К морю Хвалисскому (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 82

В это время в шатер тихонько вошел Улан. Мальчишка держал в руках небольшую, потемневшую от времени дощечку, на которой виднелось какое-то изображение.

– Может, это поможет, – проговорил он, виновато глядя на бабушку и отца. – Мастер Фрол сказал, что это образ матери Белого Бога…

Он повернул образок к свету, и новгородцы, находившиеся поблизости, благоговейно перекрестились. С темной кипарисовой доски, окруженная золотым сиянием в сонме пестрокрылых ангелов и огненных серафимов, смотрела Богородица. И хотя икона несколько потускнела от времени и чада лампад, от ее присутствия в шатре сделалось светлее.

Анастасий открыл глаза и взглядом попросил дать ему икону. Взяв образ дрожащими, немеющими пальцами он с помощью Муравы поднес его к губам.

– Все-таки я еще раз ее увидел! – прошептал он. – Эта икона – чудотворная…– продолжал он, делая остановки почти после каждого слова. – Она принадлежала раньше моему деду… Он ее очень любил… Он говорил… что на это образ… была похожа моя мать.

Тороп, да и не только он, вгляделся в образ внимательнее и понял, что где-то уже видел эти черты. С древней доски глазами Богородицы на него смотрела боярышня Мурава, какой она должна была стать, надев убор замужества и изведав великое таинство материнства. Сходство заметил не только он. Каштановые брови Лютобора сдвинулись в задумчивости. Видел ли русс этот образ прежде, чем встретил его живое подобие в весеннем лесу? Смотрел на икону и Вышата Сытенич, и о чем он думал, Даждьбог весть.

– Где ты это взял? – удивленно посмотрел на сына хан Камчибек.

– Ну как где? – удивился тот. – Помнишь тех купцов, которые за проход через наши земли расплатились с Аяном тюками с какой-то трухой и сушеными кореньями. Он потом еще их догнал и сам взял, что пожелал, прихватив заодно и их жизни. Аян тогда в досаде мне всю эту труху в Итиль кинуть велел. А я подумал, зачем выбрасывать, зимой на растопку сгодится, стал перетаскивать на кошару. А оттуда эта дощечка и выпала…Я собирался ее распилить, лошадку для Барджиля и других малышей выстругать, да мастер Флор отсоветовал, сказал – вещь ценная, а лошадку потом из олова отлил. Куда как гораздо получилось!

Пока Улан рассказывал, черты Муравы, скованные холодом, веявшем из бездны, в которую она глядела, озарились призрачным, как блуждающий огонек, светом попытки надежды. С отчаянным исступлением малиновки, пытающейся защитить гнездо от гадюки, она бросилась к мальчишке:

– У тебя еще осталось что-нибудь из содержимого тех мешков? – прерывающимся голосом, со сведенными судорогой зубами, проговорила она.

– Как не быть! – с готовностью ответил Улан. – До зимы пока далеко. А летом и хворост найти можно!

В глазах Лютобора удивление странным интересом, который проявила к неведомому барахлу боярышня, сменилось пониманием.

– А ну-ка, показывай, где ты это добро хранишь!

Содержимое тюков уже было доставлено в шатер, и Мурава, приложив одну долю снадобья к ране, разводила еще одну в плошке, чтобы приготовить питье, а Улан все не мог понять, почему половина его родичей и их гостей с облегчением смеются, в то время, как другие возносят благодарственные молитвы своим богам.

Сделал ли свое дело живительный горный бальзам, или Богородица явила одно из своих чудес, о которых так любили рассказывать новгородцы, но Анастасий не только пережил эту ночь, но и пусть медленно, а все же пошел на поправку. Лихорадка отступила, опухоль опала, а новые вливания свежей крови и различные снадобья, которых не жалела боярышня, постепенно свели действие отравы на нет. Теперь оставалось только восстанавливать силы, не забывая беречь себя.

Но если с первым проблем не имелось: ради человека, дважды спасшего жизнь Гюльаим, ханы Органа и родичи девушки последнего не пожалели бы, лишь бы он ни в чем не нуждался, то в отношении второго возникали определенные сложности.

