Самая старшая (СИ) - Белова Полина - Страница 53

Даже в таком плачевном состоянии я смогла вынести ведро, сполоснуть его и вымыть пол в крошечной комнатке. Потом медленно пошла в купальню, некрасиво шаркая ногами. Подходя к ней, я видела, издалека, как Георг, не входя, через открытую дверь бросил на лавку в раздевалке мою обычную здешнюю одежду и сразу ушёл.

Горячая вода впервые за три дня согрела моё озябшее тело и немного придала сил.

В моей комнате меня ожидал сам ментор.

«Какая честь! Не в кабинете принимает, лично явился.», - иронически подумала я, но внешний вид мой оставался абсолютно бесстрастным. Годы учительства научили меня многие вещи встречать с невозмутимым выражением лица. Сейчас это умение пригодилось. Я, стоя, выслушала длинную лекцию о моём неподобающем поведении и ожидающих меня ограничениях в передвижении по приёмнику, удивляясь самой себе: как у меня хватает сил стоять ровно и не падать?

Не дождавшись моей реакции или каких-то слов, ментор подошёл ко мне и снял кандалы. Я заметила, как странно перекосило его лицо, когда он увидел мои раны на запястьях.

Я, тем временем, освободившись от блокираторов, больше не смотрела на ментора – не спеша, прошла к своей кровати и легла, отвернувшись.

Наверное, провалилась в сон, потому, что разбудил меня властный голос местного лекаря, Ибрагима:

- Повернись ко мне, девочка! Я обработаю твои руки.

- Уходите. Я не нуждаюсь в Вашей помощи. – спокойно и твёрдо сказала я, оставаясь в прежнем положении.

- Это приказ ментора!

- Так, идите, жалуйтесь ему. Я отказываюсь принимать лечение.

- Георг! – нетерпеливо позвал Ибрагим.

Я почувствовала, как сильные руки больно вцепляются в моё плечо, и меня насильно разворачивают. Лекарь быстро по очереди подхватывает оба мои запястья и накладывает на них мазь, перевязывает. Едва он закончил, я сорвала повязки и вытерла мазь прямо о покрывало на кровати, размазывая по нему выступившую кровь.

- Дура! – не выдержал Георг. – Хочешь, чтобы я тебя связал?

Я промолчала.

Некоторое время в комнате было тихо. Я смотрела в окно. Среди голых веток лиственных деревьев радовала глаз зелень кипарисов и сосен.

Не хочу от магов ни-че-го.

Вдруг, ощутила, как невидимые воздушные нити неподвижно спеленали моё тело. Это Георг, недолго думая, перешёл от слов к делу. Лекарь снова нанёс лекарство на мои раны и наложил повязку. Воздушные путы исчезли. Георг и лекарь напряжённо наблюдали за мной несколько минут. В этот раз я подождала, пока оба мага выйдут из комнаты и только потом содрала повязки и вытерла мазь с запястий.

Пусть мои руки дольше болят! Пусть останутся шрамы! Так легче ненавидеть и дышать. Кто-то не поступил бы так, кто-то посчитал бы глупостью… Но мне эта боль помогала ненавидеть. Ненависть заполняла, высосанную антизекеритом, пустоту в груди. Она давала силы, чтобы чувствовать, побуждала жить и бороться.

Накануне, из-за слабости, не заметила, как провалилась в сон. Проснулась утром с перевязанными руками. Видимо, Георг или лекарь, а возможно, что и оба, заходили ко мне ещё раз и аккуратно, чтобы не разбудить, обработали мне раны.

Медленно развернула пропитанную лекарством ткань. Запястья заживали и выглядели совсем не плохо, остались лишь неровные розовые полосы.

В столовую, к завтраку, спускаться не стала. Нет желания, ни сидеть за одним столом с мучителями, ни принимать пищу, приготовленную поваром, который сейчас воспринимался предателем.

Вместо столовой я пошла на кухню. Там, не здороваясь и ни на кого не глядя, приготовила себе поесть и забрала миску с готовой едой в свою комнату.

Быстро перекусив, засела за подготовку к поступлению в академию.

Меня ждало три вступительных экзамена: история магии, к которой я уже была готова, диктант и магический конкурс.

По истории магии за три месяца я не только учебники прочла уже трижды, но и наслушалась уроков от ментора. Собственно, на этой теме я училась читать, а потом тренировала скорость чтения. Все исторические даты запомнила легко, но продолжаю регулярно повторять.

