Центумвир (СИ) - Лимова Александра - Страница 25

– Леська беременна.

– Да ты что! – вскочила со стула и метнулась к нему, чтобы обнять изо всех сил, пряча лицо в его плечо и зажмуривая глаза, давая себе мгновение на незаметную для него постыдную слабость. – Господи, Илюш, поздравляю!

***

С Истоминым мы встретились утром следующего дня.

В офисе открытого подписного финансового консорциума, то бишь объединения нескольких солидных независимых друг от друга шараг, банчащих ценными бумагами и реализациями займов. Мы с Ильей подъезжали к офисному зданию, и когда я об этом узнала, я как охуела, так и не выхуела обратно.

Потому что теневой офис, основной для разворачиваемого Истоминым проекта с нашим участием, где сейчас интенсивно шли работы по подготовке, был на этаж выше консорциума, а организация, которая там располагалась, на этаж ниже переехала. А вообще, этажей в здании несколько. И фирм несколько. И пока мы поднимались на нужный этаж пешком по лестнице, ибо с лифтами возникла какая-то проблема, я узнавала некоторых людей из тех толп, что двигались по лестнице. Они приезжали с Истоминым, его бойцы невидимого фронта, вежливо здоровавшиеся с невозмутимым Ильей и бегающие в свои офисы. На свои этажи… Вот как-то подозрение возникает… Особенно после того, как нас проводили в кабинет, возле которого висела табличка, гласящая что там сидит Рачевский Иван Палыч, лидер консорциума, и в этом кабинете солидный дядька, стоя над креслом с Истоминым, разговаривал с ним как с акцептантом по поводу подписаниям им тратты и времени, когда с этим Ярославу Андреевичу удобнее будет решить, у меня прямо укрепилось подозрение, что Ярослав Андреевич малец того… не по моим возможностям, в общем. Мы, земляне, вообще мало что знаем об этих инопришеленцах, и быть первооткрывателем их секретиков что-то не тянет.

Иван Палыч быстренько дал по съебам, когда мы с Ильей опустились в кресла для посетителей перед его столом, за котором сидел Истомин с космической скоростью читающий и изредка подписывающий стопку бумаг. Причем подписи его разнились в зависимости от фамилий, которые были указаны в документах.

Они с Ильей обсуждали возникшие вопросы и пути решения проблем которые могут возникнуть в ближайшее время из-за этих вопросов, я с умным лицом сидела рядом с Ильей и чувствовала совершенно неуместное, просто абсолютно ненормальное с учетом всего контекста ситуации раздражение. От нейтральности. От абсолютной нейтральности Истомина. Знала, что это успокаивало моего брата, убеждающегося в том, что пара наших с ним встреч действительно была без претензий.

И это правильно. Вот это ровное отношение и должно быть. Мы связаны работой, именно такое взаимодействие она и подразумевает. Вот эти его интонации, когда в ответ на его вопросы я рассказывала о том, как продвигается создание зеркала и расписывала, что и когда будет сделано. Так и должно быть. Этот его абсолютно безэмоциональный взгляд, деловой тон, полное равнодушие.

Только это бесило. Все сильнее. Потому что разговоры шли долго и мне часто приходилось в них участвовать, а эти его интонации…

Я тщательно контролировала себя, усилием подавляла набирающее силу раздражение, не имеющего рационально обоснуя. Сама же требовала такого формата общения и с чего тогда такие эмоциональные реакции на абсолютно адекватную обстановку. Тем более такую, вот эту увиденную, которая должна только укрепить в мыслях, что свят-свят и ну его на хуй… Блять, как бесит… Вот хули он в окно пялится? Чего там интересного? Москва, да? Никогда не видел, что ли?

Когда разговор коснулся набора штата, он вскользь и ровно посмотрел на меня, хотя разговаривал с Ильей. Абсолютно ровно. Посмотрел как человек обсуждающий вопросы с другими людьми, с подчинёнными, которым требуются разжевывать элементарное, ибо сами не допрут. И меня едва не подбросило на кресле от возмущения. Вердикт – я ебнутая.

Когда все завершилось, я поехала на квартиру, собрала вещи и Илья с Леськой проводили меня в аэропорту. Ожидая время посадки стояла в одном из залов ожидания внутренних перелетов для клиентов бизнес класса и, глядя в окно на подготавливаемый самолет, прикидывала, чем помимо тонны работы себя занять, чтобы вот это внутреннее ощущение раздрая сошло на нет быстрее.

