Тимьян и клевер - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 56

– Жестоко, – только и смог ответить Киллиан. В груди у него ворочался комок горечи, точно эта горечь была живой.

– Как посмотреть, – безмятежно возразил Айвор. – Зато теперь Далтон получит ту супругу, которую заслуживает. И не будет больше двух мальчиков, которые хранили его от зла – один искренней любовью, другой холодным разумом… Ты чего смеёшься? Не повредился рассудком, я надеюсь?

Киллиан уставился в светлеющее небо, покачивая ногами.

– Нет. Просто подумал, что у Этайнин всё-таки оказался дурной глаз. Но сделал его таким именно мистер Далтон. И Оскар.

– Так всегда и происходит, – авторитетно заявил Айвор. – Кстати, если тебе интересно, она нам в оплату пирог с черникой оставила. Предлагаю половину отнести Морин. По-моему, замечательная идея… Эй, ты слушаешь?

…Высоко-высоко в небе среди сырых клочковатых туч появился ярко-голубой лоскуток.

«Пусть глаза у Этайнин станут со временем такими», – загадал Киллиан.

И на целую секунду поверил, что желание это сбудется.

Айвор с пугающей лёгкостью разбирался во всём, чего касался даже вскользь. Требовалось ли в интересах расследования прочитать четырнадцать томов научных комментариев к средневековому философскому сочинению, отыскивая ключ к завещанию какого-нибудь злонравного старика, или выучить две сотни модных слащавых виршей, чтобы соблазнить девицу, – он справлялся за одну ночь. Редкие вина, ставки на скачках, издательское дело – и в этом фейри знал толк. Древнее могущественное колдовство, столичные десерты, изощрённые способы убийства, самые ароматные садовые цветы – не существовало, кажется, сфер, где он не был бы знатоком…

…кроме двух: механизмы из металла и семейные отношения.

– Прямо теряюсь в предположениях, – изрёк он глубокомысленно, прочитав туманное и многословное послание миссис Флаэрти к сыну. – Это что, проявление материнской любви?

Киллиан пожал плечами:

– Скорее, доверия. Мы обращаемся за помощью только к тем, кому верим.

– Надо же, – искренне удивился Айвор. – А когда меня любезный троюродный братец втягивал в свои Игры или дорогая сестрица пыталась отправить за три моря по очень важному поручению, я отчего-то считал это интригами.

– Но матушка всего лишь просит…

– К тому же существует отнюдь не эфемерная опасность, что сердобольные родственнички тут же оккупируют твой дом, стоит лишь отлучиться. Вроде как не пропадать же добру, имуществу уход нужен и прочее в том же духе. И попробуй-ка верни потом!

– Но моя матушка никогда…

– А однажды знакомый колдун, тот ещё лис, позвал меня на небольшую вечеринку, коротенькую, лет на семь по-вашему. И когда я вернулся, то обнаружил на месте своего святилища, аккуратного и ухоженного, какую-то яму с водой…

– Да Айвор же! – рявкнул Киллиан, не выдержав наконец. Компаньон вздрогнул, чашки на столе подпрыгнули, а у чайника прорезались большие удивлённые голубые очи, опушённые густыми ресницами – на мгновение, к счастью. – Матушка не так часто меня о чём-то просит. И если она настаивает на том, чтобы я заехал к тёте Мэг и привёз ей подарков из столицы, значит, что-то случилось.

Айвор посмотрел на него долгим, испытующим взглядом, тёмным, как омут ночью.

– А ты серьёзен, похоже.

– Куда уж тут серьёзнее, – вздохнул Киллиан и, перегнувшись через стол, забрал письмо, чтобы ещё раз пробежать его глазами. 

Положа руку на сердце, он тоже считал, что матушкино поручение выглядит подозрительно. Мэган Фоули приходилась ей сводной сестрой и жила в деревеньке Арди к северу от Дублина. В мужья ей достался человек порядочный и весьма состоятельный. Ферму они содержали в идеальном порядке, а последние пятнадцать лет даже не работали сами – со всеми делами справлялись и наёмные работники. Раз в полгода, зимой, к Рождеству, и летом, к именинам миссис Флаэрти, Мэган присылала коротенькое письмецо, где скрупулёзно перечисляла народившихся детей, внуков, собак и овец, все приобретения и потери, удачи и фиаско. Иногда к письму прилагался небольшой подарок – ленты девицам, табак мужчинам. Особенно тёплых, близких отношений между семействами Фоули и Флаэрти в помине не было.

