Чёрные лебеди (СИ) - Ларсен Вадим - Страница 32

Дрюдор присмотрелся. Громила оказался без кольчуги и защитных лат. Голая волосатая грудь проглядывала из расстегнутой до пояса рубахи. В нее-то он и ударит, решил сержант.

Рука с топором слабела — шесть дней без еды и вина давали о себе знать. Пора бы действовать, пока он ещё держится на ногах.

Он коротко махнул топором и замер в ожидании. То был не удар, скорее разведка боем. Пробный выпад, вынуждающий противника раскрыться и показать на что способен. Но черноволосый великан не шелохнулся. Одно из двух — либо крепкие нервы и отличное самообладание, либо заторможенная реакция и плохое как для лучника зрение.

Отакиец оскалился, яростно сверкнул зрачками и молниеносно, с прытью, не свойственной такому громоздкому увальню как он, бросился на того, кто так не вовремя прервал его сладострастное развлечение.

Дрюдор увернулся чудом. Лезвие кинжала полоснуло по краю плаща, оставив в складках длинную прореху.

«Эдак он меня ещё и убьёт», — только и успел подумать сержант.

Вдруг вспыхнувшее пламя свечи вырвало из темноты одиноко лежащий на верхней полке стеллажа средних размеров винный бочонок, уставившийся девственно нетронутой дубовой пробкой выпивохе в самую его истосковавшуюся по вину душу. Дрюдор не верил глазам.

— Видать, есть ещё для чего пожить, — чуть слышно произнес он.

Топор, протяжно ухнув, рубанул воздух, едва не коснувшись горбатого носа отакийца. Южанин отпрянул. Пригнулся. Размашистым движением попытался достать впалый живот соперника. Не вышло. Лишь сверху донизу рассек кинжальным остриём ветхую дрюдорову рубаху. В ответ ловкий сержантский кулак разрубил вражескую бровь. Хлынувшая кровь залила отакийцу глаз.

Вертясь юлой, дико ревя, ругаясь по-своему, наполовину ослепший верзила безрезультатно колол кинжалом воздух перед собой. Огонек свечи буйно бился в конвульсиях, разметая багровые блики по покрытым плесенью стенам.

Следующий удар пришелся громиле под дых. Лопоухую физиономию перекосила гримаса боли. Крякнув, отакиец отпрянул вглубь подвала, налетев на стеллаж.

Треснули ножки, скрипя, покачнулись полки. При виде того, как вожделенный бочонок, зловеще качаясь, накренился набок, у сержанта перехватило дух. Еще немного и драгоценный напиток окажется разлитым по сырому земляному полу.

Дрюдор свирепо скрежеща зубами, бросился к стеллажу, сбил отакийца с ног и крепко прижал ёмкость ладонью к стене. Заветный сосуд остался невредим, но времени потраченного на его спасение хватило, чтобы южанин пришел в себя. Проворно подхватившись на ноги, он широко махнул увесистым кулаком, едва не зацепив сержантский висок. Кулак пролетел так близко, что достигни он цели, истощенное от голода Дрюдорово тело тотчас замертво свалилось бы под ноги отакийца.

Осознавая промашку, южанин зло зарычал и, не давая противнику опомниться, бросился вперед. Рьяно тыкая кинжалом перед собой, пытаясь достать, потеснил сержанта к двери. Казалось, ещё немного и остриё достигнет цели. Но всякий раз гераниец чудесным образом оставался невредим.

Последние выпады громилы решили исход поединка.

Удачно увернувшись, Дрюдор решил действовать наверняка. Когда в очередной раз кинжальный клинок, просвистев мимо, звонко уткнулся в кирпичную кладку стены, и чуть не треснул под грузной тушей его владельца, сержант пригнулся так низко, что почти лег на землю, растворившись в тени стоящего над ним противника. Потеряв соперника из виду, полуслепой лучник на мгновенье застыл на месте. Не мешкая, перехватив и развернув топор тыльной стороной, Дрюдор без замаха хлестнул им по ногам.

Удар обуха пришелся точно в коленную чашечку. Хруст ломающихся суставов, похожий на треск сухих раскаленных дров в печи перерос в неестественно тонкий, не свойственный габаритам отакийца истошный крик. Южанин мешком свалился на землю, чуть не придавив собой сержанта.

Обхватив руками раздробленное колено, подняв перекошенное от боли лицо, раненый выл волком, угодившим в капкан. Брошенный кинжал одиноко валялся у ног. Пришло время для решающего удара.

