Кудесница для князя (СИ) - Счастная Елена - Страница 59

Чтобы снова обрести связь с миром живых, Таскув попыталась представить место камлания, большой огонь посреди него, ленты на деревьях вокруг и жертвенном столбе. Пыталась почувствовать, как трогает их ветер, как несёт он свежие вихри над землёй и подбрасывает горячие искры от пламени к небу.

– Чужая сила убьёт тебя, – донёсся издалека голос Ланки-эква.

– Я не знаю, как с ней справиться, – Таскув попыталась разглядеть её, но ничего не увидела, кроме застилающего взор мрака. – Она не нужна мне.

– Я заберу её. Но моему духу придётся навсегда покинуть твоё тело, – прозвучали слова уже с другой стороны.

– Но как же? Я перестану быть собой. Я перестану быть шаманкой?

– Нет, собой ты останешься. Ведь твоя душа, добрая и чистая, никуда не денется. Только дар не будет таким сильным.

– Я не смогу жить так…

– Разве? Неужели тебе больше не для чего жить? – Ланки-эква​ наконец выплыла невесомой фигурой из марева костра.

– Я не вижу пути назад, – Таскув вздохнула, удивившись, как тяжело ей это далось. – Я не представляю...

– Я могу забирать тебя с собой в мир духов?

Таскув задумалась лишь на миг.

– Нет!

– Тогда ищи в себе силы вернуться! – строго отрезала прабабка. – Вспомни, кого ты хочешь увидеть. С кем рядом провести ту жизнь, что ещё тебе отмеряна. Пусть без былой силы. И оковы отпустят тебя. Все оковы, что ещё держат.

Она протянула бесплотную руку и лёгкое касание пробежалось по волосам.

– Я запуталась, – Таскув почувствовала, как покатилась слеза по щеке. Но такого не может быть!

– Ты всё знаешь. Только признайся в этом сама себе.

Дух Ланки-эква отдалился, поплыл назад и растворился в тенях леса. Откуда-то раздался стук топора. Но не мерный, а рваный – так не рубят деревья. А после оказалось, что это глухой лязг клинков. Отзвуки сражения? Но, кроме тихих голосов и звона всего двух мечей, больше ничего не слышалось.

Таскув открыла глаза, медленно, боясь ослепнуть, если вокруг яркий свет. Но она лежала в избе, которую не сразу узнала. Лишь через миг вспомнила, что это дом её и Йароха.

Прохладная ладонь легла на лоб.

– Слава Калтащ! – пронизанный слезами возглас ворвался в уши.

Женщина, окутанная знакомым запахом, обняла Таскув. Матушка, так пахнет только она.

– Вогулы вернулись? – просипела Таскув. – Смилан жив? Йарох? И Унху? И…

Алейха отстранилась и грозно на неё посмотрела. Утёрла глаза, словно не хотела, чтобы дочь видела, как она плачет.

– Ты снова за старое! О себе когда хоть раз подумаешь? – она раздражённо поправила вовсе не сползшее покрывало. – Живы они все! Что им сделается, мордоворотам этаким! Вон…

Качнула головой на дверь и вдруг замолчала. Басовитое бурчание во дворе повторилось, оборвалось звоном оружия, всколыхнулся тихий гомон и пропал. Таскув попыталась сесть, но получилось не сразу. Мать поднесла кружку воды, и от питья сразу полегчало внутри, словно смылся слой копоти. Она опустила ноги на прохладный пол. Слегка поморщилась, когда кольнуло в раненом боку.

– Уже заживает, – заметив её гримасу, пояснила мать. – Но мы всё равно боялись, что ты не выживешь. И не могли понять, почему. Уже и шамана из другой деревни вызвали. Зря приедет только…

– Я искала дорогу, – пробормотала Таскув, озираясь. – И, кажется, нашла.

Алейха прищурилась, силясь понять, что она имеет ввиду. Грянул досадливый вскрик множества голосов. Распался на отдельные. Лязг стал реже, но громче. Мать опасливо покосилась на дверь, недовольная шумом. Но снова повернулась к дочери, напряжённо улыбаясь.

– Ты, наверное, есть хочешь? Может, тебе ещё полежать?

Таскув помотала головой, заглядывая поверх её плеча.

– Что там происходит?

Алейха остановила её, когда она хотела встать.

– Пусть тешатся, раз ума нет ни у одного, ни у другого.

