Автобиография - Дэвис Майлс - Страница 47
- Предыдущая
- 47/118
- Следующая
И еще одна моя крупная удача в том турне – я познакомился с Франсис Тейлор. Потом она стала моей женой – первой женщиной, на которой я официально женился. В Калифорнии я выглядел лучше, чем в Нью-Йорке: накупил себе красивой одежды и сделал химию. Однажды Бадди – художник-ювелир, с которым я тогда дружил, – взял меня с собой отнести коробочку с драгоценностями клиентке – подарок на день рождения от богатого белого парня. Эта девушка танцевала в группе Кэтрин Данэм. Бадди сказал, что эту лисичку-танцовщицу зовут Франсис и что он хочет познакомить меня с ней.
Когда мы пришли на Сансет-бульвар, Франсис спустилась по ступенькам, и Бадди вручил ей коробочку. Беря у него эту коробочку, она посмотрела на меня и улыбнулась. Я был в очень модном прикиде. А она была такая красивая, что у меня даже дыхание сперло, и я вытащил из кармана листок бумаги, написал свое имя и номер телефона и отдал ей, но при этом сказал, что нечего ей на меня так лупиться. Она покраснела и, когда мы стали уходить, поднялась по лестнице и посмотрела мне вслед через плечо. Я сразу понял, что понравился ей. Весь обратный путь Бадди восхищался ею и сказал, что точно знает, что я ей понравился.
В то время у Макса была отличная чернокожая подружка по имени Салли Блэр, он по ней с ума сходил. Она была очень красивая, из Балтимора, выглядела как шоколадная Мэрилин Монро. У него с ней было много неприятностей. С Максом мне всегда приходилось следить за тем, что я говорю, он насчет некоторых вещей был очень чувствительным. И всегда очень прилично вел себя со своими подружками. Но Салли так допекла его своими выходками, что он начал подумывать о ком-нибудь другом.
Познакомившись с Джулией Робинсон (она сейчас замужем за Гарри Белафонте), он не на шутку влюбился. А мне сказал, что у Джулии есть подруга, с которой он хотел бы меня познакомить. И начал рассказывать, как хороша эта девушка. Я сказал: о'кей, отчего не познакомиться.
У меня тогда был такой настрой, что мне казалось – могу получить любую женщину, какую захочу. Мы поехали встретиться с девушками, и вдруг я вижу Франсис. Она посмотрела на меня и сказала: «Это ты приходил с Бадди в мой мотель, когда он принес мне украшения». Я говорю:
«Правильно». И сразу же нам с Франсис показалось, что мы всю жизнь знакомы. Макс был поражен. Он сказал, что это и есть та девушка, о которой он мне говорил. В первый раз я встретил ее по счастливой случайности. Но когда меня с ней снова познакомил Макс, я понял, что у нас обязательно что-то будет, – и она почувствовала то же самое.
В то наше первое свидание Макс с Джулией сидели на переднем сиденье машины Макса, а мы с Франсис и еще одна танцовщица, по имени Джеки Уолкотт, сидели сзади. Так все мы и ездили туда-сюда, как вдруг Джулия сказала, что ей хочется кричать. Тогда Макс говорит: «Ну что ж, раз хочется, так и кричи на здоровье». И Джулия начала вопить изо всех сил.
Я говорю Максу: «Ты что, с ума сошел? Не знаешь, где мы находимся? Мы в Беверли-Хиллз, причем мы с тобой черные, а она белая. Полиция нас на куски разорвет. Ты, давай заткнись». И она заткнулась. Но у нас в ту ночь был настоящий праздник. Мы поехали к Би, потусовались у него, послушали его бредни. Он выдавал примерно такое: «Дик, где ты нашел этих уродок? Ну и коровы!» Би вечно подкалывал. А нам было весело.
Вскоре я наладил постоянный контакт с одним сбытчиком героина и стал являться в «Лайтхаус» на Хермоза-Бич накачанный, и это страшно смущало Макса. У него самого в то время дела шли как нельзя лучше. А моя зависимость опять тащила меня вниз, хотя я никак не хотел это признать.
В общем, были мы с Максом – по-моему, в его день рождения – в «Лайтхаусе». И вышли постоять на улицу. Дома в Ист-Сент-Луисе я занимался дзюдо, у меня был с собой нож, и я собирался показать Максу, что могу отобрать нож у любого, кто вздумает напасть на меня. Я дал ему нож и сказал, пусть притворится, что нападает на меня. Когда Макс это сделал, я перебросил его через плечо и отобрал у него нож, да? И он сказал: «Майлс, здорово у тебя получается». Я положил нож обратно в карман и позабыл про него.
