Тафгай (СИ) - Порошин Влад - Страница 57

— Лёха? Сергеич? — Орлов ища поддержки, посмотрел на капитана и нашего прославленного вратаря. — Какого х…я?

— Бухать нужно было меньше, — махнул рукой Мишин.

— А ты наливал? — Обиделся Володя Орлов.

— Наливал, не наливал, навозили вас — будь здоров, теперь сушите вёсла, — Коноваленко тоже встал на мою сторону.

Перед выходом на вторые двадцать минут Леша Миши меня тормознул в подтрибунке:

— Помнишь на тренировке, как Фрола посадил на попу? — Улыбнулся он. — Давай так по Ленинграду вдарь. Расшевелим команду.

— Вдарю как «Аврора» в семнадцатом году, — согласился я, тем более на их капитана Козлова уже итак кулаки чесались.

И в первую же смену на лёд выкатилось наше юношеское звено. У армейцев ожидаемо оказались в старте Козлов с Егоровым, и кроме них вторая тройка нападения с центрфорвардом Вячеславом Солодухиным. После вбрасывания шайбой, к сожалению, завладели хоккеисты с города на Неве. И поэтому какое-то время мы пытались как можно строже отпахать в обороне.

А вот когда Коноваленко отбил шайбу перед собой, тут уже наступило моё время. Славу Солодухина я могучим плечом оттёр в сторону и отпасовал вправо на Ковина, получил обратную передачу и повёл тройку нападения в атаку. И перейдя центральную красную линию, я закинул шайбу по высокой траектории в левое закругление, туда, куда первым должен был добраться защитник армейцев Паша Козлов.

— Скворец, не лезь! Уйди на пятак! — Успел крикнуть я своему партнёру по звену, и сам полетел в тот угол площадки.

Козлов, как я и ожидал, пока шайбу выковыривал, пока разворачивался, пока смотрел где партнёры, встал так, что просто невозможно было промахнуться. Поэтому я, разогнавшись как электричка, со всей дури въехал в этого ленинградского здоровяка, деревянный борт жалобно затрещал, а зрители на трибунах взвыли громче, чем после забитого гола. Каска Козлова подлетела вверх, сам он грохнулся там же где и стоял, а шайба отползла прямо мне на крюк. Я в мгновение сделал пас на Скворцова, который послушно ждал передачи перед воротами Шаповалова, и Сашка в одно касание вогнал черный диск точно в угол.

— Го-о-ол! — Заорали болельщики.

— А-а-а! — Заголосила наша скамейка.

— Судья, ты куда, мать твою, смотришь?! — Крикнул, стоящий у борта тренер ленинградцев Пучков. — Нарушение, твою мать!

— Николай Георгиевич, силовая борьба, — развел руки в стороны рефери и показал на центр, а на табло цифры с 1: 2, поменялись на 2: 2.

Козлов же встал, потряс головой, отряхнулся от ледяной крошки, подобрал каску, и как ни в чем не бывало, покатил на смену. «Будет мстить», — без сомнения подумал я, усаживаясь на скамейку запасных.

— Мастерски вмазал, — похлопал меня по плечу ассистент главного Виталич. — Сейчас держись. Покалечит.

— Если покалечат, считайте меня комсомольцем, — пробухтел я.

И в следующей же смене, Козлов действительно чуть не выписал мне комсомольский билет и не нацепил комсомольский значок на одно место. Однако я в свое время побывал в таких хоккейных передрягах, что Паше Козлову и не снилось. Поэтому когда капитан армейцев с Невы, в средней зоне летел на меня, я мало того, что вовремя успел присесть, я ещё отдал передачу на Ковина. И пока Козлов перелетал через меня рыбкой, мои пионеры-герои забили третью шайбу, разыграв простенькую комбинацию на двоих. Табло показало 3: 2, а Виталич опять начал причитать:

— Ну, всё теперь тебе точно конец. Козлов — он бешенный. Пока не пришибёт, не успокоится.

— Если он бешенный, чего же его среди здоровых держат? — Улыбнулся я, наблюдая, как на ледовом поле тройка Федотова забивает растерянным ленинградцам четвёртый гол. — Молодчики!

Однако после такой бурной половины второго периода, когда мы сделали счёт 4: 2, игра резко успокоилась. Мы не лезли добивать своего соперника, хотелось сэкономить силы на третью двадцатиминутку, игроки же СКА пытались прийти в себя и нащупать наши слабые места в обороне. Даже Козлов теперь не гонялся за мной, а лишь иногда посматривал исподлобья, думая свои нехорошие думы. Но где-то минуты за три, проезжая мимо капитана ленинградцев, я тихо спросил:

— Чё, Паша, спёкся?

