. Отец должен знать. Вот же гнида! Зато с какой геройской рожей Макс кинулся за отцом в пекло.

— Он боялся, что отец все завещает тебе и не хотел этого допустить.

— У Макса все мысли только о деньгах и власти. Они его и подточили, как гниль, — роняет скупо Глеб. — Скоро приедем, тебе нужно отдохнуть! Тебя осмотрит врач.

— Я в порядке.

— Не спорь! — добавляет железных ноток в голос. — В этом вопросе ты сделаешь все, как я сказал. Без самодеятельности.

— Слушаюсь, кэп.

Целую его снова, не могу насытиться воздухом его губ, их твердостью и животным магнетизмом, исходящим от этого мужчины.

Все обиды ушли, просто растворились в суматохе и страхе за наше будущее.

— Я больше не хочу расставаться с тобой, Глеб.

— Не расстанешься.

Машина тормозит. Я выбираюсь из нее первой и забираю трость Глеба.

— Можно скажу кое-что?

— Валяй. Только палку верни.

— Мне нравится твоя трость, — шепчу в его губы.

— Ты врушка. Никому не нравятся хромые.

— Знаю одного мужчину. Сексуального, опасного, взрослого… Любимого, — добавляю последнее и только после этого передаю трость.

— Лисица. Ты мне нагло льстишь.

Уже вечер. Я подстраиваюсь под шаг Глеба, держась за его свободную руку. Неспешная прогулка до дома отца Глеба занимает некоторое время, и я наслаждаюсь каждым мгновением.

Не дойдя до порога дома, Глеб останавливается, переводя дыхание.

Я стараюсь не заглядывать ему в лицо с излишней тревогой, Глеб этого не потерпит. Но я чувствую, он устал. Просто пока не знаю, как сказать этому упрямому мужику, что даже железному человеку нужно иногда отдыхать.

— Я говорил с отцом, когда мне позвонил Адвокат. Он сказал кое-что, что мне не понравилось.

Настораживаюсь.

— Новое условие от твоего папаши?

— Не совсем. Он посоветовал мне не щелкать клювом. Мол, такая фифа, как ты, должна находиться под присмотром. Потом потребовал, чтобы у наших детей была фамилия Бекетовых и спросил, какую фамилию я хочу для них.

Едва дышу, не зная, что он скажет дальше. Мысли путаются, сердце выскакивает из груди.

— Я не могу допустить, чтобы ты и дети носили чужую фамилию. Хочу, чтобы ты стала Бекетовой Марианной, — выдыхает скороговоркой. Переводит дыхание. — Хочу этого не потому, что так надо. Просто хочу тебя в своей жизни. Тебя, детей и всего прочего хаоса…

— Это предложение руки и сердца?

— Да.

— Ущипни меня.

— За попку?

Мгновенно исполняет мою просьбу.

— Ой!

— Ты не спишь, Анна-Мария.

Я все еще не могу ничего сказать. Событий слишком много. Вдруг это происходит не со мной?!

— Эй, — гладит меня по скуле. — Ты должна ответить.

— Я должна сказать тебе «да»? Но я не скажу.

— Что?!

Глеб побледнел и крепче впился пальцами в мои плечи.

— Я скажу, что ты слишком долго думаешь, и должен был сказать мне это сразу же! Давно-давно! Еще когда мы разделались с Леней и его гадкой мамашей! — восклицаю и тискаю Бекетова за щеки. Всегда мечтала так сделать! — Купился! Улыбнись.

— Нет. Давай по форме. Ты выйдешь за меня?

— Да. Да, я выйду за тебя. Вот только где твое чертово кольцо?!

Бекетов поднимает мою руку и втягивает в рот безымянный палец, очертив языком круг.