Дело в том, что выздоровлением молодого ромея хорошие новости заканчивались. Посланные ханом Камчибеком в разъезды вернулись лишь через три дня на загнанных лошадях с зазубренным оружием и следами крови на одежде. Те из них, кто еще имел силы говорить, сообщили, что сосед Куря, как это ему уже не раз случалось, пустил в свои земли хазар и сам идет с ними, дабы поквитаться с сынами Ветра за позор своей дочери, а заодно показать прочим ханам, за кем в степи сила. Вместе с отборным отрядом эль арсиев, каждый боец которого стоил десятка легковооруженных степняков, и идущих на ладьях по реке викингов Эйнара Волка и присоединившегося к нему старика Гудмунда, силы сына Церена составляли около трех тысяч.

– Через какое время они достигнут границ наших кочевий? – спросил у дозорных хан Камчибек.

– Через четыре-пять дней, – отвечали те.

Великий Органа кивнул, словно услышав то, что ожидал, и велел отгонять стада подальше в степь и готовить вежу к обороне.

– Встретим их здесь, – спокойно сказал он, рассылая по стойбищам и кочевьям вестовых на свежих лошадях. – Скажите главам родов, пусть поднимают людей!

И только оставшись в шатре наедине с братьями, он тяжело опустился на войлок. Лютобор и Аян ждали, что скажет старший в роду Ветра, но он только молча крутил в руках узорчатую плеть.

Наконец русс позволил себе нарушить молчание.

– Сколько людей мы успеем собрать за оставшееся время? – спросил он.

– Не более пяти сотен, – угрюмо отозвался старший брат. – В степи, как ты знаешь, засуха. Многие откочевали слишком далеко.

Он немного помолчал, а затем продолжал с невеселой улыбкой:

– Видишь, как все обернулось, брат. Мыслили ли мы с тобой, ведя с Кегеном переговоры о десяти тысячах, что через пару недель будем мучительно нуждаться в каждой сотне!

Белые зубы Аяна сверкнули в гримасе остервенения:

– Попадись мне этот Куря! – погрозил он кулаком невидимому противнику. – Пока его ведьма-дочь разыгрывала здесь представление со своей помолвкой, он собирал силы.

Камчибек только плечами пожал:

– Этого следовало ожидать. Я только не думал, что он поспеет так быстро. Видать, он свой замысел вынашивал, еще когда Гюлимкан здесь на спине Айи плясала. И с хазарами обо всем договорился, небось, когда они через его земли проходили. Ну, да что теперь говорить! – вздохнул он, разминая рукоять камчи. – С помощью великого Тенгри как-нибудь отобьемся!

В это время в шатер вошел боярин.

– Мы тут с дядькой Нежиловцем посмотрели, хан, как твои люди огораживают повозками лагерь, и подумали, что неплохо было бы выкопать ров да насыпать вал, хотя бы с одной стороны. Как думаешь? Мои люди готовы приступить к работе.

– Ты же собирался идти в Итиль, – напомнил ему хан Камчибек.

Вышата Сытенич только плечами пожал:

– Зачем идти в хазарский град, коли хазары сами в гости пожаловать решили.

Он немного помолчал, а потом добавил серьезно и веско:

– Ты, помнится, хан, назвал меня другом. Так вот, да будет тебе известно, что люди русского князя, даже оставившие на время службу, друзей в беде не бросают!

– Это не твоя война, – сухо заметил старший Органа

– Ошибаешься, сын Ветра! Думаешь, ты один ненавидишь хазар?

***

– Эль арсии! Скажите пожалуйста, какие несокрушимые богатыри! Видал я их под Самкерцом. Люди как люди, из плоти и крови и умирают не хуже других! К тому же, всем известно, их оружие – сабля, она заострена лишь с одной стороны, а у нас мечи – оружие обоюдоострое. Так за кем, спрашивается, сила!?

Дядька Нежиловец стоял у правила своей ладьи, рассказывая молодым, знавшим о легендарной гвардии хазарского царя только со слов отцов, о сильных и слабых сторонах эль арсиев, щедро расцвечивая повествование примерами из собственной, богатой событиями, жизни. Временами он прерывался, чтобы отдать указания или приструнить нерадивых:

– Эй вы, лодыри несчастные! Так и будем болтаться посередине реки, точно ромашка в проруби?! Шевелите веслами! Якоря приготовить! Вот уж не думал, Вышата Сытенич, что нам с тобой на старости лет придется снова работать перевозчиками! Уж в этом мире точно! Впрочем, это не та река, через которую я не хотел бы переводить людей!