Цесаревич Вася (СИ) - Шкенев Сергей Николаевич - Страница 17

— Тоже собрался жестянки на колёсах выпускать? Хорошее дело, потому что хуже фордовских вёдер с болтами нельзя ничего сделать даже при желании. Пожалуй, я вложу кроме выигрыша ещё кое-то. Но на большую сумму не рассчитывай.

— Спасибо, дед! Всегда знал, что на тебя можно положиться.

Где-то в глубине души Василия Красного громко заржал комсомолец капитан Родионов. Громко, но не вслух.

После ухода деда к спасителю государя началось настоящее паломничество. Разумеется, раньше всех в палату ворвалось тройное стихийное бедствие, ради такого случая сбежавшее с занятий в гимназии. Почти следом за ними заявился генерал-лейтенант Дзержинский, изгнавший девочек с ловкостью опытного экзорциста. Феликс Эдмундович намеревался уточнить кое-какие моменты покушения, но до разговора с отцом Василий не стал откровенничать, сославшись на плохое самочувствие.

Алексей Максимович Горький пришёл в компании режиссёра Александрова, который с места в карьер заявил о намерении снять по мотивам недавних событий музыкальную комедию с Любовью Орловой в главной роли. Самому Василию предлагалась эпизодическая роль без гонорара, но с упоминанием в титрах. Пришлось рассказать о визите шефа жандармов, упомянуть о секретности и не закончившемся расследовании, но самым весомым аргументом против съёмок фильма стал намёк на хороший аппетит белых медведей, и их полное равнодушие к современному кинематографическому искусству.

Последний посетитель, манерами и одеждой напоминающий гангстера из американского фильма, был Василию не знаком.

— Господин Красный, позвольте представиться, Максим Максимович Литвинов, присяжный поверенный.

— Вы по поводу патента?

— О нет, я по другому поводу. Ознакомьтесь, господин Красный.

— А что это? — полюбопытствовал Василий, разглядывая незапечатанный конверт без надписей.

— Копия иска, — пояснил Литвинов. — Мои клиенты, граф Бронштейн, генерал-лейтенант барон Тухачевский и инженер полковник Гроховский намерены взыскать с вас убытки, причинённые срывом показа новой техники в прошлое воскресенье, а так же убытки от расторгнутых вследствие этого контрактов с военным ведомством. Нет-нет, господин Красный, не утруждайте себя оправданиями и объяснениями, их выслушивание не входит в круг моих обязанностей. Теперь позвольте откланяться, юноша! В следующий раз встретимся уже в суде.

Литвинов ушёл, а Василий закрыл глаза и сосредоточился. На воображаемой карте Петербурга запульсировала красная точка, а после некоторого усилия появилось изображение от подсаженного присяжному поверенному энергетического паразита. Нехитрое умение, практически неизвестное европейцам, но давно и успешно используемое китайскими преступными сообществами. Вместе с болью двух с половиной тысяч жертв Красному способности двух с половиной тысяч одарённых.

— В какую клоаку ты забрался, Евно! — Максим Максимович Литвинов брезгливо оглядел непритязательную обстановку дешёвых меблирашек. — Наверняка здесь клопы крупнее мышей.

— Нашёл чего бояться, Меер! — захохотал круглолицый и толстогубый господин, в котором внимательный человек смог бы узнать бывшего помощника по деликатным делам самого графа Бронштейна. — Лучше клопы здесь, чем стерильная чистота в Крестах.

— Не бывал, не знаю, — поджал губы Литвинов.

— Не советую узнавать — стерильная чистота там только в тюремном морге. А что ты побледнел, Меер?

— Нездоровится.

— Вот как? Да ты не переживай, вот получим деньги и английские паспорта, и тогда поправим здоровье.

— Это было бы хорошо, — согласился присяжный поверенный. Но что-то мне тревожно, Евно. Знаешь, кто сегодня приходил к мальчишке?

— Про сегодняшний день ещё не знаю, но вчера у него был император Иосиф, — усмехнулся Азеф. — И это не может не радовать.

— Чему же здесь радоваться?

— Как чему? Мальчику есть к кому броситься за помощью! Лейба как был жадным идиотом, так им и остался, но своим иском он очень нам помог.

