Под знаменем Сокола (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 54

— Ладно, не пугайте! — с укором глянул на товарищей Торгейр. — Вы что, на полном серьезе думаете, что наш князь, замыслив поход на Итиль, не сумеет одолеть каких-то мокшан?

Хельги только досадливо хмыкнул:

— Одолеть-то он одолеет, и мы в этом ему поможем. Вопрос только — какой ценой! Хотя кровопролитие никому, кроме хазар, не нужно, в воздухе пахнет кровью! И неважно, кто первым ее прольет, на кого падет вина, платить виру придется и мокшанам, и нам. А в выигрыше останется только каганат. А тут еще Свенельд со своей данью! Что он делать-то с нею собирается?

В самом деле, скор, меда и челяди, основных богатств буртасского княжества, в достатке нынче имелось на каждом русском погосте, и куда девать это добро не ведала, кажется, даже премудрая Ольга, с некоторым опасением ожидавшая следующей зимы. В этот год даже торговые гости, ходившее каждое лето в ромейскую землю и прозывавшиеся от того гречниками, предпочли со своими ладьями и дружинами идти на Итиль. Война — это, конечно, риск немалый, зато в случае успеха прибыль не шла ни в какое сравнение с той, которую можно получить от торговли, даже успешной.

Однако в голове Свенельда мысль о дани засела очень крепко. Его дозорные так и рыскали по берегам, точно голодные волки, высматривая, где бы чем поживиться, не гнушаясь в покинутых селах откровенным грабежом, а тот, кто ищет — всегда найдет.

***

Велес ведает, то ли жителей этого селища не успели или забыли предупредить, то ли они понадеялись на чащобу, скрывающую их дома от посторонних, то ли в самом деле решили, что Отдол — обряд очищения огнем — оградит их дома от любого лиха и отведет глаза чужакам. Двое уцелевших из посланного на вороп десятка Свенельдовых людей говорили, будто и в самом деле видели ряженых мужами баб, которые, впрягшись в сохи, опахивали против солнца деревню, в то время как другие жители, следуя указаниям волхва иняти, готовили священный напиток пуре и обрядовую кашу. Варяги также утверждали, что они никого не хотели обидеть, близко не подходили к околице и что мокшане первыми на них напали, приняв за шайтанов или какую иную нежить.

Войнег их рассказам не очень-то верил. Свенельдовы варяги и в Корьдно-то вели себя не как гости, а, скорее, как захватчики, так что Святослав, дабы не злить Ждамира и вятичей, отправил их до весны в Дорогобуж. Впрочем, с чего бы там ни началось, а кровь оказалась пролита, и за своих погибших товарищей Свенельдичи поквитались, вырезав деревню до последнего человека еще до того, как об этом узнал светлейший князь. Захваченного живьем инятю по старинному обычаю урман принесли в жертву Одину: затянули на шее перекинутую через ветвь дуба петлю, а затем пронзили сердце копьем.

— Такова была воля богов! — лишь развел руками Свенельд в ответ на гневную отповедь Святослава.

Той же ночью возле его стана задержали мокшанских лазутчиков. Проникнув в лагерь с реки, трое из них пытались поджечь корабли, в то время как четвертый, скользя меж спящих, точно хорь, вершил суд и расправу над варягами, разорившими лесное село. Прежде чем его изловили, он сумел перерезать глотки едва ли не десятку воинов, а будучи уже схвачен и обезоружен, в последнем усилии вцепился зубами, точно лесной зверь, в горло еще одному.

— Такая месть достойна рабов или трусов! — в негодовании накинулся на плененных мокшан Рогволд Полоцкий, пока Свенельдовы гридни разжигали костры и накаляли наконечники копий, дабы хорошенько расспросить незваных пришельцев.

— Эти воины никогда не попадут в Вальхаллу! — покачал головой Асмунд, скорбно глядя на окровавленные бездыханные тела. — Какая лютая и бессмысленная смерть.

— Они ее заслужили, — угрюмо отозвался Хельги. — Немного чести в том, чтобы убивать стариков и детей и насиловать женщин.

Сославшись на нездоровье, он не остался на допрос: запах паленого вызывал в нем не слишком приятные воспоминания.

— Есть несколько человек, которых я, может быть, хотел захватить живьем и пытать, наслаждаясь их мукой, — мрачно поделился он с побратимом, — но они живут не в этом краю.

