Цесаревич Вася (СИ) - Шкенев Сергей Николаевич - Страница 15

— Генерал-лейтенант Дарья Христофоровна Ливен является бессменным председателем офицерского суда чести вот уже сорок восемь лет.

— Согласен, Анастас Иванович, легендарная личность наша княгинюшка! Вам выигрыш удобнее наличными получить, или чек на предъявителя тоже устроит?

— Давайте чек, Николай Арнольдович. Как-то не хочется ездить по городу на грузовике с деньгами.

Три дня в столице бушевал финансовый шторм, и нередко целые состояния переходили из рук в руки. Но в домах попроще и на рабочих окраинах Петербурга велись совсем иные разговоры, часто не имеющие ничего общего с реальной действительностью. Да кому она интересна, эта действительность?

— Прасковья Петровна, ты куда в такую рань собралась?

— Да в лавку же.

— Она же закрыта.

— И что? Я очередь займу, а то раскупят всё, а мне и не достанется.

— А что раскупят?

— Ты, Глаша, часом не с луны свалилась? Война скоро будет, так что соль, спички и мыло подорожают, или вообще пропадут. Верно тебе говорю.

— С кем война?

— С французами, знамо дело. Это же они давеча на государя бонбу сбросили.

— Прасковья Петровна, кака бонба? В ево колдунью молнию швырнула да промахнулась, и какого-то графа сожгла насмерть.

— Мне, Глаша, графьёв не жалко, только я за правду. Не было там графьёв рядом, а французы были.

— Кто же их туда пустил?

— Я же говорю, что с дирижабли сбросили. Их не пускают, а оне по воздуху. Вот те крест, быть войне непременно!

Был ещё один разговор, оставшийся незамеченным даже для вездесущих сотрудников Третьего отделения. Происходил он без свидетелей, так как его участники являлись людьми выдающейся скромности.

— Мистер Азеф, вы дали гарантии…

— Я бы попросил…

— Нас никто не слышит.

— И всё же настаиваю на соблюдении осторожности.

— Хорошо, Евгений Филиппович, соглашусь с вами. Но на чём мы остановились?

— На моих гарантиях, Иван Георгиевич.

— Да, на них. Вы гарантировали полный успех некоего предприятия, но оно с треском провалилось. Между тем деньги потребовали вперёд и получили их. Хорошие деньги, между прочим. За двенадцать миллионов рублей можно построить четыре броненосца или один линкор, да ещё останется на безбедную жизнь. Мне нужны объяснения, Евгений Филиппович.

— Если бы не эти деньги, дорогой мой Иван Георгиевич, я бы уже пел соловьём на допросах у жандармов, а они умеют задавать правильные вопросы. Моё финансовое благополучие в ваших интересах, а подпольное положение всегда было недешёвым удовольствием. Я бы сказал, оно чертовски дорогое удовольствие. Что же до предприятия… Кстати, вы не ощущали некоторую убыль магических сил после известных событий?

— Убыль? Дьявол, да меня будто вывернули наизнанку и выжали до последней капли! Я три дня пусть как карманы французского художника с Монмартра.

— Вот о чём и хочу сказать. Во время находившийся рядом с императором гимназист проявил неизвестную ранее способность вытягивать энергию из одарённых и техномагических устройств, что и спасло Иосифа Первого. Да, и спасибо вам за рекомендацию находиться не ближе десяти миль от стадиона. Что вы затолкали в эту бомбу, Иван Георгиевич?

— Да бог с ней, с бомбой! Меня больше интересует гимназист и его новые способности. Во сколько вы оцениваете вашу помощь, Евно Фишелевич?

— Я же просил соблюдать конспирацию, мистер Джонсон!

— Ах да, извините… Так сколько вы хотите?

— Думаю, мы договоримся, Иван Георгиевич.

Сам виновник случившегося в Петербурге переполоха очнулся только через неделю, и долго не мог понять, где он находится и как вообще сюда попал. Явно что-то больничное, пропахшее карболкой, мандаринами и чужой болью.

