Сэр Невпопад из Ниоткуда - Дэвид Питер - Страница 2
- Предыдущая
- 2/156
- Следующая
Всего лишь на миг очутившись в моих объятиях, она, однако же, успела всем телом прильнуть ко мне, и её груди прижались к моей запачканной рубахе. Они оказались такими упругими, просто прелесть... И знаете, леди вовсе не потому ко мне притиснулась, что боялась потерять равновесие. Это я сразу понял. Даже спину слегка выгнула, что, к счастью, заметно было одному лишь мне. А после этого совсем короткого, длившегося какую-то долю секунды объятия она отступила на шаг, приложила пальцы, которые у неё заметно подрагивали, к вздымавшейся от волнения груди и тихим, но удивительно мелодичным голоском произнесла:
– Благодарю вас, сэр оруженосец. – И глаза опустила.
Я в ответ любезно улыбнулся и мотнул головой:
– Не за что, миледи.
Этот чурбан Гранит вовсе не намеревался продолжать беседу во взятом нами с Розали галантном тоне. Напротив, он поморщился, вздыбив короткие рыжие усы, и с упрёком обратился к жене:
– Розали, я даю вам урок за уроком, а вы всё никак не научитесь слезать с растреклятой кобылы! А вам, оруженосец, не следовало её ловить на лету. Ей куда полезней было бы шарахнуться об пол своим задом. Только так она рано или поздно научится верховой езде.
– Во всяком случае, одной из её разновидностей, – вставил я, понизив голос настолько, чтобы слышать меня могла лишь она.
Щёки Розали вспыхнули, но вовсе не от смущения: она поспешно прижала ладонь к губам, чтобы не дать вырваться смешку. Я осклабился во весь рот, и она тоже мне улыбнулась, но тайно, украдкой, – улыбка явственно читалась только в её глазах.
Гранит без труда спешился, но когда его ноги, обутые в сапоги со шпорами, коснулись пола, доски дрогнули и застонали под тяжестью этого человека-горы.
– Позвольте предложить вам руку, мадам, – произнёс он своим резким голосом, выставляя локоть в сторону. Старина Гранит явно тяготился ролью галантного и внимательного мужа. Со стороны его жесты и позы выглядели нарочитыми и какими-то вымученными, словно это двигался не человек, а огромная заводная кукла.
Леди Розали молча опёрлась на его руку и засеменила к выходу, едва поспевая за его гигантскими шагами. На ходу она обернулась и нежно взглянула на меня.
И я понял, что мне остаётся только дождаться удобного момента.
Насчёт человеческих качеств Гранита у меня к тому времени уже сложилось своё мнение, весьма для него неблагоприятное. Слишком многое о нём мне было известно, а потому никаких угрызений совести я не испытывал. Гранит был не лучше и не хуже большинства рыцарей на службе у короля Рунсибела. То есть только и знал, что повторял как попугай всякие трескучие фразы о доблести, чести и справедливости, а за спиной у короля творил что в голову взбредёт, вернее, что почитал для себя выгодным. При короле держал разумные речи радетеля о благе страны и тонкого политика, а за глазами Рунсибела лютовал среди беззащитных подданных его величества почище любого разбойника с большой дороги. Он один уложил не меньше добрых горожан и поселян, чем целая шайка грабителей-головорезов. А вдобавок ко всему у него чуть ли не в каждой деревушке, не говоря уж о городах, было по любовнице. Во время военных кампаний он частенько наведывался в палатку к шлюхам, которую устанавливали у самой границы лагеря. Нередко случалось, что беспутные девки после любовных свиданий с Гранитом подолгу залечивали раны, синяки и ушибы – так сэр рыцарь мстил им за собственные неудачи на поле постельных сражений. Короче, вы уж поди догадались, как и я в своё время, что доблестный Гранит владел мечом гораздо лучше, чем... ну, сами понимаете. А расплачиваться за это приходилось несчастным потаскухам.
Что же до меня, то скажу без бахвальства – я никогда не испытывал затруднений в подобного рода делах.
И вот леди Розали, «следуя совету супруга», зачастила в конюшни, чтобы усовершенствовать свои навыки в верховой езде. Но желание стать первоклассной наездницей было, разумеется, только поводом. Поводом для встреч со мной. Потому что после часа, проведённого в седле, она обыкновенно спешивалась и ещё столько же времени занимала меня пустой болтовнёй, отчаянно при этом кокетничая, пока я чистил лошадей и делал другую обычную свою работу. Я с самого начала знал, куда это нас заведёт, но даже пальцем не шевельнул, чтобы направить события в иное русло.