— Всякий, кто поддерживает хазар, для меня заклятый враг! — недобро сверкнул карим огненным глазом Неждан, и вся боль, которую он пытался побороть или скрыть, с этими словами вырвалась наружу. — Если Атямас и его люди ищут брани, они ее получат!

— Что искал и какой ответ хотел дать каназор и его старейшины, мы уже никогда не узнаем, — устало растирая натруженную за день у правила ладьи больную ногу, отозвался Хельги. — Да теперь это уже и не имеет значения. За нами наши люди, и надо сделать все, от нас зависящее, чтобы они дошли до стен Итиля и Саркела, а не сгинули без вести в этом глухом краю.

***

Утро расстилало над рекой густые полосы тумана, напоминающие то ли разложенные для отбеливания холсты, то ли вывешенные на просушку рыболовные снасти. Сумрачный, едва пробивавшийся меж густых обложных облаков рассвет полоскал лес проливным дождем. Войнег выбрался из-под полога, размазывая дождевые струи по усталому лицу и пытаясь отогнать остатки сна. Этой ночью опять не удалось выспаться, и это уже начинало становиться привычным, как и жизнь в постоянном ощущении опасности и тяжкий труд у весла, под парусом или в седле, в холод и жару, не снимая кольчуги. Засады на реке и берегах, ночные нападения на стан, постоянные стычки между дозорными отрядами и летучим лесным воинством Атямаса, к которому помимо мокшан присоединились мурома, шокша и эрзя, теперь составляли неотъемлемую часть их каждодневного бытия.

— Вот лешачье племя! — негодовал Святослав, хитростям и уловкам предпочитавший честную брань. — Нет бы встретиться в поле да помериться силой, как надлежит мужам. Так нет же, так и норовят напакостить из-за угла!

— На войне все средства хороши, — только пожимал плечами умудренный годами Асмунд. — Мы им предлагали договориться по-доброму, они не захотели, теперь пусть пеняют на себя.

И только Свенельд угрюмо молчал.

Обезлюдевшие села, потравленные поля, сожженные торговые погосты и градцы, ежедневный подсчет раненых и погибших, накапливающиеся с каждым днем усталость и раздражение, и кровь, и кровь, и кровь. Кровь на траве, на песке, на палубных досках. Надрывные, хмельные тризны на могилах павших товарищей с обязательным принесением в жертву Перуну-Свентовиту захваченных живыми мокшан, хмельное буйство расправы во взятых на меч городах, все более изощренные ловушки и возрастающая дерзость ночных атак буртасов, глумление над пленными, которых безжалостный Атямас буквально живьем строгал на куски.

Мокшане и их муромские, шокшанские и эрзянские сородичи сражались с отчаянной доблестью людей, которые отстаивают свою землю и мстят за погибших. Руссы отвечали ожесточенным упорством ратников, для которых нет пути назад, с каждым отвоеванным и удержанным поприщем приближаясь к Итилю, и ярое солнце, к восходу которого они стремились, кровавым знаменем осеняло их путь.

Внезапности и доскональному знанию местности, являвшимся основным преимуществом Атямасовых людей, Святослав и его воеводы, помимо численности своих дружин, противопоставляли умение молниеносно реагировать на любой вызов и ратную выучку. Каждый занимался тем делом, которое знал лучше других. И если уроженцы пущ и дубрав кривичи, радимичи и вятичи ратный труд вершили по большей части в лесу, распознавая засады, отыскивая созданные буреломами вражеские крепи, то варяжские и вендские хевдинги показывали мастерство на реке. И здесь одним из самых умелых был Хельги Хельгисон.

Войнег погладил две свежих, еще сочащихся смолой доски правого борта. Плотники трудились вчера до темноты, прилаживая их на место разбитых в щепы, и благодарили Перуна, Велеса и других богов, что так легко отделались.

— Поворачивай вправо!!! Прижимайся к обрыву!!!

Услышав этот приказ Лютобора, Войнег сперва не поверил своим ушам. Нешто тысяцкий умом рехнулся?! Это же верная гибель! Ведь именно с занятого мокшанами правого берега, с крутого откоса, на них летели четырехсаженные дубовые бревна и многопудовые валуны, способные не только прикончить или покалечить десяток человек, но и пробить палубу и днище, пустив ладью ко дну. Потому первым побуждением Добрынича, да и не только его, было, отойдя к низкому левобережью, как-нибудь миновать опасный участок по мелководью.