Николай Кровавый. Трилогия (СИ) - Аббакумов Игорь Николаевич - Страница 326

Но был в нем один мало кому понятный недостаток – низкая скорость реакции на изменение оперативной обстановки. Переносить пункты базирования вслед за наступающими войсками – дело дорогое и муторное. При успешном наступлении наземных войск, его подлетное время к линии фронта все‑время увеличивается. В итоге, оперативно выполнять заявки пехоты он будет все‑хуже и хуже.

Зато аэропланы не так требовательны. Им сгодится любая ровная площадка, а технические службы более мобильны. Еще когда был жив Чингизханов, мы в Форт‑Петровске проводили КШУ на эту тему. И получалось, что вражеская пехота будет постоянно подвергаться нашим атакам с воздуха, а противник будет постоянно опаздывать. При этом, наши удары хоть и слабее, но мы их наносим непрерывно.

При отступлении аэроплан тоже получал аналогичное преимущество. Зато переносить на новое место базу дирижабельных сил, в момент, когда бронеходы наших казаков подойдут поближе, было практически невозможно. Дирижабли то конечно улетят, но вся инфраструктура базы достается нам.

Помимо чисто дирижабельных сил, румыны вот уже год как имели самые настоящие воздушно‑десантные войска. Четыре транспортных "Цепеллина" могли поднять в воздух целых четыре взвода "воздушных гренадер" Правда, контейнерный сброс десанта еще ни у кого не получался, поэтому десантирование осуществляли с помощью ранцевых парашютов. И тут немцы, помогавшие румынам в становлении ВДВ поступили аналогично тому, как поступали в мое время – десантники выбрасываются отдельно, контейнеры с вооружением – отдельно. Ну а чтобы совсем уж не быть безоружным, каждый "воздушный гренадер" имел при себе Маузер С‑96 и специальный десантный тесак.

Но вообще то, "воздушных гренадер" было больше чем четыре взвода. Первый Королевский воздушно‑гренадерский батальон состоял из двенадцати гренадерских и четырех егерских взводов. "Воздушные егеря", чьей задачей было быстрый захват места десантирования и удержание плацдарма до прибытия основных сил десанта, добирались до района операции на мотодельтопланах. Румыны конечно хотели использовать и планерный десант, но тут уж у них ничего не вышло. Нормальные десантно‑грузовые планеры выпускал лишь Московский авиазавод в Филях. И мы до поры до времени их никому не продавали.

Помимо авиации, королевская армия имела и танковые войска. Сперва, по своей бедности, румыны смогли закупить у нас лишь шесть осадно‑штурмовых бронеходов. Но сейчас, когда их взяли под свое покровительство австрийцы, к нашим бронеходам добавились "Шкоды" – танки австрийского производства в количестве десять штук. Они уже строились с учетом американского опыта. Вооружение – две трехдюймовки на спонсонах и пулеметная батарея в верхних башенках. Кроме танков они у нас прикупили восемь бронеходов для транспортировки на поле боя пехоты. Ну и в добавление к этому кучу всякой вспомогательной техники. Как и везде в мире, сия танковая бригада имела очень много технических и вспомогательных подразделений, которые были бесполезны в бою, но без которых танк в атаку не пойдет. Кстати, межремонтный пробег у "Шкод" был весьма неплох: целых 45 километров. Пожалуй, лучше чем у остальных танков в мире.

Ну и не обошли их генералы своим вниманием бронеавтомобили и танкетки. Правда, они состояли на вооружении лишь у полевой жандармерии и посылать их в атаку на пехоту противника никто не собирался. Неудачный опыт применения их французами в Техасе был все‑таки учтен.

Про прочие рода войск особо говорить нечего. Пехота, кавалерия и артиллерия – вполне европейский уровень. Их боеспособность наш военный атташе в Бухаресте оценил просто: "Могла быть и лучше". Со своей колокольни он был прав. Рядовой состав в румынской армии был очень даже не плох. А вот с офицерским составом имелись проблемы. Наши агенты уверяли, что если среди румынских генералов еще можно найти даровитых, но их таланты с лихвой уничтожит отвратительная подготовка большинства офицеров, чьи грабительские инстинкты за отсутствием внешнего врага давно обратились на собственную армию.