Козлов заревел, как раненый зверь и на глазах судьи двинул меня клюшкой в спину. Я рухнул на лёд и затих. Потом немного подвигал мышцами, вроде всё работает, но вставать решил не спешить. Рефери выписал большой штраф наивному хоккейному хулигану. «Ой, балбес, — подумал я. — Это же целых пять минут игры в меньшинстве и удаление до конца матча!» Затем моё здоровое тело партнёры подняли под мышки и повезли на скамейку запасных.

— Не растрясите, — шепнул я им, — за ноги поддерживай, куда бросил? Вот так, нежнее.

В игре образовалась небольшая пауза, Пучков пытался доказать, что Козлова просто спровоцировали. А я подвигался, попрыгал, и на немой вопрос всей команды о самочувствии, улыбнувшись, ответил:

— Могу сказать однозначно, чувствую себя хреново, но в трудный час бросить команду не имею право. Виталич, записывай. Сейчас большинство разыграем по новой прогрессивной схеме — один защитник, четыре нападающих. И называется она — «конверт».

Спустя ещё минуту, когда все успокоились, а Козлов, громко выражаясь, утопал в раздевалку, ассистент Виталич облегченно перекрестился. На лёд мы вышли в следующем сочетании: закрывать синюю линию поставили защитника Астафьева. По краям расставились Мишин и Фролов. На пятачке перед вратарём встал я. А в центре «конверта» расположился Саша Федотов. Неизвестное построение при розыгрыше лишнего игрока ввело во временный ступор всю четвёрку обороняющихся ленинградцев. И не самоотверженная игра вратаря Шаповалова, не крики тренера Пучкова, не бросающиеся под шайбу защитники армейцев с Невы, ничто не спасло СКА от ещё двух забитых шайб. Первый гол забил я, подставив клюшку под прострел, а второй Леша Мишин, добив шайбу уже в пустые ворота.

— Ну, Тихоныч, удивится, когда из больницы выпишут! — Радовался ассистент главного тренера Виталич. — Разнесли бронзового призёра прошлого чемпионата СССР 6: 2!

— Я бы так не радовался, — хмыкнул я, рассматривая в зеркало здоровенный синячище поперёк хребта. — Во-первых, ещё впереди третий период. Во-вторых, «папа» теперь подумает, что без него команда играет лучше, чем с ним, и сделает выводы, что ты Виталич его подсиживаешь.

— А что тогда делать? — Растерялся помощник Прилепского.

— Записывай, Виталич, — засмеялся капитан Алексей Мишин. — Покупаешь в ресторане апельсины и коньяк, и едешь в больницу, где рассказываешь, что «Торпедо» сегодня билось за него.

— А если ему коньяк нельзя? — Пробормотал растерянный ассистент.

— Не волнуйся, коньяк не пропадёт, — ответил я, поглядывая на команду. — Поэтому возьми сразу два. Мужики, кроме шуток, давайте с этим делом поскромнее. Хотя бы до среды.

— Правильное предложение, — согласился вратарь Коноваленко. — Но тогда Виталич возьми сразу три, чтобы было за что терпеть. А теперь давай на лёд, пока мышцы не остыли.

Во вторник 21 сентября на утреннюю тренировку вышли не все. После победы над бронзовыми призерами чемпионата СССР армейцами с Невы со счётом 6: 2, не все оказались в надлежащей форме и настроении. Точнее кроме меня, моих «пионеров», Ковина и Скворцова, на лёд выехал восемнадцатилетний Витя Доброхотов и третий вратарь Володя Минеев, двадцати лет от роду. Тем более тренера Прилепского оставили под надзором врачей ещё на один день, и дисциплина упала до полного нуля.

***

Накануне вечером в ресторане гостиницы гудели до полуночи, причём не только мы. Лично я попил сока, пригубил парочку чашечек кофе, посмотрел на это безобразие трезвым взглядом, и хотел было уйти, как ко мне подсел тренер СКА Николай Пучков.

— Не пьёшь? — Удивился он.

— Почему? Пью, — улыбнулся я. — Чай, кофе, ну там кефир разный, напиток «Байкал», воду…

— Я смотрю, ты с юмором, — хмыкнул Николай Георгиевич. — А где так научился силовую борьбу вести? Я такие приёмы видел только в Канаде.