Я стираю свою тень 2 (СИ) - Панченко Сергей Анатольевич - Страница 8

— Спасибо. Вы задерживаетесь.

— Всё, бегу.

Я снова помучился с дверью. Никак не получалось перескочить с копошащихся в голове мыслей на дверь. Инерция неконтролируемых мыслей была во мне сильна. Момент, когда я удачно подцепил дверь, передался в ощущениях. У меня будто появилась ментальная рука, которая ухватилась за воображаемую ручку и потянула ее.

В коридоре, на этот раз оказалось людно. Жители станции сновали туда-сюда, с ореолами имен и социального рейтинга над собой. Я разглядывал их из любопытства, чего нельзя было сказать о них. Люди, все, как один, холеные и симпатичные, словно массовка вампирского фильма, не обращали внимания ни на меня, ни на мои виртуальные достоинства. Они спешили, почти так же, как земные обитатели на работу ранним утром. Я терялся в толпе. С одной стороны, это было неплохо, я не искал общения. С другой, немного обидно, что меня такого отличного от всех, игнорируют.

Лифт понес меня и еще пятерых жителей вниз. Я так решил, потому что ускорение движения на мгновение оторвало мои ноги от пола, а торможение закончилось перегрузками в обратную сторону, отчего мои коленки подогнулись. Наконец-то на меня обратили внимание.

— Новенький? — догадалась светловолосая Лиза с серо-зелеными глазами.

— Ага. Четвертый день как.

— Надо же, в таком возрасте? Это большая редкость. Как там наша праматерь Земля?

— Пыхтит потихонечку на карантине.

— А что такое?

— Вирус.

— Там всегда происходит какая-то ерунда. Просто удивительно, как там еще умудряются размножаться, — Лиза сочувственно посмотрела на меня, наверное, подумав о моем неконтролируемом появлении на свет.

— Так там особо выбора нет, размножаться и воевать, базовые потребности, — я уже понял, что местные ни черта не знают о Земле, и рассказывать им в подробностях не имеет смысла, все равно не поймут.

— Какая дикость. Как Вам повезло, Гордей попасть в число избранных.

— Просто невероятная удача. За мгновение до смерти успели вытащить, — тут я не врал.

— Желаю вам обрести здесь всё, чего Вы были лишены на Земле, — Лиза погладила мою руку, как милого щеночка.

— А я желаю Вам обрести всё, чего Вы лишены здесь, но имели бы на Земле, — это было ехидство, которое поставило прекрасную Елизавету в тупик.

Я выскочил из лифта, не дождавшись, когда она начнет реагировать и помчался торопливым шагом, следуя по яркой полосе, как по нити Ариадны. Спустился по лестнице с низкой гравитацией, перепрыгивая через несколько ступенек, пугая местных. Для чего тогда надо было создавать ее, если не для этого?

Линия подвела меня к дверям. Я замер в нерешительности, не зная, что делать. Стучать, открывать самому или ждать, когда пригласят. Подумав, решил взять подсказку.

— Тамара Львовна, Вы здесь?

— Я слушаю Вас, Гордей, — ответила она, будто стояла за спиной.

Я инстинктивно обернулся.

— Мне уже можно войти?

— Еще нет. Видите, в нижнем углу вашего зрения идет обратный отсчет?

— Ага, вижу, — мне пришлось взять себя рукой за подбородок, чтобы голова не двигалась вслед за глазами.

— Как только он остановится, вы услышите приглашение, и дверь откроется.

— Спаси…

Я не успел договорить, меня перебил возникший в голове мужской голос.

— Доброе утро, Гордей. Рады Вас видеть. Проходите и следуйте за красным маркером.

— Слушаюсь и повинуюсь, — ответил я.

Маркер повел меня тесными и ярко освещенными коридорами и остановился у одной из одинаковых дверей. Она в тот же момент, когда я замер у нее, открылась. Меня ждал пожилой мужчина, похожий на актера после процедуры омолаживания. Стройный, подтянутый, как из рекламы спортивного питания. Его социальный рейтинг превышал значение в три тысячи баллов. Его звали Джонто.

— Еще раз, доброе утро, Гордей. Рад Вас видеть. Читал историю Вашего появления на станции. Впечатлен и потрясен одновременно. Зачитывался, словно романом. Землянин и девушка из космоса. Они сошлись волна и камень, стихи и проза, лед и пламень. Потрясающая история, достойная драматической постановки.