Однажды она попросила меня сопровождать её во время очередной прогулки верхом. Леди опасалась кататься в одиночестве, потому что её благоверный как раз накануне отправился в небольшую экспедицию, чтобы подавить беспорядки в городке под названием Пелл. Тамошние бунтовщики вполне могли разбежаться в разные стороны, спасаясь от доблестного Гранита, и Розали вовсе не улыбалось встретиться с одним или несколькими из них на пустынной дороге. Звучало это очень даже убедительно, но я голову готов был дать на отсечение, что это снова всего лишь предлог – на сей раз для того, чтобы остаться со мной наедине вдали от посторонних глаз. Мы отъехали на расстояние нескольких миль от конюшен славного короля Рунсибела, болтая по дороге о чём попало, переходя от одной темы к другой и не касаясь лишь того, чем были заняты её и мои мысли. А когда мы спешились в высоком кустарнике на берегу озера, природа взяла своё...
То, чем мы там занимались, смело можно было назвать одним из способов верховой езды, вот только скакать леди Розали на сей раз пришлось не боком, не по-дамски...
Уверен, эта интрижка была для неё всего лишь мимолётным развлечением, она затеяла её главным образом от скуки да вдобавок ещё и ради мести своему неверному и неласковому супругу. Добавлю, тайной мести, ибо стать объектом ярости такого свирепого монстра, как Гранит, да ещё и подстрекаемого ревностью, этим зеленоглазым чудовищем, было равносильно смертному приговору. Розали, быть может, и не отличалась блестящим умом, но была, во всяком случае, достаточно сообразительна, чтобы понимать, какой опасности себя подвергает, продолжая дарить мне свои ласки. Она хорошо усвоила, что величайшая осторожность и предусмотрительность – единственный залог того, что её хорошенькая головка не слетит с белоснежных плеч от удара меча Гранита. Ну а к тому же, как всякий знает, запретный плод сладок, тайные, краденые ласки и объятия доставляют куда больше наслаждения, чем скучные супружеские лобзания в семейной спальне. Сама атмосфера риска и тайны обостряет все чувства, заставляет кровь быстрей струиться в жилах и придаёт неизъяснимое очарование даже самой пошлой из интрижек.
Наверное, именно это нас друг к другу и притягивало точно магнитом. Старина Гранит ясно дал понять всем и каждому, что, по его мнению, умственные способности его законной половины оставляют желать лучшего. Попросту говоря, он её считал полной идиоткой. Со своей стороны, не берусь отрицать, что острым умом бедняжка не отличалась, это уж точно. И однако это ей не мешало до поры до времени ловко скрывать любовные похождения (я неизменно об этом вспоминаю с нежностью и глубокой благодарностью) от неустрашимого воителя сэра Гранита, индюка надутого, который полагал, что хитрей, умней и проницательней него нет никого на свете.
Но любому везению когда-нибудь приходит конец. Так произошло и с нами. Вся наша тщательно продуманная система конспирации в один прекрасный момент лопнула вдруг по швам с оглушительным треском.
Проблема, которая возникла в Пелле и поначалу казалась всем незначительной и легкоразрешимой, внезапно обернулась серьёзной бедой. А всё из-за Гранита, который допустил серьёзную тактическую ошибку. Всё началось с того, что в городишке Пелл образовалась малочисленная шайка подстрекателей, которые возражали против увеличения податей в королевскую казну. Поверьте, в душе я им очень даже сочувствовал. Потому как большая часть налоговых поступлений расходовалась отнюдь не на общественные нужды, а оседала в карманах приближённых к трону рыцарей или же тратилась на ведение внешних войн, до которых большинству населения не было ровным счётом никакого дела.
И вышеупомянутая группа закопёрщиков стала агитировать жителей Пелла против налоговой политики короля. Бунтари призывали население вовсе не платить никаких податей. Окрестные поселяне не очень-то к ним прислушивались. Для меня в этом не было ничего удивительного, я ведь и сам из простолюдинов, а потому мне легко было представить их отношение к подобным призывам. Трудяги эти настолько привыкли к беспощадным поборам, к непосильной работе и нищете, что решительно утратили восприимчивость к новым бедам, добавляемым к прежним страданиям. Преодолеть такую инертность – задачка не из лёгких.
- Предыдущая
- 2/156
- Следующая
