Няня для главы сыскной полиции (СИ) - Маш Диана - Страница 3

— Кто я такая? — с нескрываемым изумлением в голосе переспросила женщина.

— Да, и куда дели мою одежду? Я в аварию попала, а вы руки распускаете.

— Совсем ополоумела, дьявольское ты отродье? Мачеху свою не узнаешь? — и кто из нас двоих повредился головой? Я, или эта странная женщина?

— А скорая когда приедет? Мне врач нужен.

— Кнут тебе нужен, да покрепче! Жаль у меня времени нет реверансы разводить. Собирайся, давай, работа ждать не будет, — она толкнула меня к выходу, а следом бросила дырявую шаль. — Вернешься без денег, всю спину исполосую, да на мороз выгоню. Поняла?

Обычно я за словом в карман не лезла. Детство в приюте научило давать сдачи и не только словесно. А тут как почувствовала, что, если сейчас заикнусь о своем полушубке и дизайнерских батильонах, меня на месте прибьют.

Похоже, я попала к городской сумасшедшей. Но ничего. Главное на улицу выйти и поймать такси. А на нем сразу в полицейский участок. Пусть возвращают мои вещи и снимают побои. Или побои не в участке снимают? Ладно, спрошу у таксиста.

Присмотреться к квартире у меня не вышло. Заметила только, что выглядела она, как избы на картинах, что висят в музее. И утварь не новее: масляные лампы, аляпистые занавески. А это что? Железный утюг? Раритет…

Похоже, она еще и воровка. Ну и ладно, все равно не долго ей на свободе куковать осталось.

— Да иду я, иду. Хватит меня толкать, — не выдержала я после очередного тычка в бок и развернулась к ней лицом.

— Поговори мне еще! — распахнув входную дверь, «мачеха» толкнула меня в грудь и захлопнула ее прямо перед моим носом.

— Вот… тварь, — захотелось пнуть по деревянной конструкции, но я быстро передумала. Не хватало мне разборок с этой ненормальной. Я еще от аварии не отошла.

Злость отступила. Больше из-за холода, что в секунду пробрал до костей. Пришлось завернуться в выданную шаль, хотя я планировала выкинуть ее в ближайшую урну.

— Эй, посторонись! — раздался за спиной мужской голос и мимо пролетела запряженная лошадью повозка.

Я едва успела отскочить и, не удержавшись на ногах, приземлилась в сугроб. А когда подняла голову, позабыла обо всем.

— Ваше благородие, вы поаккуратнее тут ходите, — раздался за спиной голос денщика. — Как морозец в убыль пошел сосулины с крыш падать стали. Давеча Гришку — повара, чуть не пришибло. Бог миловал.

— Давно бы уже залезли и посбивали, — рыкнул в ответ Мирон, чье настроение было изрядно подпорчено после утренней встречи с генерал-губернатором.

Петр Ефимыч Золотников только на портретах выглядел добрым дядюшкой с длинными золотыми усищами. Зато голос имел сильный, крикливый, а характер — дрянной, вспыльчивый.

Вот и сегодня вместо того, чтобы вызвать к себе обер-полицмейстера и высказать ему по поводу неудачной охоты на банду, что уже месяц разбойничает в городе, оторвался на главе сыска. Благо тот приходится ему родным племянником, а значит и церемониться ни к чему.

Войдя в дом, Мирон стащил с себя китель и бросил его на софу. Затем прошествовал к лестнице. Но услышав раздающийся из обеденного зала детский голосок, напевающий бодрую песенку, резко остановился.

Нахмурившись, он задался вопросом, у кого из домашней челяди имеются дети или внуки, но так и не вспомнив, решил проверить сам.

За широким дубовым столом, вмещающим до нескольких десятков персон, на стуле, с заботливо подложенной бархатной подушкой, сидела маленькая девочка и ела кашу.

Ее по-детски округлое лицо обрамляли темные кудряшки. Нос пуговкой. Щеки розовые. Глаза большие, зеленые. И улыбка до ушей. Которая слегка померкла, стоило ребенку поднять взгляд на вошедшего в зал высокого, статного мужчину.

Уронив в тарелку маленькую ложку, девочка уперлась щечкой в пухлую ладонь и захлопала длинными ресницами.