— Спасибо. Вижу, стихи Пушкина и тут ценят.

— Разумеется. Замечательный поэт, жаль, как кандидат, не подходил под требования.

— Он бы тут умер от тоски и застрелился бы сам.

— О, это вряд ли. У нас здесь лучшая медицина и нет никакого оружия. А мысли о самоубийстве блокируются нейроинтерфейсом мгновенно.

— Охотно верю. С чего начнем?

— Так, становитесь в круг, — Джонто указал мне на серый круг, вмонтированный в пол. — Вас немного потрясет. Это многоспектральная вибрация, которая поможет определить состояние вашего организма.

Я молча встал в круг.

— Закройте глаза и расслабьтесь.

Я сделал, как меня просили. Закрыл глаза и через секунду почувствовал дрожь во всем теле. Неприятную, как при лихорадке. Впрочем, она была недолгой.

— Готово, выходите, — скомандовал доктор.

— Что там со мной? — поинтересовался я. — Жить буду?

Джонто посчитал мой вопрос смешной шуткой.

— Будете, но недолго, лет пятьдесят-шестьдесят, не больше.

— По земным меркам это нормально.

— Никто в этом не сомневается.

— А Вам, доктор, сколько лет? — спросил я.

— Сто шесть, — ответил доктор.

— Сколько? — мне показалось, я ослышался.

— Сто шесть, — повторил доктор. — Это не так уж и много. Мой отец совсем немного не дожил до двухсот. Последний раз он совокуплялся в сто восемьдесят два года.

— Прекрасный результат. На фоне моих перспектив прямо фантастический.

— Перспективы есть и у Вас, но для этого необходимо произвести некоторые процедуры с Вашей физиологией. Вы слишком экстенсивно используете свои ресурсы.

— А что для этого нужно? Письменное согласие родственников?

Джонто снова начал смеяться. Вообще, жители станции мне показались склонными смеяться по любому поводу.

— Родственников Вам придется вначале сделать. Нет, достаточно сказать, да.

— А это долго?

— Два часа.

— Да.

— Да, в смысле, согласны?

— Согласен. У меня есть время до обеда, а потом я собирался помочь своей космической подруге. Взял ее на перевоспитание, хочу вырастить достойного жителя станции с базовым рейтингом социальных баллов.

— Это будет сложно. Она из тех, кто делает на одно хорошее дело два плохих. Регрессирующий тип личности, лишенный права воспроизводства потомства.

— Как лишенный? Навсегда? — меня словно окунули в ледяную воду.

— Теоретически нет, но по своей практике знаю, что исправлению такие люди обычно не поддаются. И живут они несравнимо меньше остальных.

— Что-то в Ваших методиках, доктор Джонто, есть неправильное. Я знаю ее достаточно хорошо. Она справедлива, надежна, любит детей, склонна к сочувствию. Как можно было лишить ее материнства?

— Система знает ее лучше нас, уж поверьте. Оставим ее, сейчас речь о Вас. Какой уровень внедрения Вы выберете, начальный или кардинальный? — Джонто показал вначале пятерню левой, а потом правой руки.

— Насколько глубоко внедрение?

— Начальное подразумевает коррекцию работы внутренних органов, кардинальный добавляет к этому замену органов, не поддающихся серьезной коррекции и изменение внешности. Некоторые области Вашего мозга сильно повреждены, и будут таить скрытую опасность на протяжении всей жизни.

— Менять мозг не дам. Не хватало еще, чтобы в моей голове валялся чужой мозг. Подлатайте, как получится и пусть тарахтит дальше.

Джонто рассмеялся.

— Замечательное слово — тарахтит. Надо ввести его в свой лексикон. Значит, начальный?

— Да, — я задумался. — А можно сделать плечи шире и добавить мышц? Ну, и… член побольше.

Джонто собрался рассмеяться, но, видимо, профессиональный этикет запрещал ему делать это в пикантных случаях.

— За всю мою практику было только три случая, когда мужчины просили увеличить некоторые доли головного мозга, а вот увеличить член…

— А что с моим мозгом не так?

— А что с вашим членом не так? Он находится в гармонии с телом.