Сапер. Том II (СИ) - Линник Алексей - Страница 3
- Предыдущая
- 3/53
- Следующая
Глава 2
Пока ехал — достал кошелек и еще раз проинспектировал содержимое. Картина была грустная. Денежное довольствие нам выплатили, но большую часть средств я отдал Вере, когда она улетала в Москву. На обустройство, на теплые вещи. Зиму 41-го года помнил крепко. Генерал Мороз здорово прошелся не только по немцам, но и по нам тоже. Сколько было обморожений — не сосчитать! Военных конечно, оденут. Валенки будут, полушубки. Но под него хорошо бы свитерок какой, шарфик шерстяной неуставной.
Просить что-то у Кирпоноса я считал ниже своего достоинства — он и так дал мне всяких благ выше крыши, взял к себе адъютантом. Да, последнее было продиктовано чувством благодарности за спасение из перевернутой машины, и про везение мое он тоже признался, но, тем не менее — мне грех было жаловаться. А уж тем более не стоило наглеть.
Однако, четыреста двадцать рублей быстро кончились. На лефортовском рынке цены кусались. Купил за пятьдесят рублей полбуханки хлеба, за триста — бутылку красного грузинского вина. Вот и все. Пришлось протискиваться через толпу, искать часового мастера. Они вместе со стоматологами занимались скупкой золота.
Нашел, подмигнул. Я показал царский червонец и он тут же закрыл изнутри свою каморку. Запасы немецкого аса, что гнил где-то подо Львовом, таяли, но экономить их смысла не было. Никто не знает, что будет завтра.
Глаза у мастера загорелись, но дело он свое знал крепко. Потер червонец о пробирный камень, капнул кислотой. Торговался довольно бодро. В итоге сошлись на девяти тысячах. На всякий случай я перед походом переложил в карман пистолет, но все обошлось — расплатился скупщик со мной быстро и без обмана. Тут уж я почувствовал себя богатым. Купил в подарок Вере теплый оренбургский платок, добил сидор салом, консервами, яблоками. Проходя мимо миниатюрной женщины лет шестидесяти, державшей в руках почти новый тулуп, остановился, рассмотрел повнимательнее. Не очень большой, Вере пойдет. Пусть греется! Вместе с продавщицей покупку так свернули и увязали бечевкой, что я без труда нес подарок любимой под мышкой. В коммерческом взял к чаю какой-то бисквит. Не знаю как на вкус, зато название в тему — "Сандвич Полёт". Эх, «полетаем» мы с моей рыженькой. Соскучился.
И еще осталось довольно прилично денег про запас.
Потом, прикинув время и расспросив у прохожих дорогу, направился к госпиталю.
Внутрь меня пустили без проблем. Старенький вахтер почтительно приподнялся, приложил руку к фуражке. Велеречиво объяснил куда идти.
У Бурденко в главном корпусе был выделен целый этаж под учебу. Я нашел нужную аудиторию, прислушался.
Из-за плотно прикрытых дверей слышались голоса — шла лекция. Вера что-то объясняла врачам, но что именно, я так и не понял. В этих терминах я понимал только союзы и предлоги.
Никакого звонка, разумеется, тут не было. Просто в один момент народ зашумел, начал выходить наружу. Я спрыгнул с подоконника, пригладил волосы.
В коридоре образовалось обилие молодых врачей, в основном девушек лет двадцати. Все с любопытством начали стрелять в меня глазками.
Вера увидела меня, бросилась на шею, расцеловала.
— Надолго?
— На один день, — я тяжело вздохнул. — Завтра утром обратно. Отпроситься сможешь?
С удовольствием осмотрел любимые округлости под коротким белым халатом. Хороша у меня жена!
— Сегодня еще одна врачебная конференция и все. Подождешь? Я тебя в ординаторской устрою.
Жена отвела меня к хирургам, потребовала любить и жаловать. Мне тут же налили чаю, дали кулек с сушками.
Вера убежала, а врачи начали пытать, за что я получил Знамя и как там вообще дела на фронте. Сводки Совинформбюро все, разумеется, слушали, но хотели узнать подробности от очевидца событий.
Рассказал пару смешных баек, напился чаю. Да так, что даже пришлось сбегать в туалет.
