Лейла. Шанс за шанс (СИ) - Цвик Катерина Александровна - Страница 32

Голос Сэйры дрогнул, и из ее глаз, наконец, потекли слезы, но она все же продолжила свой печальный рассказ. А я уже штопала ногу, делая стежок за стежком и смаргивала набежавшие на глаза слезы. Саргайл потерял сознание еще в тот момент, когда я взялась за вторую рану. Пожалуй, для него это сейчас наилучший вариант.

— …Пробиться нам помог Саргайл, который увидел нас, еще когда были живы Ренат и Арават, но пробиться к нам получилось не сразу. У него сегодня отгул, вот он и ночевал в городе, когда все началось. Когда выдалась возможность, мы побежали к вам. Недалеко отсюда на нас напали сразу трое. Саргайл всех убил, но сам оказался сильно ранен. Я до сих пор не верю, что мы до вас добрались…

Мама подошла к Сэйре, присела рядом и обняла ее. Остальные женщины тоже придвинулись к ним ближе, выражая сочувствие. Этого простого действия хватило, чтобы пробить брешь в ледяном панцире бесчувствия, который воздвигла вокруг себя женщина. И она тихо разрыдалась, прижимаясь к маме и пряча лицо на ее плече. Мужчины сидели хмурые и прятали глаза, мальчики этими самыми глазами сверкали и гневно сжимали губы, а Мират не понимал, что произошло, и жался к старшему брату, вопросительно заглядывая ему в глаза. Не в силах осознать, что значит умерли, если еще вчера он с дядей Ренатом стул починял, а с Араватом пробовал новый пирог?

Мне тоже безумно хотелось обнять Сэйру и Айлу, хотелось вместе с ними оплакать их потерю, хотелось просто поделиться своим теплом и участием, однако передо мной стояла гораздо более сложная задача: сделать все, чтобы лежащий передо мной раненный мужчина выжил. Я перевязала его бедро, медленно и осторожно ослабила и сняла жгут, и посмотрела на его лицо все еще не в состоянии решиться на такую сложную операцию. С одной стороны, если я сейчас не наложу швы, то заживать будет долго, а главное — криво, что изуродует красавца офицера так, что даже представлять не хотелось: сабля разрубила ему лицо от середины правой щеки через верхнюю и нижнюю губы и до подбородка. А с другой стороны, я даже не представляла, чем может закончиться моя помощь, и не попаду ли я в какой-нибудь нерв, из-за чего лицо несчастного может перекосить еще хуже. Я мысленно передернула плечами. Подумав, решила, что хуже уже быть не может, ведь даже если я зашью его неудачно, то края раны хотя бы заживут более-менее ровно… К тому же его бессознательное состояние позволит избежать шока от боли. Главное, чтобы сердце выдержало. При этой мысли мое собственное почти остановилось, а потом бросилось в бешенный галоп, и я снова старалась взять себя в руки.

Забрав у Кирима и его лампу, поставила обе как можно ближе к лицу офицера и мысленно содрогнулась: если бы хоть один из тех, кто в нашем мире имеет отношение к медицине, видел сейчас эту картину и знал, что я собираюсь делать и уже сделала, наверное, покрутил бы пальцем у виска и сказал, что я сумасшедшая. Хотя разве в военно-полевых госпиталях второй мировой войны условия были лучше? Но там работали обученные врачи, а я сейчас пытаюсь взвалить на свои плечи то, что делать в принципе не должна… Но буду.

— Ромич, — позвала на помощь парня. Почему-то именно на него неосознанно я решила опереться в данной ситуации. Мысли о наших земных военно-полевых врачах напомнили, что они работали не сами: у них были помощницы-медсестры, — на вот, держи вот это… — показала ему скрученные в маленький рулончик мягкие тряпочки. — Я называю это тампон. Будешь прикладывать и промакивать им кровь, когда я буду зашивать рану. Постарайся делать это так, чтобы я постоянно видела ее края. — И спохватилась, когда он протянул руку: — Руки! Нужно хорошо помыть и обтереть домашней настойкой руки!

И мы приступили. Больше ничьи взгляды мне не мешали, потому что я сосредоточилась на ране Саргайла настолько, что не видела и не слышала ничего вокруг.

Когда операция закончилась, и я обработала рану лечебной мазью и прикрыла тряпицей, почувствовала, что устала так, что ни на что больше сил просто не осталось. Поэтому, помыв с помощью Ромича руки и лицо, прилегла недалеко от Саргайла и тут же уснула — эта ночь была слишком насыщенной и далась мне очень тяжело.

