Неподходящая девчонка (СИ) - Николаева Юлия Николаевна - Страница 33

– И ты за это, напомню, пришел и врезал мне.

Илья смотрит спокойным взглядом, за который я его порой готов придушить. У него удивительная способность сохранять внешнее спокойствие, даже если он кипит внутри. И это очень вымораживает, когда ты сам на эмоциях.

– Хочешь, врежь мне в ответ. Я заслужил, не спорю.

Он только качает головой, щурясь.

– К чему это сейчас, Кость?

– К тому, чтобы ты понимал: я осознаю, что поступил плохо. Но я не хочу потерять друга, и потому, когда ты будешь решать, как поступить, помни, что все мы люди и все совершаем ошибки.

– Я не Иисус Христос, чтобы всех прощать, – отрезает Илья и делает знак рукой санитару, идущему по дорожке, тот сворачивает со своего пути и приближается к нам.

– Помогите отвезти в палату, – просит Илья, тот кивает и везет инвалидную коляску в сторону основного корпуса. Илья не спеша уходит, а мне остается только смотреть им вслед.

Уже в машине анализирую ситуацию. Ну он спокоен, это плюс, не бросается обещаниями уничтожить всех вокруг, не кидает оскорблений. Значит, успокоился. Он в принципе такой человек – даже если взрывается, быстро отходит, а взрывается он редко. Я вдруг вспоминаю его в школе: высокий, худощавый, всегда серьезный, отличник, спортсмен, – он был мечтой всех наших одноклассниц. Девчонки помладше томно вздыхали ему вслед. Он всегда относился к отношениям ровно, есть так есть, нет так нет. Никогда его не клинило. До Лизы. Я даже подумать не мог, что он способен столько терпеть и прощать ради девчонки, которая его и не любила никогда. Что может стать слепым и глухим ко всему вокруг. Сколько мы ругались из-за Лизы, даже не вспомнить, раскрыть глаза на нее у меня не получалось. И потому, когда она его бросила, это был полный трындец… И потому, когда появилась Ната, я так подорвался. Потому что не хотел повторения. Но Илья умный, он вон как все придумал… Чтобы оградить себя от новой порции возможной боли. Жаль, с тетей Ирой так не выйдет.

Когда она попала в аварию, меня не было в стране, я ладил мосты в Англии с одной крупной фирмой. И никак не мог приехать. Только через два месяца вернулся и застал друга в глубокой депрессии. Врачи не давали шансов на восстановление, чудо, как и тогда, так и сейчас, оставалась единственной эфемерной возможностью.

Илья бредил желанием разобраться в случившемся, но у него не хватало связей, я подключил своих людей и наткнулся на стену. Дорога, где произошла авария, относится к огромному частному сектору, на тот момент он был еще на стадии застроек, там никто не жил. Миловановы строились там, и тетя Ира заказала на участок маленький летний дом из тех, что продаются готовыми. Иногда она оставалась с ночевкой – когда была хорошая погода. Она любила загород, отсутствие бытовых условий ее не смущало, она оставалась на два-три дня. В ту ночь разыгралась непогода, и тетя Ира, видимо, решила поехать домой. Ее машину нашли на обочине, она врезалась в столб. Но самое интересное было в другом: я не смог найти ни одну видеозапись с камер. Понятно, что в этой зоне их не было, но по дорогам, которые ведут в этот сектор, должны были быть. Я стал копать дальше, а потом мне позвонил отец Ильи. Вызвал на разговор и мягко намекнул, что не стоит лезть, куда не просят, что тетя Ира не справилась с управлением в связи с плохой погодой.

Я понимал одно: дело замяли. И бывший муж тети Иры, безусловно, оказался в деле, дал согласие на то, чтобы никто не копал.

Что я мог сказать Илье? Правду? Чтобы их и без того плохие отношения с отцом разладились окончательно? Чтобы Илья психанул и ушел, хлопнув дверью? Или того хуже – не ушел бы, потому что надо было работать ради лечения матери, как происходит сейчас? Только знал бы еще, что его отец собственноручно прикрыл дело с аварией, не дав ему ход?

Я промолчал. Сказал, что искал и не нашел следов. Что если кто-то и был на дороге, тот, кто спровоцировал аварию, он имел достаточные связи, чтобы подчистить за собой следы.