Но бывший наемник медлил. За прошедшую, проведенную в кабаках зиму он совсем разучился убивать. С тех пор, как продал свой боевой топор за два томанера, и тут же пропил их, угощая угодливых шлюх и случайных собутыльников, больше убивать не приходилось.

Пришло время вспомнить прежние навыки, но рука с топором, безвольно повиснув вдоль туловища, не желала подниматься. Удивительно, но сержанту не хотелось лишать жизни этого горемычного лучника. Он посмотрел на бочонок — больше всего на свете хотелось выпить.

Пока Дрюдор мучительно раздумывал о своих желаниях, отакиец поднял кинжал и, волоча за собой покалеченную ногу, отполз в угол к притаившейся женщине. Схватив несчастную за волосы, гаркнул с сильным южным акцентом, делая ударение на первом слоге:

— Уби-ю! — Скорее всего, единственное слово, которое он знал на геранийском.

— Плевать, — бросил Дрюдор.

Но отакиец его не понял. Притянув голову несчастной к себе, он приставил к ее горлу клинок и надавил так, что кровавый ручеёк протянулся по шее сверху вниз.

Дрюдор безучастно смотрел на лучника. Опасность устранена — с перебитым коленом тот уже не ходок. Он перевел взгляд на заветный бочонок. Мысленно почувствовал его тяжесть, представил, с каким гулким уханьем вылетит деревянная пробка, если хлопнуть ладонью по дну. Мечтательно потянул ноздрями, ощущая, как воздух постепенно насыщается пряным виноградным ароматом, как прохладный божественный напиток тягуче льётся, наполняя деревянную кружку, как тяжёлые капли разбиваются о её дно. Он подносит кружку к губам, и вино сладостно обжигает горло, радуя душу, наполняя тело живительными силами. Облизнув пересохшие губы и сглотнув, сержант повернулся к стеллажу. Именно за этим он пришел сюда. Сейчас он подхватит подмышку то, что искал, и будь здоров. Хромой отакиец даже не подумает его догонять.

Надо спешить. Свеча почти догорела и грозила скоро погаснуть.

Сквозь хрип отакийца из угла донесся тихий стон раненой. Полные страха и мольбы, в темноте сверкнули белки её огромных глаз. Видя умоляющий взгляд чужой женщины, и темную кровавую струйку, медленно окрасившую черным цветом её белый кружевной воротничок, бывший командир наемников глубоко вздохнул, опуская взгляд в пол. Сейчас ради глотка вина он готов на все. Но ради этой женщины?..

— Дерьмо. — Цокнув языком, нехотя повел головой в сторону. Тяжело выдохнул, прищурился, и больше ни секунды не раздумывая, коротко замахнувшись, метнул топор в цель.

Хрип прервался мгновенно. Звук треснувшего черепа зловещим эхом отразился от стен, и в подвале воцарилась зыбкая тишина. Отакиец так и не понял, что произошло. Кинжал выпал из его дрожащей руки. Обмякшее, бьющееся в конвульсиях тело расплылось бесформенной массой. В затухающих глазах застыло удивительное сочетание злобы и недоумения.

Тонкая струйка мозговой жидкости вытекла из-под лезвия топора, и, оставляя на рассеченном лбу жирный след, поползла меж густых бровей по переносице к кончику горбатого носа, где и замерла тяжелой натянутой каплей.

В кромешной тишине послышался тихий всхлип. Женщина, сжав рукой рану на шее, быстро отползла в сторону.

Сержант, немного постояв, достал с полки вино и молча, как ни в чём не бывало, побрел к выходу. Найдя наверху уцелевшую лавку, тяжело опустился на нее, да так и замер с бочонком в руках не в силах пошевелиться. Неожиданно накатила безграничная усталость — обессилила тело, придавила к земле, налила ноги свинцом.

Оглядев боевой трофей, невесело ухмыльнулся. Как же быстро достигнутая цель перестает казаться недосягаемой. Сквозь усталость проступила боль. Ладонь, огладив бедро, окрасилась кровью.

— Святые громовержцы, — выдавил сквозь зубы. Ослабив ремень, поднял изрезанные лохмотья рубахи. Чуть выше левой ягодицы увидел неглубокую колотую рану. — Достал все же. И на том спасибо, что в зад, а не в брюхо.

Какая по счету рана? Стараясь не думать о ней, вытянул ноги, и без интереса глянул на медленно растущую под собой кровавую лужицу. Густой алый цвет напомнил о другой жидкости, более значимой в его теперешнем положении. Вино — верный помощник во всём.