Наконец, жена закончила обучать врачей, прибежала за мной. Взяла под руку и мы пошли по длинному коридору госпиталя на выход. Встречные санитарки с завистью глядели на Веру. А на лестнице мы столкнулись с целым корвоенврачом. Везет мне сегодня на начальство. И верховного главнокомандующего видел, и комфронтов видел, и с генеральным комиссаром госбезопасности чай пил. А теперь вот нос к носу с главным хирургом Красной Армии стою.
— Здравствуйте, Николай Нилович, — улыбнулась ему Вера.
— Здравствуйте, Вера Андреевна, — устало ответил он. — Всё хорошо там у вас на курсах? Надо будет завтра зайти к вам.
— Познакомьтесь, это мой муж, Петр, вот с фронта на денек приехал.
— Так что же я вас задерживаю? — улыбнувшись одними губами, ответил Бурденко. — Идите, отдохните вместе, если всего один день.
— Меня тут пристроили в женском общежитии, — мы вышли на улицу, вдохнули чистый, без карболки, воздух. Лето заканчивалось, даже не верилось, что где-то там, на западе, сейчас гибнут десятки и сотни тысяч людей в самой кошмарной бойне за всю историю человечества.
— Я упросила девчонок переночевать у подруг, — Вера обернулась ко мне, слегка покраснела. — Сказала, муж приехал с фронта. Они все поняли.
— А меня пустят в общежитие? — усомнился я.
— Из дирекции уже позвонили, — жена сжала успокаивающе мой локоть.
Мы немного побродили по городу — Вера выступала в роли гида. Показала мне Екатерининский дворец на Яузе, храм Петра и Павла…
За спиной висел набитый продуктами вещмешок, рядом, держась за руку и улыбаясь, шла моя любовь, внутри было ожидание чего-то хорошего и светлого. Если бы не эта поганая война…
Когда пришли в общежитие и поднялись на третий этаж, сердце выдало пулеметную дробь. Прям как у пацана вспотели ладони. Зашли в комнату — она показалась маленькой. Метров двадцать с небольшим. Четыре аккуратно заправленные кровати, два письменных стола, вещи висят на стенах, на крючках. Сюда бы шкафы, но куда их поставить?
Я под благодарные поцелуи подарил Вере платок, отдал на ревизию вещмешок. Ну, и тулупчик пришелся почти впору! Чуть широковат в плечах, но это не страшно.
— Ой, яблоки!
Мне кажется, жена антоновкам обрадовалась даже больше, чем бисквиту и платку.
Пока Вера накрывала на стол, я вышел в коридор, проинспектировал места, так сказать, общего пользования. Чистенько, но бедно.
Иду по коридору, слышу из-за одной двери: “Объясните мне!”. И потом снова то же самое. И еще не раз. Да голос противный, въедливый.
Вернувшись в комнату, спрашиваю:
— Кто это там у вас всё требует, чтобы кто-то что-то объяснил?
— А, так это новенькая наша, Елена Николаевна, — засмеялась Вера. — Недавно в начальницы мелкие вырвалась, так теперь вырабатывает командный голос. Сядет на стул, скорчит рожу, будто только что кусок дерьма съела, и заводит своё “Объясните мне!”. Так, не отвлекайся, я уже на стол накрыла!
Я быстро оценил сервировку и тут же впился губами в шею жены. Наслаждаясь таким знакомым запахом, нащупав на талии поясок, развязал его и, расстегнув пуговицы платья, покрыл поцелуями плечи и грудь.
Вера охнула, тоже принялась меня целовать. До ужина дошли только спустя час.
*****
Уезжал со слезами. Утром Вера вскочила ни свет ни заря, начала готовить завтрак. А в глазах уже мокрота. Раньше такого за ней не замечал.
Успокоил как мог, оставил деньги, что выручил за продажу золота — мне все равно в Киеве они не нужны, я же на полном довольствии состою в штабе.
На выходе обнялись, жена долго не отпускала.
— Прости, не знаю, почему расклеилась. Плохие предчувствия.
Вера шмыгнула носом, достала платок.
— ВСЕ! БУДЕТ! ХОРОШО! — я прямо излучал оптимизм. Вернее, пытался.
Чтобы отвлечься от тягостной сцены расставания, купил, как рекомендовали старшие товарищи, «Правду». А там на развороте: «Подвиг лейтенанта Соловьева». Большая статья про бой на Хрестиновке и уничтожение зондеркоманды. Журналисты почему-то объединили два этих эпизода, а выход из окружения — вообще выкинули. Не было его.
- Предыдущая
- 3/53
- Следующая