Маленькие женщины. Хорошие жены - Олкотт Луиза Мэй - Страница 18

– Видишь, какие изящные подсвечники и красивая драпировка из зелёного шёлка – вся в складках, с золотой розой посередине, красивый пюпитр и стульчик, полный комплект, – добавила Мэг, открывая инструмент и демонстрируя его красоту.

– «Ваш покорный слуга, Джеймс Лоуренс». Только подумай, это он тебе написал! Я расскажу девочкам в школе. Это их впечатлит, – сказала Эми, восхищённая письмом.

– Поиграй-ка, милочка. Послушаем, как звучит эта крошка-пианина, – сказала Ханна, которая всегда разделяла все семейные радости и печали.

Бет заиграла, и все признали, что это самое замечательное пианино, которое они когда-либо слышали. Очевидно, что его недавно настроили и привели в образцовый порядок, но каким бы совершенным ни был инструмент, я думаю, что настоящее очарование заключалось в самом счастливом на свете лице, склонившемся над ним, когда Бет любовно коснулась красивых чёрно-белых клавиш и нажала блестящие педали.

– Тебе нужно пойти и поблагодарить его, – сказала Джо в шутку, потому что мысль о том, что девочка действительно пойдёт, даже не пришла ей в голову.

– Да, я и собиралась. Пожалуй, я пойду, пока мне не страшно думать об этом.

И, к крайнему изумлению всей семьи, Бет неторопливо пересекла сад, прошла сквозь живую изгородь и вошла в дом Лоуренсов.

– Ну, умереть мне на этом месте, если я в своей жизни видела что-нибудь подобное! Она совсем помешалась на этой пианине! Она бы никогда не пошла туда в здравом уме, – воскликнула Ханна, глядя ей вслед, в то время как девочки просто онемели от такого чуда.

Их бы ещё больше поразило, если бы они увидели, что сделала Бет потом. Поверите ли, она пошла и постучала в дверь кабинета старика, не успев опомниться, и когда хриплый голос крикнул: «Войдите!» – она вошла, прямо к мистеру Лоуренсу, которого застала врасплох, протянув ему руку и сказав с лёгкой дрожью в голосе: «Я пришла поблагодарить вас, сэр, за…» Но она недоговорила, потому что он выглядел таким дружелюбным, что она забыла свою речь и, помня только о том, что он потерял маленькую девочку, которую любил, обняла его обеими руками за шею и поцеловала.

Старый джентльмен удивился бы меньше, если бы вдруг снесло крышу его дома. Но ему это понравилось. О боже, да, ему это чрезвычайно понравилось! И он был так тронут и обрадован этим доверчивым поцелуем, что вся его обычная грубость исчезла, и он просто посадил её к себе на колени, прижался морщинистым лицом к её розовой щёчке, чувствуя себя так, словно снова обрёл свою маленькую внучку. С этого момента Бет перестала его бояться и сидела, разговаривая с ним так доверительно, словно знала его всю жизнь, ведь любовь прогоняет страх, а благодарность побеждает гордыню. Когда она пошла домой, он проводил её до калитки, сердечно пожал ей руку и, коснувшись шляпы, зашагал обратно, выглядя очень величественно и не сутулясь, как подобает красивому, солидному старому джентльмену, каким и являлся. Когда девочки увидели эту сцену, Джо начала танцевать джигу, чтобы выразить, как она довольна, Эми чуть не выпала из окна от удивления, а Мэг воскликнула, воздев руки в воздух:

– Да, и впрямь настал конец света!

– Этот мальчик – настоящий циклоп, не правда ли? – сказала однажды Эми, когда Лори проскакал мимо на лошади, размахивая хлыстом.

– Не смей так говорить, ведь у него два глаза! И к тому же очень красивые, – воскликнула Джо, которую возмущали любые пренебрежительные замечания в адрес её друга.

– Я ничего не говорила о его глазах и не понимаю, почему ты кипятишься, я восхищаюсь его ездой.

– Господи! Эта маленькая гусыня имела в виду кентавра, а назвала Лори циклопом, – воскликнула Джо, разразившись смехом.

– Не надо быть такой грубой, это всего лишь ляпсус линвы [23], как говорит мистер Дэвис, – возразила Эми, уничтожив Джо своей латынью. – Жаль только, что у меня нет и половины тех денег, которые Лори тратит на эту лошадь, – добавила она как бы про себя, надеясь, что сёстры услышат.

– Почему? – ласково спросила Мэг, так как Джо снова рассмеялась над вторым промахом Эми.

– Мне так нужны деньги. Я в долгах как в шелках, а моя очередь получить карманные деньги наступит только через месяц.

– У тебя долги, Эми? Что ты имеешь в виду? – И Мэг посерьёзнела.

– Ну, я должна по крайней мере дюжину маринованных лаймов[24] девочкам в школе, и я не смогу вернуть долг, пока у меня не будет денег, потому что мамочка запретила мне брать что-либо в лавке в кредит.