Через несколько минут семья из четырех человек ушла на посадку и небольшой зал и вовсе опустел. Повернула голову, чтобы посмотреть на табло. Отлично, осталось не более двадцати минут и можно будет чесать на свою посадку.

Отрицательно повела головой в ответ на вопрос от улыбчивой сотрудницы аэропорта, стоящей недалеко на баре и спросившей не хочу ли я чего, потому что ей нужно отлучиться, и снова уставилась в окно. Думала, что как только она уйдет кто-то придет вместо нет, но нет. Странная система. А если я, несмотря на то, что клиент бизнес-класса страдаю клептоманией?..

Додумать сию мысль я не успела. Да и вообще додумавать не нужно было. Потому что спустя пару мгновений все стало ясно.

Сначала я услышала шаги, когда кто-то вошел в зону ожидания. В голове мелькнула дикая мысль и почти успела быть битой циничной рациональностью, но глаза смотрели на высокий крепкий силуэт, размытый в отражении стекла.

Темная приталенная рубашка, засучены рукава. Темные джинсы. Темный силуэт.

Шаг за шагом, неторопливо ко мне, стоящей у окна, скрестив онемевшие руки. А потом я услышала запах. Слабый шлейф изысканного парфюма в сплетении с почти стертыми аккордами никотина, когда он приблизился и встал позади, сунув руки в карманы и глядя за стекло, на самолет, который готовили к вылету. Стоял близко. Прямо за спиной. И не только обоняния касался шлейф его парфюма, по коже тонким налетом, легкой покалывающей изморозью его нуара шла прохладная насыщенность томления и раскрывалась внутри стильным ароматом черного льда. Официант, двойной солодовый виски. И негромко блюз. Спасите…

– Решила уехать по-английски. Как нетактично.

Его голос негромок. В отражении чуть склоняет голову в сторону и кпереди. Правая рука вынута из кармана, и касается моих волос, рассыпанных по спине. Пробегается от корней до шеи. Слабый хват, немного, едва ощутимо тянет вниз и перекидывает мне на плечо. Прижимая к нему пальцами. Сильнее. Нажимая. Вынуждая сделать шаг назад, ближе к нему, чтобы срезать чувство сопротивляющейся атмосферы, возникающей между однополярными концами магнита.

– Тут камеры. – Чувствуя как губы растягиваются в улыбке от провокации соблазнительно зовущей в крови.

– Временный сбой. – Усмешка в голосе. Рывок и спиной врезалась в его грудь, ощущая как спирает дыхание, когда его пальцы от плеч, по предплечьям, до кистей и жестко сжимают их. – Не пишут пока.

– Потому что ты захотел меня трахнуть? – усмешка по губам. Ядом с языка, ибо протравлена насквозь.

– Потому что я тебя захотел, – берет за кисти жестче, заставляя расцепить руки и ведет их к стеклу, прижимая к нему ладонями, – а там как пойдет. Но, скорее всего, да, ты права, сначала трахну, – и тихо на ухо умопомрачительное, – потому что выводишь. Заводишь. Сводишь.

Близость его тела дурманила. Звала. Осознание того, как же он рядом, вот прямо за моей спиной травило рациональность, извращала мысли, путала разум в горячую паутину инстинктов.

Я чувствовала его энергетику. Горячую, дикую, необузданную. Бурлящую и клокучую в нем, в этом почти спокойном теле, в глубине серо-зеленых глаз, сейчас глядящих на меня в отражении. Я чувствовала. И эти ощущения затмевали все.

Сжал мои кисти и его пальцы скользнул по ним ниже, накрывая мои ладони на стекле, сжимая их, вдавливая в прохладу.

В горле пересохло, когда двинулась назад, а он одновременно вперед. И подалась назад еще плотнее. Чтобы прижаться. Втиснуться ягодицами в его пах. И его руки тотчас обняли, сомкнулись на взбудоражено вздрогнувшей мне. Его пальцы с нажимом прошлись по талии, по животу вверх до учащенно вздымающейся груди и с силой сжали, одурманив чувством немеющего удовольствия, сорвав мне дыхание.

– С-с-су... – свистящим едва слышным шепотом мне на ухо и пальцы сильнее стиснули грудь, – ...масшедшая...