Автобиография - Дэвис Майлс - Страница 55

• Предыдущая
• 55/118
• Следующая

С самого первого раза, как я его услышал, я представил его у себя в оркестре. Понимаешь, блюзы он исполнял как никто, а к некоторым из них я неравнодушен. И еще я дергался из-за Сонни Роллинза. Не из-за качества игры или чего-то такого, а потому, что он поговаривал – снова и снова, – что навсегда покинет Нью-Йорк. Так что я присматривался, кем заменить Сонни, если тот уедет. Но потом и сам Кэннонбол перемешал всем карты, вернувшись во Флориду к своему учительству – он снова приехал в Нью-Йорк лишь через год.

В августе после выступлений в «Богемии» я вернулся в студию для записи пластинки с «Престижем». В этот раз у меня играли Джеки Маклин на альте, Милт Джексон на вибрафоне, Перси Хит на басу, Арт Тейлор на ударных и Рей Брайант на фортепиано, так как мне было нужно звучание бибопа. Помню, Джеки сильно накачался и пришел в ужас, что не сможет играть. Не знаю, что на него тогда нашло, но после этого я его никогда больше не приглашал.

На той сессии мы записали две композиции Джеки: «Dr. Jackie» и «Minor March». Потом в теме Тэда Джонса «Bitty Ditty» у Арта начались небольшие проблемы с ритмом. Но я знал, что он справится. Арт – страшно артистическая натура, на него нельзя давить, он все слишком близко к сердцу принимает. Вдруг, ни с того ни с сего, Джеки подходит ко мне, накачанный и все такое, и говорит: «Майлс, что происходит? Когда я ошибаюсь, ты со мной не миндальничаешь, как с Артом. Сразу все выкладываешь. Почему же ты на меня набрасываешься, а на Арта нет?»

Ну, посмотрел я на Джеки – вообще-то он был моим хорошим другом, хоть наши пути и разошлись: он ведь все еще крепко сидел на игле, а я завязал – и говорю: «Что с тобой, парень, тебе хочется по-маленькому или что?» Джеки до такой степени озверел, что уложил трубу и ушел из студии. Поэтому-то он и играет только две темы в том альбоме.

Пока мы делали этот альбом, случилась ужасная вещь – белая банда линчевала Эммета Тилла, четырнадцатилетнего чернокожего паренька из Чикаго, за то, что он разговаривал с белой женщиной. Его тело нашли в реке. Когда его нашли и вытащили, оно все вздулось. Фотографии были опубликованы в газетах. Господи, до чего же это было ужасно, весь Нью-Йорк был в шоке. Меня просто тошнило. Но чернокожие снова могли убедиться, что думают о них большинство белых. Никогда не забуду фотографий того мальчика.

Я заключил контракты с некоторыми клубами, выступления должны были начаться в сентябре, и к этому времени Сонни Роллинз исчез, как и обещал. Мне сказали, что он в Чикаго, но я его не смог найти. (Позже я узнал, что он записался в Лексингтон, чтобы избавиться от пристрастия к героину.) Мне позарез был нужен тенор-саксофонист, и я попробовал Джона Гилмора, который играл в «Аркестре» Сан Ра. Он переехал в Филадельфию, и там с ним несколько раз играл Филли Джо – так они познакомились, и Филли порекомендовал мне его. Джон приходил на несколько репетиций, но не подошел нам, хоть он и очень хороший музыкант. Просто не мог делать того, что я от него хотел, у него качество звучания было не для моего оркестра.

А потом Филли Джо привел к нам Джона Колтрейна. Я уже был знаком с Трейном по выступлению в «Одюбоне», где мы играли несколько лет назад. Но там Сонни намного превосходил Трейна. Поэтому, когда Филли сказал, кого он собирается привести, я в особый восторг не пришел. Но после нескольких репетиций (а я уже видел, что Трейн сильно продвинулся вперед по сравнению с тем концертом, когда Сонни играл на отрыв) он сказал, что ему нужно домой, и уехал. Мне кажется, причина была в том, что тогда мы не очень-то понравились друг другу: Трейн в то время обожал приставать с гребаными вопросами о том, что он должен и что не должен играть. Господи, как он меня достал: я его считал профессиональным музыкантом и всегда хотел, чтобы те, кто со мной играет, сами находили свое место в музыке. Так что мое молчание и злобные взгляды, по-видимому, расхолодили его.