***

Проснулась я от тихого шепота.

— Малика, ты уверена, что этот офицер жив? Смотри, какой бледный.

— Уверена, Эльмира. Да ты и сама можешь убедиться. Смотри, у него на шее бьется жилка, значит живой.

— Ну не знаю, Малика. Твоя дочь с ним полночи провозилась, ты уж меня извини, но то, что она делала, уж больно на колдовство похоже.

— Ай! Глупая ты женщина, Эльмира! Ну, какое колдовство? Она просто раны ему зашила! — остервенело зашипела ей в ответ мама.

— Просто раны зашила, говоришь? — так же остервенело зашипели ей в ответ. — Где это видано, чтобы раны женщина зашивала? Да и не женщина еще, а ребенок! Знахарка и та не берется! Говорит, грех это. Всевышний запретил женщине прикататься к человеческому телу иголкой!

— А когда ты при вышивании пальцы колешь этой самой иголкой, Всевышний тебя не наказывает? Нет? — вдруг заговорил профессор. — Неправда все это, суеверия. В той же Фаргоции и Тализии уже учат женщин сложному врачеванию, одними отварами и притираниями обойтись невозможно. Особенно в деревнях, куда квалифицированные лекари отродясь не забредали. Так что нечего на девочку напраслину возводить! Ее можно обвинить лишь в том, что она не по годам умна, а душа ее слишком чистая и добрая, чтобы пройти мимо чужой боли и несчастья.

В данной ситуации Эльмира была права в одном: хирургия в Эльмирантии до сих пор исторически была прерогативой мужчин. А вот женщины, даже знахарки к этому виду деятельности почти не допускались. По крайней мере, в мирное время. А оно в этой части страны было долгим.

Со стороны Эльмиры раздалось неприязненное сопение:

— А с каких это пор рабы столько воли получили, что отвечают вперед хозяев? — склочно заявила та.

— А с таких, — точно с такими же интонациями заявил профессор, — что нас воины Фаргоции завоевали. А там рабства нет.

— А вот это еще неточно! Может, эльмирантийские солдаты уже давным-давно отбились? А мы тут сидим и ждем непонятно чего!

— Так, может, пойдешь и проверишь? — отозвался проф.

Эльмира аж взвилась на месте:

— Малика! Я требую, чтобы этого презренного раба наказали! Он прилюдно оскорбил меня!

Яростный шепот норовил перейти в визг, назревал конфликт, а я ничего этого не хотела. Вернее, очень хотела его предотвратить, поэтому демонстративно перевернулась на бок и, зевнув, открыла глаза.

Комнату заливал мягкий дневной свет, который просачивался из отверстий в верхней части кладки стены. Видимо, это те самые места, о которых говорил Кирим, когда просил Ромича достать из кладки камень.

— Добрый день. Я долго спала?

Женская часть как могла отгородилась от мужской — местные представления о женской и мужской половинах прочно засели в мозгах здешних обитателей и даже в такой ситуации они следовали традициям. Была бы здесь хоть какая-то ширма, все бы чувствовали себя гораздо комфортнее. А так стресс, маленькое пространство, где все вынуждены как-то сосуществовать и, извиняюсь за подробности, ходить на горшок, прикрывая друг друга, чем придется. Да еще духота, которая неизбежна даже с той вентиляцией, что обеспечили строители, ведь людей здесь собралось гораздо больше, чем нужно для комфортного пребывания, и, как вишенка на торте, раненый и я со своей операцией, которая выбивается из всего, что можно ожидать от ребенка девяти с половиной лет. Неудивительно, что люди нервничали и срывались на скандалы.

Наконец, в напряженный тишине прозвучал мамин голос:

— Не очень, солнышко. Сейчас где-то полдень.

— Хорошо, Саргайл приходил в себя?

— Нет, не приходил. Так чуть живой и лежит.

Я наклонилась над ним и прислушалась. Дыхание было редким, но ровным. Взяла запястье и стала считать пульс — вполне нормальный. Точно сказать не могла, так как часов с секундной стрелкой, чтобы посчитать точное количество ударов сердца в минуту, не было. Положила руку на лоб: температуры нет — это хорошо, хотя и ничего не значит, воспаление может проявиться не сразу. Потом приложила ухо к груди, слушая сердце. Стук был ровным и отчетливым. Подумав еще немного, я поняла, что других диагностических способов все равно не знаю, придется ждать, когда пациент проснется или очнется. В любом случае, ему нужен хороший уход, питание и питье, которые, сидя в этой коморке, обеспечить невозможно.