Цветок Востока - Рам Янка "Янка-Ra" - Страница 5

И, может быть, от шока… А может быть – от жара… или от страха и стыда… А может быть от того, что мне хочется поверить в это невозможное…

Меня словно отключает, и я закрываю глаза.

Главное теперь – никогда не проснуться…

Спит…

Рвано вздыхает во сне, как обиженный ребёнок. Лицо вздрагивает то строгостью, то обидой, то страхом. Что-то снится. Глажу по волосам, успокаивая.

Губка разбита…

Смотреть на неё такую каждую ночь, целовать, ласкать, любить, а потом ударить и выгнать на улицу в холод. Как?! Не понимаю.

Прикасаюсь ко лбу. Горит.

Конечно! Столько простоять на этом ледяном ветру.

Вблизи, вот такая заплаканная, она выглядит гораздо младше, чем издалека, со своим ярким, безупречным восточным макияжем.

Трогаю её тонкие пальчики. Аккуратно подношу к губам. Глажу…

Внутри всё замирает от пронзительности этих ощущений.

Красивая… Не могу отвести глаз от этих идеальных южных черт.

Колечко это сломанное… Единственное не отдала. «От мамы». Мама русская…

Ресницы начинают едва заметно, но часто моргать. Замираю, чтобы не проснулась. И как только её дыхание опять становится глубже, перекладываю на диван, устраивая поудобнее.

На улице уже темно. Подхожу к окну. В окнах её дома на первом этаже свет.

Неужели так и не вышел за ней до сих пор?!

Каждый день я смотрел на её силуэт. Она часто замирала у окна. Смотрел и придумывал разные ситуации, в которых смогу с ней пересечься. Обмолвиться словом или встретиться взглядом. Но такую и помыслить не мог!

Вижу, как её муж подходит к окну. Отдёргивает штору. Стоит, сложив руки на груди.

Даже искать не будет? Что за нравы?! Варвары…

Мне нужно сделать так, чтобы она не ушла туда.

Она, как мотылёк, оглушённый какой-то программой, летит в направлении этого, очевидно неприятного ей, огня, хотя банальное чувство самосохранения должно останавливать.

Бред?

Но всё очень серьёзно, на самом деле. Всё очень сложно.

Я должен оказаться на его месте в её голове. Тогда всё будет просто. Ей – спокойно. А мне…

Закрываю глаза. Делаю вдох поглубже. Чуть уловимо сказочно пахнет сандалом…

Как туда, на это место, попасть – я не представляю.

Замыкаю дверь. Прячу ключ.

Снова подхожу к окну. И застываю там, иногда поглядывая на часы. Почти два часа, как она «на улице». Минус три. Иногда сыпет снег. От ветра по густым кустам на моём участке идёт рябь.

Наконец-то, дверь открывается. Её муж выходит на крыльцо в халате. Высокий, крепкий, тёмный. Рукава натягиваются от выраженных, немного заплывших жирком, бицепсов. Массивный. Он ударил её… Щетина на лице придает ему суровости и возраста. Ёжится, укутываясь в халат сильнее, надевает капюшон.

Мне хочется сломать ему за это что-нибудь. Кулаки сжимаются.

Я не отдам её ему. Не отдам. Будем считать – выкрал. И плевать мне на её «позор отцу»! Если его честь дороже ему, чем дочь, мне плевать и на его честь, и на её честь.

Постояв на крыльце, обходит машину, заглядывает за угол дома.

Ищи, ищи…

Это теперь моя богиня. Назад не получишь.

Закрываю жалюзи.

На столе гора золота и драгоценных камней.

Бедная девочка… Разве можно спать во всём этом?!

Подкидываю в камин дров.

Разворачиваю кресло к дивану, чтобы видеть её лицо. Гашу свет. Блики от углей в камине пляшут по комнате. Устраиваюсь на кресле, вытягивая ноги на пуфик, и пытаюсь отыскать позу поудобнее.

Диван, конечно, раскладывается, и мы легко поместимся там вдвоём. Но… Но.

Достаю телефон. Завтра мне на соревнования с моими пацанами. Нельзя не поехать…

И часа два с утра меня не будет.

Было бы здорово, если бы она не проснулась. Но что-то мне подсказывает, что встанет и пойдёт как зомби к своему дому, на убой.

Что делать?