Что касается диктанта…

Знание устной речи очень помогло мне с освоением чтения новыми для меня буквами. Сейчас я уже даже не подставляю мысленно каждый раз привычные мне знаки алфавита из прежней жизни. Но, вот, с диктантом дело обстояло хуже, намного хуже. И проблема была даже не в том, чтобы красиво и правильно написать непривычные буквы – я научилась этому легко, и не в грамотности – что, конечно, было сложнее. Загвоздка оказалась в письменных приборах!

До сегодняшнего дня, я легко тренировалась писать непривычные буквы палочкой в ящике с мокрым песком, стирая написанное специальной лопаткой. Здесь, в детской, был такой набор специально для письма и рисования малышей. Но ведь диктант мне нужно будет не в ящике с песком писать, а гусиным пером и чернилами!

Первые пробы пера были ужасны. Чернила, кстати, не только плохо отстирываются, но и отвратительно отмываются. Но мне нужно научиться быстро и сносно царапать буквы пером, макая его в чернила!

Я расстроено вздохнула. Сегодня после завтрака, собираясь готовиться к диктанту, я решила, что пришло время портить бумагу, на песке я уже справлялась с письмом быстро и легко. Правда, диктовать самой себе не очень эффективно, но придётся заниматься так, как имею возможность.

Бумагой для письма я успела запастись ещё до моего похода в Каменск. Это хорошо. Не нужно никого просить. Не знаю, на сколько смогу продлить свою молчанку, но собираюсь продержаться как можно дольше. Во-первых, не хочу с ними разговаривать, а во-вторых, испытываю удовлетворение, замечая, как это всех задевает. Что ещё я могу им сделать? Мучителям и предателям! Я ведь уже знала, что та щель-окно из подвала выходит на общий двор. Не могли они не слышать, как я плачу. Сейчас мне противно видеть их приветливые лица.

Я исписала, точнее, закапала кляксами и поцарапала, несколько листов бумаги к тому моменту, когда ко мне в комнату пришёл ментор. Я сразу услышала, как открылась дверь и насторожилась. Втиснувшись за детскую парту, оставив откинутой крышку, сидела за этим занятием у окна. Здесь, на парте, были очень удобные углубления для чернильницы и пера. Краем взгляда, не отрываясь от своего занятия, видела, как главный маг в приёмнике идёт ко мне.

Зимняя погода на острове магов была невероятно ветреной, поэтому окно было плотно прикрыто. Порывы ветра иногда были настолько сильными, что в стекло с тихим шорохом ударялся мелкий сор, листья и сосновые иголки. Сегодня было солнечно, света для моих занятий было более, чем достаточно. Яркие лучи, падая на бумагу, безжалостно высвечивали перед ментором печальный результат моих стараний.

Я вытерла тряпочкой нос. После холодного и сырого карцера с неприкрытой щелью, вместо окна, я подхватила насморк. И теперь без конца вытирала сопли. Я, кстати, не сразу поняла, что простыла. Вчера думала, что чувствую себя такой разбитой и нос заложен из-за долгих рыданий. Однако, сегодня из носа текло в два ручья, хотя со вчерашнего вечера я не плакала, и я догадалась, что простыла в карцере. Возможно, даже, и температура есть, небольшая.

- Доброе утро, Мария! – первым поздоровался ментор.

Я не нашла нужным отвечать. Что он мне сделает за молчание? Снова посадит в карцер?

- Ты не хочешь со мной разговаривать?

Ментор подождал немного и снова спросил:

- Почему ты не спустилась в столовую к завтраку?

В ответ я, совсем не специально, неожиданно сильно и громко несколько раз чихнула, удачно уронив соплю на его сияющий чистотой ботинок.

- Маша, девочка, ты больна? Почему не сказала? – дальше его зычный голос раздавался уже в коридоре - Георг! Ибрагим!

На этот раз сам ментор, устав от моего молчаливого протеста, приказал применить ко мне магию, чтобы уложить в постель и напоить лекарствами, чем Георг с удовольствием воспользовался. Я же азартно сопротивлялась, как могла.

В процессе воздушной транспортировки моего тела от парты до кровати, у меня получилось ловко зацепить и столкнуть с парты чернильницу и облить штаны и куртку молодого мага чернилами. Я бы сильнее порадовалась этому моменту, если бы удовольствие не портила мысль о том, что теперь надо думать, где взять другие чернила.