Позже, когда мы стояли у бара и пили, Макс сказал: «Ты заплатишь». Я говорю, шутя: «Ты богатый, твой день рождения, сам плати». Но бармен, подслушавший наш разговор и недолюбливавший меня, сказал мне, пока Макс поднимался на сцену: «Иди сюда, мне нужны мои деньги». Я ему говорю, что заплатит Макс – когда закончит выступление. Мы с барменом стали пререкаться, и наконец он говорит мне: «Я тебе задницу надеру после работы». А он белый, понятно? Макс вернулся и сказал этому дяде: «Зачем ты так говоришь? Он ведь ничего тебе не сделал». И Макс заплатил, но к этому моменту дядя совсем взбесился. Макс засмеялся и посмотрел на меня, будто хотел сказать: «А ты ведь у нас крутой. Интересно, как ты справишься с этим психом». Потом он снова пошел на сцену исполнять последний сет. А тот гад опять за свое – как он мне задницу надерет, ну я ему и говорю: «А чего тебе ждать конца рабочего дня, мерзавец, давай начинай, прямо сейчас и разберемся». И вот этот кретин выходит ко мне из-за стойки бара. Я заметил, что он левша, так что легко увернулся от его удара и ударил его прямо по голове, отбросив на стулья, где сидели посетители. Макс на сцене застыл от ужаса с глупой улыбкой на роже. Народ завопил и стал прятаться. Свора барменских приятелей схватила меня, кто-то вызвал полицию. И все это время Макс оставался на сцене. И не переставал играть.
Друзья бармена чуть не покалечили меня, но вышибала вовремя разнял нас. Приехала полиция. Так вот, все в клубе белые, кроме нас с Максом. Чернокожим в то время не дозволялось даже близко подходить к «Лайтхаусу». Меня забрали в участок, и я сказал там, что бармен назвал меня черным вонючим нигером (и это чистая правда) и первый меня ударил. И вдруг я вспомнил про нож у меня в кармане. Тут я жутко перепугался: если бы его нашли у меня, я точно знаю, что сидеть моей заднице в тюрьме. Но меня не обыскали. Потом я вспомнил, что мой дядя Уильям Пикенс был шишкой в Национальной ассоциации содействию прогрессу цветного населения, я сказал об этом полицейским, и меня отпустили. К этому моменту в участок подъехал Макс и увез меня домой. Я был злее черта и сказал: «Ты, гад, как ты допустил, что меня вот так забрали?» И это его страшно развеселило.
Вскоре мои дела опять пошли плохо, и даже Максу надоело возиться со мной. Я снова позвонил отцу и попросил его прислать денег на автобус. На этот раз я твердо решил покончить со своим монстром и ехал домой с одной этой мыслью.
Из Ист-Сент-Луиса я сразу поехал на ферму отца в Милстадт. Сестра приехала туда из Чикаго, и мы с ней и с отцом долго гуляли по окрестным полям. Наконец отец сказал: «Майлс, если бы тебя терзала женщина, я бы посоветовал тебе оставить ее и найти другую. Но наркотики… Я ничего не могу сделать для тебя, сынок, я могу только дать тебе любовь и поддержку. Всю основную работу ты должен проделать сам». После этих его слов они с сестрой ушли и оставили меня одного. У него был домик для гостей в две комнаты, где я и поселился. Я закрыл за собой дверь и не выходил, пока не избавился от наркотической зависимости – разом, методом «холодной индейки».
Мне было ужасно плохо. Я хотел кричать, но не мог, боялся, что отец придет ко мне из своего большого белого дома узнать, в чем дело. И приходилось всю боль загонять внутрь. Я слышал голос отца на улице, когда он шел мимо, останавливался и прислушивался к тому, что происходит. Когда он был близко, я молчал. Просто валялся в темноте, потея как тысяча чертей.
Мне было ужасно плохо, когда я изгонял из себя наркотического монстра. Все тело болело – шея, ноги, все суставы окоченели. Как при сильнейшем артрите или тяжелой форме гриппа, только еще хуже. Я не могу описать эти ощущения. Все суставы воспалены и неподвижны, дотронуться до них невозможно, начинаешь кричать от боли. Массаж был бы немыслим. Такую боль я потом испытывал после операции на бедре. И эта боль не проходит, ее ничем не остановить. Кажется, что умираешь, и если была бы гарантия, что через две секунды умрешь, то с радостью согласился бы на это. Принял бы смерть как подарок, как избавление от пытки жизни. В какой-то момент я пытался выброситься из окна – квартира была на втором этаже, – чтобы удариться, потерять сознание и хоть немного поспать.
- Предыдущая
- 47/118
- Следующая