Таскув всё же поднялась оттолкнув руку матери. Чуть покачнулась, но устояла на ногах. И как была – в одной тонкой рубахе до икр – вышла наружу. Брызнула в лицо морось, и даже сглаженный тучами свет на миг ослепил. Ударило в ноздри запахом сырой, истёртой ногами травы – и из головы тотчас выветрились все лишние мысли.

Таскув постояла, зажмурившись, и вновь открыла глаза. Во дворе собралось много народу. Они стояли полукольцом, примыкая к стене дома, а перед ними кружили забрызганные в грязи по самые шеи мужчины. Лишь по светлым волосам до плеч в одном из них можно было узнать Смилана. А вторым оказался Йарох. Оба они, вооружённые мечами, не сводили друг с друга ожесточенных взглядов. И дышали тяжело, видно, уже изрядно измотавшись в схватке.

Плечи укрыл тёплый платок.

– Долго они друг на друга кричали. Теперь вот за оружие схватились. Решили так выяснить, кто больше достоин рядом с тобой быть, – с сожалением в голосе проговорила мать и встала рядом. – Йарох зол очень. Люди быстро ему донесли, как ты тут с чужаком…

– Он не чужак мне.

Алейха пожала плечами.

Воины снова сошлись. Йарох что-то неразборчиво прорычал, с огромной мощью нападая на Смилана. Тот, видно, расслышал каждое слово, а потому оттолкнул его так, что тот сделал несколько шагов назад. Люди заулюлюкали – для многих из них это всего-то развлечение. Как схватка двух зверей во время гона. Лишь некоторые смотрели на поединок с неодобрением, но всё ж не вмешивались, не пытались остановить.

– Хватит! – насколько смогла, громко крикнула Таскув и вышла во двор.

Мужи застыли, сцепившись клинками, и оба перевели взгляды на неё. Первым сделал шаг назад Смилан, а Йарох тут же вбил кулак ему в висок. Княжич пошатнулся, но вскинул руку, останавливая следующий удар.

– Прекратите! – Таскув ускорила шаг и вцепилась в плечи мужа. Тот резко повёл ими, стряхивая её, но она сжала пальцы сильнее. – Остановись, прошу…

Прижалась лбом к его спине, чувствуя, что, если отпустит, сама же первая и упадёт без сил.

– Как ты, пташка? – вытирая кровь из разбитой брови, выдохнул Смилан. Прищурил залитый глаз. – Вот же скотина. Тяжёлая рука у него.

Йарох нахмурился, не понимая западного языка. Ему тоже досталось немало. Набухшие ссадины покрывали его лицо, а под правым глазом уже расплывалась краснота.

– Я в порядке, – глухо пробормотала Таскув, глядя на княжича из-за плеча мужа. И ощущая, как впиваются осуждающие взгляды паульцев в спину. – Возвращайся к своим людям, Смилан.

– Что он сказал? – буркнул Йарох, подозрительно косясь на неё.

– Пойдём, – она потянула его в дом. – Нам с тобой нужно поговорить. И тебя умыть. Эта драка была ни к чему.

Стараясь не оглядываться, Таскув увела мужа. Проходя мимо матери, кивком поманила за собой. Внутри усадила воина у очага и отошла за травами. Между делом отыскала в тучане оставленный там оберег, что когда-то дарила Смилану. Спрятала его в рукаве и, возвращаясь к Йароху, мимоходом всунула его в ладонь Алейхе, которая присела на нары напротив двери.

– Отдай Смилану, прошу. Скажи… Я уеду с ним или умру. Пусть ждёт.

Мать возмущённо посмотрела, но всё поняла по её лицу. И, знать, вмиг поверила, что так и будет. Как можно тише она встала и ушла, оставив дочь с мужем наедине.

Таскув налила воды для отвара, присела перед Йарохом на колени и положила мешочки с травами рядом с собой. Он уже убрал в сторону меч, но сидел, потерянный, почти не шевелясь. И всё думал о чём-то. Казалось, его лучше сейчас ни о чём не спрашивать и не притрагиваться. Как бы только пристальный взгляд выдержать.

Молчание длилось долго. Вода согрелась на огне, а Таскув успела перетереть травы в порошок. Она намочила тряпицу, собираясь промыть следы побоев на лице мужа.

– Ты называла меня его именем. Когда я вёз тебя домой, – неожиданно заговорил тот. – Потом разговоры людей, что ты с ним... В этом доме… Я имею право побить тебя.

– Я знаю, – не поднимая головы, произнесла Таскув. И сама удивилась, как ровно прозвучал её голос. – И я хочу уехать. С ним.