И вдруг – просьба навестить, да ещё как можно скорее…

– Завтра утром выезжаем, – неожиданно произнёс Айвор, решительно хлопнув ладонями по столу. Многострадальные чашки подскочили и, отрастив ножки, убежали прятаться за чайник. – Нив с собой позовём, а то ведь заскучает здесь одна.

Киллиан невольно улыбнулся.

– Ты так быстро передумал?

– Нет, – ответил компаньон, лукаво сузив глаза. – Но кое о чём поразмыслил. У твоей тётушки наверняка есть очаровательные дочки… – непристойно улыбнулся он, проведя пальцем вдоль нижней губы, и бежал, пока его не настигло праведное возмездие.

Вести о неожиданном путешествии Нив приняла с восторгом. Дублин к концу октября из-за частых дождей становился воистину невыносимым местечком. А переполненные реки выходили из берегов, ревели, терзали мосты и обрывы, взывали к яростной душе келпи – и как тут усидеть на месте? Поездка в дилижансе оказалась для неё настоящей пыткой. Нив то и дело порывалась выпрыгнуть наружу, перекинуться и хорошенько помесить копытами грязь.

Впрочем, не только полукровка с трудом выносила тряску, скрип несмазанных колёс и вонь подгнившей соломы. Выехать пришлось ещё до свету, а потому Киллиан зевал и время от времени начинал клевать носом, но заснуть по-настоящему никак не получалось: стоило хоть немного задремать, как дилижанс подскакивал на очередной кочке.

Единственным, кто чувствовал себя относительно комфортно, был Айвор. Он ещё в Дублине обернулся прелестной чёрной кошечкой с белым пятном на груди якобы для того, чтоб не платить за лишний билет, и всю дорогу нежился на подушке, на коленях у компаньона.

Близ Арди Киллиана наконец-то сморил сон. Однако долго отдыхать ему не позволили: экипаж остановился, и возница забарабанил в окошко:

– Мистер Флаэрти, выходите! Дальше не проедешь, развезло. Мы-то в обход покатим, а вам лучше тут сойти, напрямки до деревни полчаса будет. Вон там, через сжатое поле, по стерне.

– Ну, наконец-то! – счастливо заулыбалась Нив и, распахнув дверцу, с гиканьем сиганула с подножки, оставляя расшнурованные ботинки в карете.

Двое других пассажиров, степенного вида пожилые джентльмены в потрёпанных костюмах, с опаской переглянулись. Тот из них, что носил клочковатые, точно из пакли сделанные усы, вдобавок ещё и пробормотал себе под нос:

– Умалишённая жёнушка, видать. Везёт её, чтоб в глуши запереть.

Киллиан прикусил язык, чтоб не сказать лишнего, и собрался уже выходить, когда Айвор привстал на своей подушке, потянулся и заметил дивным, певучим контральто:

– Весьма опрометчивое замечание, господа. Если злословить не о той девице, она и копытом может в лоб засветить. И вот это уж точно прямой путь в дом для умалишённых. Приятной дороги, – зловеще пожелал он и, вильнув хвостом, выпрыгнул прямо на руки возбуждённо приплясывающей келпи.

Возница с испугу хлестнул лошадей, экипаж тронулся, и Киллиан едва успел выскочить, прихватив саквояж и ботинки Нив. Раскисшей грязи под ногами было по щиколотку, а жижа из-под колёс брызнула так, что новый бледно-серый плащ стал бурым с редкими светлыми проплешинами. 

– И чья это вина? – мрачно поинтересовался Киллиан, пытаясь рукавом оттереть лицо.

– Не моя, – тем же красивым женским голосом бесстыже мурлыкнул Айвор, перескочил через метровый плетень и неторопливо потрусил через скошенное поле.

Лапки у него оставались безупречно чистыми.

Когда через полчаса все трое вышли наконец к аккуратному дому с обширными пристройками, то плащ равномерно покрылся грязью, а платье Нив больше напоминало нищенские лохмотья. Киллиан промок под моросящим дождём почти насквозь и теперь так стучал зубами, что ему было уже всё равно, что подумают о нём родственники. Добравшись до крыльца, он забарабанил в дверь кулаком, из последних сил пытаясь не выпустить скользкую ручку саквояжа и ботинки.