— Не вижу связи, Евно.

— Ты меня разочаровываешь, Меер.

— Хочешь сказать, что на выходе из госпиталя его… ох…

— Что случилось?

— Вроде бы блоха. Больно и горячо. Чёрт возьми, прямо огнём горит!

Пламя явно магического происхождения выплеснулось из двух окон третьего этажа дешёвых меблирашек, распугав немногочисленных в эту пору прохожих, а где-то на другом конце города подскочил на госпитальной койке гимназист Василий Красный. Он же не знал, что псевдо жизнь энергетического паразита ограничен по времени, и что через два часа срабатывает самоликвидатор. Вот он и сработал. К сожалению, на самом интересном месте.

— Что вам от меня нужно? — разбуженный среди ночи граф Лев Давидович Бронштейн пребывал в скверном расположении духа, и с откровенной неприязнью смотрел на маленького жандармского офицера. — Три часа пополуночи, сударь!

Жандарм раздражение Льва Давидовича проигнорировал:

— Господин Бронштейн, вы арестованы по подозрению в убийстве присяжного поверенного Максима Максимовича Литвинова.

Граф заскрипел зубами и едва удержался от искушения взять штаб-ротмистра за шкирку, стукнуть головой о стену, и вышвырнуть вон. За прошедшую неделю его арестовывают второй раз. Сначала на стадионе сразу после покушения на императора — тут жандармы в своём праве, так как покушавшаяся особа работала на Льва Давидовича. Три дня продержали в Петропавловской крепости, копались в мозгах, не давали спать, но ничего не нашли и выпустили с извинениями. И вот опять!

Нет, определённо из этой страны нужно уезжать. Хоть в Норвегию, хоть в Мексику, хоть вообще в какой-нибудь Парагвай. Куда угодно, лишь бы подальше от тюрьмы народов, накинувшей тугую удавку на шею свободного предпринимательства. В цивилизованных странах нет таких ограничений на промышленников, там никто не заставляет оплачивать работникам отпуска или лечение от болезней… Дикость какая! Забравшийся на престол святоша заигрался в человеколюбие, и недавно потребовал ввести восьмичасовой рабочий день! Потребовать-то он потребовал, но на что люди будут жить? Сейчас и за четырнадцать часов едва на хлеб зарабатывают.

Видимо эти мысли как-то отразились на лице Льва Давидовича, потому что жандармский штаб-ротмистр отступил на два шага и положил руку на кобуру с огромным револьвером:

— На выход без вещей, господин Бронштейн!

— Да-да, — кивнул граф. — Разрешите взять пальто и шляпу?

— Не положено! Руки за спину и на выход, господин Бронштейн!

Николаю Ивановичу Ежову очень нравилось арестовывать людей и производить обыски. Ни с чем не сравнимое чувство всемогущества кружило голову и грело душу, а так же повышало самооценку, заметно пошатнувшуюся после неудачной попытки допросить гимназиста… тьфу, даже называть его не хочется! Совсем распоясались эти одарённые!

И тем приятнее осознавать, что вся их одарённость лишь пыль под ногами настоящей власти. А сегодня он здесь власть!

На улице Льва Давидовича грубо затолкали на заднее сиденье большого чёрного автомобиля, с боков его стиснули два дюжих жандарма, и машина покатила по ночному Петербургу.

— Позвольте! — вдруг забеспокоился граф Бронштейн. — Куда вы меня везёте? Петропавловская крепость в другой стороне»

— Не позволю! — откликнулся с переднего сиденья штаб-ротмистр Ежов. — Петропавловка для политических преступников, а для уголовников у нас Кресты.

Два часа спустя Николай Иванович вернулся домой усталый, но довольный. И не отказал себе в удовольствии снять усталость стаканом шустовского без закуски. И ещё стаканом. И еще. Так и уснул сидя в кресле в компании двух пустых бутылок. О проявленной инициативе с арестом графа Бронштейна он так никому и не доложил.

В то же утро Красный сбежал из госпиталя. Самочувствие прекрасное, где-то в глубине души тревожно звенят колокольчики, предупреждающие об опасности и требующие нанесения упреждающего удара. Кому и как его наносить, это уже другой вопрос.