— Доблый день! Не могли бы вы плетставиться? — пока она лепетала, коверкая буквы, во взгляде читалось неподдельное любопытство и нетерпение.

Мирону в жизни не приходилось общаться с детьми ее возраста — сколько ей, три… четыре? — но этому непосредственному созданию невозможно было сопротивляться.

Подойдя к столу, он сел рядом и отзеркалил позу ребенка.

— Меньшиков Мирон Александрович, — отчеканил он со всей учтивостью. — К вашим услугам, милая барышня. Позвольте узнать ваше имя?

Мужчина вдруг вспомнил, что у его горничной, Ольги Федоровны, несколько лет назад родился внук… или внучка. Он не уточнял. А значит, это вполне может быть сия девчушка.

— Я Полина Милоновна.

— Мироновна? Какое совпадение, — подивился он и тут же кивнул на кашу. — Вкусная?

— Ага. Тойко с комощками, а я их не люблу.

— Признаюсь вам по секрету, Полина Мироновна, — он наклонился к ней и зашептал, будто заправский заговорщик. — Я тоже не жалую кашу с комочками. Только бабушке не говорите.

Вместо того чтобы рассмеяться, как он надеялся, девочка смешно нахмурила маленькие бровки.

— А у меня нет бабу… — договорить она не успела.

В обеденный зал ворвалась Ольга Федоровна и, увидев хозяина дома, замахала руками.

— Мирон Александрович, слава богу, вы здесь! — на лице старушки читалась неподдельная тревога, а в руке был зажат белый конверт. — Тут такое дело…

Скрипнув сапогами по мозаичному паркету, Мирон поднялся на ноги, и навис над пожилой женщиной.

— Что произошло?

— Четверть часа назад прибыл мужчина. Одет как почтарь. А с ним девочка, — последнюю фразу она произнесла шепотом, кивнув на вновь увлекшуюся кашей малышку. — Передал письмо и собрался уходить, а когда я спросила, чей это ребенок, ответил, что…

— Что? — протянул Мирон, которого все эти долгие хождения вокруг да около, начали порядком раздражать.

— Сказал, что девочка… ваша, — Ольга Федоровна вручила мужчине конверт и, оставив его в одиночестве, отошла к Полине.

«Дорогой мой Мирон,

Если ты читаешь это письмо, значит меня уже нет среди живых.

Четыре года назад, когда ты решил, что нашим дорогам пора разойтись, я носила под сердцем нашу дочь, Полечку.

Решив не затруднять тебе жизнь, я ничего не сказала. За что так и не смогла себя простить.

Все эти годы Поля была мне единственной отрадой. Скрашивала полные одиночества дни. Но сейчас, когда болезнь взяла надо мной вверх, я поняла, что пора раскрыть тайну.

Такому маленькому человечку совсем не место в приюте. А кроме тебя у нее больше никого нет.

Молю, не оставь нашу доченьку в этот нелегкий час.

С бережно хранимой к тебе любовью,

Плесницкая Т.М.»

Не желая напугать маленькую девочку, Мирон сдержал рвущиеся изо рта проклятия. Вернувшись к письму, он перечитал его еще раз. Затем скомкал бумагу в ладони.

Вот так новости. Его дочь.

Плесницкая. Не та ли эта балерина, с которой они встречались около недели, а расстались из-за ее вечных капризов и недовольства?

Как же ее звали? Тамара… Татьяна? Точно! Татьяна Матвеевна Плесницкая.

Он перевёл взгляд на Полину, пытаясь разглядеть в девочке свои черты. Но кроме темного цвета волос ничего не находил. Зато в глаза бросилось небогатое платье и черные следы сажи на шее.

Может она пошла в мать? Какой та была? Вроде бы синеглазой блондинкой или зеленоглазой брюнеткой? Черт!

Мирон вдруг понял, что образ женщины стерся из памяти, не оставив никаких эмоций.

Повернувшись к горничной, которая, продолжая заламывать руки, с опаской косилась на мужчину, он кивком головы подозвал ее к себе.

— Ольга Федоровна, займите пока девочку. Мне нужно отлучиться по делам.

— Танечка? — захлопала своими мелкими глазками директриса Большого театра, куда первым делом заехал Мирон. — Так она месяца два назад уволилась. Получила расчет и с тех пор ни слуху ни духу. А что случилось? Ею заинтересовался сыск?