С собой не возьмёшь…

Два часа всего. Ну три…

Двигаю кресло ещё ближе. Беру её безвольную руку в свою. В груди бьётся болезненно и сладко. Беспокойно. Но уже совсем не так безнадёжно, как утром.

Ночь с моей богиней. Я даже не мечтал…

Глажу пальчики…

И через какое-то время меня отключает.

Несколько раз просыпаюсь за ночь, убеждаясь, что происходящее не сон. И каждый раз меня прошивает адреналиновой волной. И потом долго не могу уснуть.

Можно сказать – так и не поспал. Но мне бодро и горячо.

Утром тихонечко встаю пораньше и собираюсь, стараясь не шуметь.

Перенесу спарринги своих пацанов на самое начало. Вернусь сразу же, как закончат.

Написать записку? Да только вряд ли она умеет читать по-русски. На всякий случай пишу и оставляю на столе рядом с её драгоценностями.

Ресницы опять вздрагивают. Скоро проснётся…

Делаю ей чай с жасмином, оставляю на столе вместе с вазочкой со сладостями. Кладу на стол пульт от плазмы, чтобы особо не скучала.

Выхожу. Замыкаю её. И закрываю на окнах пластиковые ставни.

У дома напротив рядом с тачкой её мужа припаркована ментовская.

Значит, ищет.

Внутри каменеет.

Интересно, что ищет больше – её или то, что было на ней надето?

Опускаю забрало шлема и выжимаю газ.

Я теперь похититель?

Открываю глаза. Вместо привычной серебристой шторы вижу камин.

Не сон!!

В ушах шумит. Тело затекло от неудобной позы и тесного платья. И мне даже страшно представить, как я выгляжу. В таком виде перед чужим мужчиной! Лохматая, с грязным лицом, в мятом платье!

Выгляжу?!

Да мы спали рядом!

Зачем я проснулась?!

Натягиваю одеяло выше. Снова закрываю глаза.

Сердце бьётся как птичка, и рыдания подкатывают к горлу.

Зачем я дерзила? Зачем не промолчала?!

Бог наказывает меня!

Матери учили, как надо. Ослушалась, и вот…

Размазываю по лицу слёзы и наверняка тушь, тени… Разве можно так мужчине показаться?

На руках меня держал! Страшно вспоминать.

Страшно и стыдно. Ещё и уснуть умудрилась!

Бракованная… По-другому не скажешь! Падшая женщина!

Умереть бы от стыда!

Слушаю стук своего сердца.

Что там Джан думает сейчас обо мне? Жалеет? Или прогнал – и дело с концом?

Не могу никак представить его раскаивающимся в чём-то.

Отец накажет – сам печалится. Прощения попросишь – всегда примет, ласковый сразу становится. Джан не такой. Чем я покладистее – тем куражится больше!

Нельзя думать про Джана. Всё. Он прогнал. Назад нельзя после такого. Хоть год на коленях стой и голову пеплом посыпай.

Как жить дальше?

От стыда, к сожалению, не умирают.

Поднимаюсь, поправляю лямку, съехавшую с плеча. Оглядываюсь. Нет никого…

И я молитвенно складываю руки, поднимая глаза к небу. Спасибо!!!

Нет, я не слишком набожна. И, к своему стыду, вспоминаю о создателе только в самые страшные минуты. Мне кажется, это всего третий раз за всю жизнь, когда я молюсь самостоятельно, а не после напоминания старших.

И создателя тоже вспоминать нельзя. После такого не поможет.

На столе мои драгоценности. Внимательно рассматриваю. Всё там. Ничего не взял.

Рядом записка.

Там моё имя.

И ещё тёплый чай в кружке.

Мне?!..

Замираю.

Что он говорил вчера?

«Как брат», – говорил. – «Оставайся».

Лёша…

Глаза у него добрые. Не коварные. От сердца говорил? Пожалел?…

Как мне понять? Я же женщина. Меня легко обмануть.

«Маленькая», – говорил. – «Не бойся».

Тепло от его слов. Так Амир со мной говорил. Когда была маленькая, сильно заболела, лежала в бреду. И брат так же меня гладил и на руках держал.

От слов Джана никогда тепло не было. Даже когда в постели говорил ласково поначалу, всё равно было пусто внутри. И оглохнуть хотелось, не слышать. Как будто, чересчур всё. А вне кровати от него вообще тёплых слов не слышала.