Под знаменем Сокола (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 78

Линии узоров изгибались и кружились в бесконечном хороводе, аромат яблонь и роз, доносящийся из скрытого от его глаз сада, навевал невнятные сны. Он шел по зимнему лесу с топором, подыскивая ровное и крепкое молодое деревцо, годное для древка копья. Больше всего для этой цели подходили клен или ясень. Ясеневым копьем сам Один врагов поражал. Почему же его выбор пал на яблоню? Прельстил на диво ровный, стройный ствол, так и просившийся лечь поперек ладони, поманил запах, ощутимый даже зимой. Впрочем, во сне мы часто совершаем поступки, о которых наяву и не помыслили бы.

Неждан почти почувствовал замах, ощутил, как топор вошел в дерево, и увидел, как по лезвию потекли, нет, не древесные соки, они зимой заперты в стволе, а капли крови. На руки безвольной тяжестью упал не тонкий статный ствол яблони, а бездыханное человеческое тело, меж пальцев побежала не коричневатая кора, а рассыпчатая каштановая коса.

Всеславушка! Родимая! Что же он наделал?! Как его рука не отсохла, притронувшись к топору?!

Неждан открыл глаза, пытаясь выбраться из пелены кошмара, все еще ощущая на пальцах свежую кровь. По комнате распространялся мягкий и явно не дневной свет, а на подушках у противоположной стены сидел незнакомый человек. Ровесник Инвара, он выглядел хрупким и измученным. Его плечам не хватало ширины, а грудь казалась вдавленной внутрь, как у лесоруба, угодившего под поваленное дерево. Впрочем, болезнью, которая источила изнутри это молодое тело, двигала сила куда более мощная, нежели лесной пожар или снежный буран.

Встретившись взглядом с Нежданом, Давид бен Иегуда улыбнулся мягкой, слегка извиняющейся улыбкой, словно говоря: я не хотел проникнуть в твои сокровенные мысли, и я никому ничего не скажу. Неждан нахмурился. С этим родичем он встречаться совсем не желал.

— Я видел ее, — тихо и печально сказал Давид бен Иегуда.

— Кого? — не понял, вернее, не поверил своим ушам Неждан.

— Девушку, чье имя ты только что произнес, ту, из-за которой ты пришел сюда.

Призрак безумной надежды бросил Неждана через всю комнату едва не к ногам юного Ашины:

— Она у вас?

Сводный брат только печально улыбнулся. А Неждан еще полагал, что это у него глаза старика:

— Если бы я сказал, что да, ты бы принял предложение отца?

Неждан отшатнулся от собеседника, словно от зловредной навьи, тревожащей покой людей. Кто дал этим двоим право так глумиться? Уж лучше бы на их месте оказались дыба и палач!

— Я не ведаю, слышал ли ты об этом, но я давал клятву верности русскому князю! — проговорил Неждан как можно более отчетливо. — И я бы не изменил этой клятве, даже если бы твой отец держал заложницей не только мою невесту, но и мою мать. К тому же я знаю, что княжны у вас нет. Вы отдали ее Ратьше Дедославскому.

— Это неправда! — усталый мудрец превратился в пылкого мальчишку, каким он на самом деле являлся. — Мы с отцом не ведали, что за девушка живет в светелке у Ратьши бен Мстислава, да и в Булгаре узнали, кто она, только когда ее след уже затерялся где-то в степи.

— Если бы вы не поддерживали дедославского княжича в его интригах, корьдненская княжна жила бы сейчас в тереме у брата.

— И потому ты желаешь гибели каганата и смерти всех его жителей?

— Насколько мне известно, — спокойно ответил Неждан, — Святослав хотел бы присоединить этот край к Руси, а кому нужна безлюдная земля. Те, кто возделывает пашни и выращивает скот, пусть возвращаются к своим полям и стадам. А вот тем, кто приходил в наш край, словно голодный хищник, придется держать ответ.

Юный хазарин кивнул, но думал он сейчас явно о другом. Теперь он походил на Анастасия ромея в часы, когда пытливый ученый хотел что-то объяснить или разгадать.

— И все-таки я не понимаю, почему ты так ожесточенно противишься своей судьбе. Мой дед сегодня еще раз все проверял. Иной доли у тебя нет!

— Каган, грядущий из страны саккалиба, — горько усмехнулся Неждан. — Да я лучше умру, нежели приму эту долю! Сколько еще твой отец собирается мучить меня, откладывая казнь?

— Ты разве не понял? — глаза Давида бен Иегуды сверкнули в неверном свете масляной лампы. — Кровь каждого Ашина, принимает он родство или нет, священна. И ее нельзя проливать.