Боль… Василий вздрогнул, вспомнив приходившие к нему видения. Тени… тысячи теней молча появлялись из ниоткуда, с благодарностью кланялись, что-то говорили, а потом уходили в никуда. Но он почему-то знал каждого! Индусы, малайцы, китайцы, негры, даже ирландцы — все они сожжены заживо после долгих пыток, чтобы энергия боли смогла заполнить те светящиеся колбочки, что были на поясе сумасшедшей старухи. Две с половиной тысячи теней.

Сон? Наваждение? Болезненный бред? Вполне возможно. Но почему тело помнит тот огонь и муки пыток, отзываясь острой, но постепенно затихающей болью на каждое неосторожное движение?

Вот и сейчас ноги будто обдало нестерпимым жаром, и даже на короткий миг почудился запах гари. Василий застонал, дёрнулся, и на это истошным визгом отреагировал прибор непонятного назначения, стоявший на приставном столике рядом с кроватью. На звук в палату заглянула дама в белом халате, и тут же скрылась, оповестив кого-то мощным, но противным голосом:

— Он очнулся!

Следующие полчаса вокруг Красного кружился настоящий хоровод. Ему подсунули утку, его умыли, причесали и переодели в чистое бельё, измерили пульс, температуру и давление, откачали из вены граммов двести крови, покормили тремя ложками безвкусного жидкого бульона, а потом все вдруг резко исчезли, будто утренняя роса под лучами летнего солнца. Впрочем, так оно и было — Николай Нилович Бурденко являлся светилом магического целительства и традиционной медицины вселенского масштаба.

— Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете? — задав вопрос, главный военный врач Российской Империи провёл нал Василием светящейся ладонью, и не дожидаясь ответа кивнул. — Значительно лучше, чем в предыдущие дни. Как же вы всех напугали, юноша?

— Я такой страшный? — Красный нашёл силы для шутки.

— Этот вопрос вы зададите девушкам, что дежурят в коридоре.

— Вера, Катя и Лиза?

— Да, кивнул Николай Нилович. — Именно эти имена носят три прекраснейшие гарпии, вот уже неделю пытающиеся взять штурмом мой госпиталь.

Вася не стал это комментировать, и вернулся в предыдущей теме:

— Так что же вас напугало?

Бурденко потёр переносицу, явно раздумывая, стоит ли отвечать, но всё же объяснил:

— Напугала происходившая с вами чертовщина, молодой человек. Появляющиеся и исчезающие термические и химические ожоги, раздробленные и тут же заживающие конечности, и… Нет, лучше вам вообще не знать. Но с точки зрения медицинской науки это объяснить невозможно!

— А магию наука объяснить может?

— Господи, чему вас там в этих гимназиях учат? — вздохнул Бурденко. — Магия, молодой человек, это всего лишь индивидуальная способность управлять энергией. У кого-то она больше развита, у кого-то меньше… Разные направления, опять же. Вот вы умеете шевелить ушами?

— Нет.

— А лошади умеют, но никто не считает это чудом! И способность без промаха попадать пальцем в собственную ноздрю для её прочищения тоже никто не считает чудом. А магия, видите ли, у них не объяснима. Ладно, юноша, сегодня отдыхайте и набирайтесь сил, а с завтрашнего дня можно разрешить приём посетителей.

— А девушки из коридора?

— Девушкам можно сегодня, потому что это не посетители, а натуральное стихийное бедствие.

Николай Нилович сильно преувеличивал опасность стихийного бедствия — девочки вошли в палату почти на цыпочках. Зато когда увидели бодрствующего и улыбающегося Красного, буквально взорвались вулканом эмоций.

— Вася, мы за тебя переживали!

— Вася, дурак, ты зачем чуть не умер?

— Вася, больше так не делай!

— У тебя виски чем-то белым припудрены!

— Ой, это седина!

— Мамочки…

Василий постарался придать себе солидный и невозмутимый вид, но получалось плохо. Ему поправили подушку, забили тумбочку мандаринами в бумажных пакетах с рекламой акционерного общества «Лубянка», его целомудренно, но с чувством, расцеловали в обе щёки, заново причесали, ещё раз спросили о самочувствии… И всё это под ворох новостей, причём говорили девочки одновременно.

— Подождите, — взмолился Красный. — Не добивайте смертельно раненого героя! Давайте медленно и по очереди.

— Давайте, — согласилась Верочка Столыпина. — Я первая!

— Почему ты? — возмутилась Катя.