Илье ничего не оставалось, как принять этот факт. Хотя я почти уверен, каждый раз, когда он приезжает сюда и смотрит на свою мать, он представляет, что бы сделал с виновником, если бы нашел его…

Потираю лицо руками. У Ильи с этой аварии началась черная полоса в жизни. Если изначально он открыл ресторан на деньги отца, собираясь со временем все вернуть, то теперь ему пришлось пойти работать в его фирму, чтобы оплачивать лечение матери. А этот бизнес он ненавидит всей душой. Еще с детства, когда ему изо дня в день твердили, что вот Илюша, вырастешь, будешь работать с папой. Он не хотел, с Яковом Санычем у них всегда были сложные отношения. Тот муштровал его, лепил идеального наследника своего бизнеса, а Илье это все по барабану было. Мне вообще кажется, он сначала со мной дружил назло отцу. Я, например, Милованова-старшего первое время жутко боялся и старался не попадаться ему на глаза.

Яков Саныч развелся с тетей Ирой, когда Илье исполнилось восемнадцать. Для друга это был серьезный удар. Мать он всегда любил, тянулся к ней. Тетя Ира спокойная была, тихая, улыбчивая, со всеми приветливая. Они и не жили как семья уже давно, и вроде все было очевидно, но… Но Илье было все равно тяжело. Милованов, конечно, помог ей устроиться, обеспечил безбедную жизнь, но счастья это не принесло. Конфликт в семье, который долго назревал, наконец случился. И с годами только усиливался. А потом авария, Лиза эта дебильная, и теперь… лучший друг увел девушку.

Выныриваю из мыслей и достаю телефон. От Наты ни пропущенных, ни смс. Набираю ей: гудки, и нет ответа.

Костя

Еще несколько раз набираю, пока еду в город, и с тем же результатом. Даже выругаться хочется. Ну что за день такой. В итоге в городе сворачиваю в сторону дома Наты, пока не смогу убедиться, что с ней все в порядке – не успокоюсь. Дебильное чувство какое-то: ну что с ней могло случиться? Работает наверняка, телефон не слышит. А у меня в груди что-то свербит, и мысли только о том, чтобы она ответила. Что за фигня?

Успеваю зайти в подъезд с каким-то пацаном, обгоняю его, почти взлетая по ступенькам, требовательно звоню в дверь Наты, барабаня пальцами второй руки по косяку. Успеваю сосчитать до десяти, и уже снова подношу палец к кнопке, когда распахивается дверь. Ната смотрит на меня испуганно, глаза опухшие. Плакала, что ли? Где-то на краю сознания пролетает мысль о том, что я не хочу, чтобы она плакала. Никогда.

– Нат, что случилось? – спрашиваю обеспокоено и сам себя корю за эти интонации в голосе. – Ты что, плакала?

Она растерянно хлопает глазами, потом говорит:

– Нет, нет, я не плакала… Я… Просто спала. И наверное, не слышала, как ты звонил.

Выдыхаю. Черт, а я успел себя уже накрутить. Вот ведь…

– Я зайду?

Ната словно приходит в себя, отступает внутрь квартиры.

– Да, конечно, заходи.

Мы проходим в комнату, присаживаюсь на край кровати, Ната рядом, складывает на коленях руки.

– Ну и что… Поговорил с Ильей? – задает вопрос.

– Да.

– И как он?

– Ну… Однозначно, лучше, чем вчера, но до взаимопонимания еще далеко.

– То есть он по-прежнему против?

– Да. Сказал, что не представляет, как мы будем дальше общаться.

Ната закусывает губу, трет руку об руку – она так часто делает, видимо, волнуется.

– Кость…

– Ты помнишь, что я тебе говорил насчет расстанемся?

Смотрит несколько секунд, не отрываясь, потом кивает.

– Так что думай, прежде чем говорить, хорошо?

Снова кивает, опускает голову, светлые волосы свешиваются, закрывая лицо. Все-таки с ней что-то не так, когда мы расходились, совсем в другом настроении была. Может, конечно, накрутила себя за день, бабы это любят.

– Иди ко мне, – тяну ее за руку, усаживаю к себе на колени. Она обнимает меня, тянется, целует.

– Кость, – говорит тихо, – я хочу тебе кое-что рассказать.

Смотрю на нее, она теряется, отворачивается, снова закусывает губу.