Наша группа тогда чуть не распалась – когда Трейн уехал в Филадельфию играть с Джимми Смитом. Нам пришлось буквально умолять его вернуться на концерт, который должен был состояться в Балтиморе в конце сентября 1955 года. А произошло вот что: я нанял «Шоу Артистс Корпорейшн» как своего импресарио, так как неожиданно на меня возник большой спрос. Братья Шоу, Милт и Билли, зарезервировали для нас вечера. Но я им с самого начала сказал – а они, заметь, были белыми, – что мне было нужно, и не собирался действовать по их указке. В те времена ведь белые всегда диктовали черным, а меня это никак не устраивало, и я им прямо об этом сказал.

Они приставили для работы со мной одного парня по имени Джек Уитмор. Потом мы стали хорошими друзьями, но Хэролд Ловетт следил за ним как ястреб, потому что, несмотря на мою симпатию к Джеку, я вовсе не хотел, чтобы он ею злоупотребил. Это Джек организовал первое турне моего оркестра, когда с нами еще был Колтрейн, он же отправил нас в турне в Балтимор, Детройт, Чикаго, Сент-Луис, а потом опять устроил выступления в Нью-Йорке в «Кафе Богемия».

Ну и вот, весь этот бедлам уже организован – а тут вдруг Сонни Роллинз не возвращается и Трейн уезжает в Филадельфию играть с органистом Джимми Смитом, – и мы понимаем, что остались без тенора. Поэтому и пришлось Филли Джо звонить Трейну и просить его ехать с нами. Только Трейн знал все наши темы, а я не мог рисковать и нанимать кого-то, кто их не знал. Но, поиграв с ним некоторое время, я понял, что этот парень – превосходный стервец, у него именно тот голос, который мне нужен у тенора, чтобы оттенить мой собственный голос.

Только потом мы узнали, что Трейн тогда решил: если мы позвоним, он с нами поедет, потому что наша музыка ему нравилась больше, чем музыка Джимми Смита; в моем оркестре он видел для себя возможность развития. Но мыто этого не знали. Так что Трейн немного покуражился над Филли Джо – он и его тогдашняя подруга Найма Граббс, – пока не сказал, что присоединится к нам в Балтиморе. Потом, когда мы туда приехали, а потом и он, они с Наймой поженились – и мы все были товарищами жениха, весь оркестр, ей-богу. Мы вообще все хорошо ладили друг с другом, и на сцене, и в жизни.

Так что теперь у меня в оркестре был Трейн на саксе, Филли Джо на ударных, Ред Гарланд на фортепиано, Пол Чамберс на басу и я сам на трубе. И гораздо быстрее, чем я мог себе вначале представить, мы стали исполнять бесподобную музыку. Она была до того хороша, что у меня даже мурашки по телу бегали, и с публикой происходило то же самое. Господи, да мы за такое короткое время начали так прекрасно играть, что было даже страшно – так страшно, что я даже щипал сам себя, чтобы убедиться, что все это наяву. Вскоре после того, как мы с Трейном начали вместе играть, критик Уитни Бэллиет сказал, что у Колтрейна «сухой, неровный тон, который оттеняет игру Майлса Дэвиса, как грубоватая ткань прекрасный драгоценный камень». Но очень скоро Трейн стал чем-то гораздо большим. Через какое-то время он и сам превратился в бриллиант, и я это знал, и все, кто слышал его игру, тоже это поняли.

Мой оркестр с Колтрейном принес нам славу. Я стал легендой в музыкальном мире, записав потрясающие альбомы с «Престижем» и позже с «Коламбия Рекордз» – Джордж Авакян добился– таки своего. Я не только стал знаменитым, я получил еще и доступ к большим деньгам – говорили, что я зарабатываю больше любого другого джазмена. Не знаю, но так говорили. Помимо всего прочего, меня зауважали критики, многие из них сильно к нам прониклись. В основном им нравилась моя игра и Трейна, но они всех наших музыкантов – Филли Джо, Реда, Пола, всех – сделали звездами.

Где бы мы ни играли, клубы были забиты публикой, даже на улице стояли длинные очереди – под дождем и снегом, в холод и жару. Господи, это было нечто. И каждый вечер на наши концерты приходили знаменитости —Фрэнк Синатра, Дороти Килгаллен, Тони Беннетт (однажды он поднялся на сцену и спел с нами),Ава Гарднер, Дороти Дэндридж, Лена Хорн, Элизабет Тейлор, Марлон Брандо, Джеймс Дин, Ричард Бартон, Шугар Рей Робинсон – и это еще не полный перечень.

• Предыдущая
• 55/118
• Следующая