"Сравнивая дисциплину болгарской и румынской армий, я однозначно высоко ставлю первую. В случае войны между этими странами, болгарское население увидит не противника, а жадную и прожорливую саранчу, которую невозможно насытить и после которой останется пустыня".

Ну и стоит упомянуть румынский флот. Таковой был на Дунае и в Констанце. Говорить о этом сборище плавсредств как о флоте, наши моряки не решались. Впрочем, ожидать морских битв не приходилось, ибо для них не годился ни болгарский, ни румынский флоты. Зато на Дунае дела у обеих держав обстояли не в пример лучше. Болгары располагали четырьмя вполне годными речными кораблями нашей постройки. К этому можно было добавить всякую мелочь. У румын дела поначалу обстояли не очень важно, но полгода назад в составе их Дунайской флотилии появились современные мониторы австрийской постройки. В общем, здесь был паритет по силам и отсутствие всяческого опыта войны на реках.

Ближе к апрелю стало окончательно ясно, что война неизбежна. Боевые корабли румынов были приведены в должную степень готовности, а пароходы частных компаний были мобилизованы для военных нужд. И как раз в это время, я принял решение не ограничиваться наблюдением со стороны. Оставив в Ялте своего двойника, я в качестве полковника генерального штаба отправился в Софию. И как оказалось – вовремя. Трудно описывать тот бардак, который я застал в наших "финских войсках". Обе танковые бригады были в ужасном состоянии и пускать их в бой – только зря губить.

Все началось с того смотра, который я устроил Донской бригаде. На первый взгляд, дела в бригаде обстояли чудесно. Выход на бригадные учения прошел нормально. Техника дошла до полигона без поломок. Стрельбы прошли чудесно. Казаки являли моему взору вид лихой и придурковатый. Службой были довольны, но только они. Неприятности начались тогда, когда дело дошло до автомобильной роты и ремонтно‑эвакуационной службы. Где проходили службу уже не казаки, а мобилизованная с заводов и фабрик пролетарская молодежь. И как бы их вахмистры не стращали, угрожая сдать в арестантские роты любого кто выскажет недовольство, скрыть безобразий не вышло. За прошедшие полтора десятка лет моего царствования, рабочий класс был твердо уверен в одном: батюшка‑царь их в обиду никому не даст. Ни хозяину, ни чиновнику, ни мировой буржуазии. То, что этим парням было едва за двадцать, роли не играло. Начавшие работу с двенадцати лет, они много раз видели примеры того, как добивались справедливости их старшие товарищи. Через суды и забастовки. И потому, стоять за правду им было не страшно. Не смотря на то, что я был представлен личному составу как "полковник Романов", насчет моей истинной личности никто не заблуждался. И при опросе, выборные четко доложили мне об имеющихся претензиях. А я слушал и потихоньку зверел.

Конфликт возник как результат моего решения, усилить технические службы танковых бригад. Казаки сами по себе с техникой дружили плохо и в деле устранения простейших неисправностей проявляли полную беспомощность. Поэтому мы и добавили к ним "мастеровщину". То, что этим были недовольны офицеры, понять было можно. Но и нижние чины оказались не лучше. Эти как раз оказались зело оскорблены тем, что их равняют с "мужичьем". А так как в армии дедовщину никто не отменял, то она и проявила себя в худшем виде. Казаки на "мужичье" смотрели как барин на прислугу. Оставив для себя вождение техники и стрельбы как занятия хоть и мудреные, но бравые, они всю черную работу свалили на работяг. Все работы в парке по обслуживанию техники отныне выполняли мастеровые. Даже такие работы как заправка топливом и маслами, загрузка боезапаса, все делали эти парни. А казаки при этом ходили и покрикивали. Сразу возникли конфликты. Терпеть казачье хамство никто не хотел.