— Много ли думал об этом твой дядя Азария, когда жег дом моей матери, — огрызнулся Неждан.

— Мой достопочтимый родич еще не вернулся из этого похода, когда его настигла страшная весть о смерти молодой жены. Она умерла родами. И их ребенка тоже не удалось спасти. Так неужели ты думаешь, что кто-то еще из нашей семьи или нашей земли решится причинить тебе вред. Ты останешься в этом доме по своей воле или против нее, а там пусть приходит твой князь. Сила первопредка Ашины и благодать закона Моисеева еще хранят наш народ!

Он поднялся, горделиво расправив немощные, узкие плечи, всем видом желая придать вес своим словам, но, сделав всего один шаг к выходу, зашелся мучительным удушливым кашлем, пятная стены и нарядные ковры каплями крови. Неждану пришлось подхватить его, чтобы он не упал.

Настежь распахнулась дверь, и в комнату влетел ожидавший своего юного господина снаружи седой, согбенный слуга, а вместе с ним — двое свирепых стражей с саблями наголо. Они оттеснили Неждана к противоположной стене, приставили сабли к шее и груди.

— Оставьте его! — из последних сил кое-как прохрипел юный Ашина. — Он ни в чем не виноват. И, главное, ничего не говорите отцу!

Он прикрыл глаза и обессилено повис на руках старого Рахима. Охрана так и не сдвинулась с места, они не имели права нарушать приказ. Стражи покинули комнату лишь когда звук шаркающих, заплетающихся шагов стих на дальнем конце длинного, глухого коридора, напоследок от души ринув пленника о стену. Неждан этого даже не заметил. Он не чувствовал ничего, кроме разом навалившейся на него бесконечной пустоты. Его словно выпотрошили и надули, как пустой рыбий пузырь.

Вот он и получил хазарскую благодарность. Вместо лютой и мучительной, но, в конце концов, избавляющей смерти — постыдный и нелепый в своей безнадежности плен. А если его все-таки провозгласят каганом, против воли проведут свой поганый обряд? Да как побратимам-то потом в глаза смотреть? На этом ли свете, на том.

Да нет, это невозможно! Дрянной мальчишка просто решил посмеяться над ним, заставить его страдать от боли, разъедающей нутро, как каждодневно страдал он сам! С другой стороны, тархан тоже ничего про смерть не говорил. Плененных врагов не всегда казнят. Те же ромеи предпочитают отправлять их на галеры или рудники, а то и просто держать годами в каменном мешке, выколов глаза и отрезав большие пальцы. И какая участь хуже, никто не возьмется сказать.

Ну что ж, тогда для него единственный выход — попытаться покинуть этот дом и этот град. И почему он так бездарно упустил момент?! Следовало с самого начала приставить к шее хазарчонка его же кинжал и, прикрывшись мальчишкой, как щитом, проложить дорогу к свободе! Следовало? Или все-таки нет? Неждан вспомнил ставшее из просто бледного изжелта-серым лицо Давида бен Иегуды, его судорожно открытый рот, хватающий мучительно режущий источенные легкие воздух. Даже если бы в их жилах не текла одна кровь, он никогда бы не унизил себя до такого непотребства. Это ж то же самое, что ребенка обидеть или на женщину руку поднять.

И все-таки отсюда действительно нужно выбираться. Выйти наружу или умереть. Как там говорил дед Арво? Настоящие герои не только пересекали границу миров, но и возвращались обратно. Вопрос — как? Дверь дубовая сработана на славу, окована железом, снаружи заперта на замок и засов. Но кто сказал, что ее нельзя снести с петель! Другое дело, а стоит ли? Охрана успеет поднять тревогу, и его путь к свободе окончится, не начавшись, и совершенно необязательно, что в мире ином. Провести остаток дней в оковах, это не то будущее, о котором стоит мечтать.

Тогда остается окно: находящееся под самым потолком, небольшое, взрослому человеку едва протиснуться, да еще и забранное решеткой. Прутья, переплетаясь, образуют не лишенный красоты узор, но каждый толщиной в палец и намертво вделан в стену, словно сначала появилась решетка, а потом стена. Сокровища они, что ли, здесь раньше хранили? Комната расположена на уровне второго этажа, окно выходит во внутренний двор, окруженный крытой галереей. Двор замощен узорчатой плиткой, но совершенно голый и, главное, просматривается со всех сторон. На галерее несут караул эль-арсии и воины из черных хазар, находящихся в подчинении у тархана. Туда тоже особо не сунешься. Разве что попытаться выбраться на крышу и сделать это, пока солнце еще не взошло.