– Расскажи-ка поподробнее. Что, лаймы сейчас популярны? Раньше я прокалывала булавкой кусочки каучука, чтобы сделать мячики. – И Мэг старалась сохранить невозмутимое выражение лица, ведь Эми выглядела такой серьёзной и важной.

– Видишь ли, девочки всегда их покупают, и если ты не хочешь, чтобы тебя считали жадиной, ты тоже должна это делать. Сейчас нет ничего, кроме лаймов, и все сосут их под партами на уроках и на переменах меняют их на карандаши, кольца из бусин, бумажных кукол или ещё что-нибудь. Если одной девочке нравится другая, она даёт ей лайм. Если она злится на неё, она съедает лайм у неё на глазах и даже не предлагает попробовать. Они обычно угощают лаймами по очереди, и меня угощали уже много раз, а я – ни разу, и я должна вернуть этот долг чести, понимаешь.

– Сколько тебе нужно заплатить, чтобы вернуть их уважение? – спросила Мэг, доставая кошелёк.

– Четверти доллара будет больше, чем нужно, и останется ещё несколько центов, чтобы угостить тебя. А ты не любишь лаймы?

– Не очень. Можешь забрать себе мою долю. Возьми деньги. Постарайся, чтобы их тебе хватило надолго, потому что, знаешь ли, это не так уж много.

– О, спасибо! Должно быть, так здорово, когда у тебя есть карманные деньги! Я устрою грандиозный пир, ведь на этой неделе я ни одного лайма не попробовала. Я чувствовала себя неловко, когда меня угощали, так как не могла ответить, и я страсть как хочу хотя бы одну штучку.

На следующий день Эми пришла в школу довольно поздно, но не смогла устоять перед искушением с горделивым видом (простим ей это) выставить на обозрение влажный сверток в коричневой бумаге, прежде чем спрятать его в самый дальний угол парты. Не прошло и нескольких минут, среди её «компании» прошёл слух, что Эми Марч купила двадцать четыре восхитительных лайма (один она съела по дороге в школу) и собирается всех угостить, что вызвало совершенно ошеломляющее внимание всех её подружек. Кэти Браун тут же пригласила её на следующую вечеринку. Мэри Кингсли настояла на том, чтобы одолжить ей свои часики до перемены, а Дженни Сноу, юная насмешница, которая подло высмеивала Эми за отсутствие у той лаймов, сразу же зарыла топор войны, предложив ей дать ответы на некоторые ужасающие задачи. Но Эми не забыла резких замечаний мисс Сноу, что «кое у кого нос хоть и плоский, но он всё равно суёт его в чужие лаймы, а у кого-то нос хоть и высоко задран, но это не мешает ему попрошайничать», и она мгновенно разбила надежды «этой девицы Сноу» уничтожающим посланием: «Нет нужды вдруг становиться такой учтивой, вы всё равно ничего не получите».

В то утро школу посетила некая знатная особа, и прекрасно выполненные географические карты Эми удостоились её похвалы, и эта честь, оказанная её врагу, терзала душу мисс Сноу, из-за чего мисс Марч напустила на себя вид молодого учёного павлина. Но, увы, увы! Гордыня до добра не доведёт, и мстительная Сноу нанесла ответный удар, закончившийся полным фиаско Эми. Едва гостья произнесла обычные банальные комплименты и откланялась, как Дженни, под предлогом важного вопроса, сообщила учителю, мистеру Дэвису, что Эми Марч прячет в парте маринованные лаймы.

Мистер Дэвис недавно объявил лаймы контрабандным товаром и торжественно поклялся публично наказать первого, кто будет уличён в этом нарушении правил. Этот очень терпеливый человек весьма преуспел в изгнании жевательной резинки после долгой и изнурительной войны. Он развёл костёр из конфискованных романов и газет, искоренил частную переписку, запретил гримасничать, давать прозвища и рисовать карикатуры, то есть сделал всё, что по силам одному человеку, чтобы держать в узде полсотни непослушных девочек. Мальчики, видит Бог, довольно сильно испытывают человеческое терпение, но девочки – гораздо сильнее, особенно если они досаждают нервным джентльменам, склонным к тирании, которые способны к преподаванию не более, чем доктор Блимбер [25]. Мистер Дэвис в совершенстве знал греческий, латынь, алгебру и всевозможные «-ологии», поэтому его называли прекрасным учителем, игнорируя его воспитание, нравственный облик, эмоции и тот пример, который он мог подать своим ученицам. Это был самый благоприятный момент, чтобы обличить Эми, и Дженни об этом знала. В то утро мистер Дэвис, очевидно, выпил слишком крепкий кофе; дул восточный ветер, который всегда дурно действовал на его нервную систему, и его ученицы не оказали ему того уважения, которое он, по его мнению, заслуживал. Поэтому, говоря выразительным, но не столь изящным языком школьниц «он был зол, как карга, и сердит, как медведь». Слово «лаймы» словно воспламенило порох, жёлтое лицо учителя покраснело, и он стукнул по столу с такой силой, что Дженни помчалась к своей парте с необычным проворством.