Отдельный батальон (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 19

– И зачем вы спросили, товарищ …

– Гражданин Ермаков. Ну, просто я, до того как, работал главным инженером цементного завода, хотел уяснить вашу компетенцию.

Заключённые были в серых шароварах и таких же серых рубахах. Всё новенькое, видимо переодели перед отправкой на новое место.

– Тут такое дело … граждане… Мне в целом пофиг, как и из чего сделан цемент. Приморье край специфический. Тут всегда не хватает народа. Вот и на этом заводе не хватает специалистов. Потому я вас и выпросил. Будете работать на местах мастеров и инженеров, нужно понять слабые места и наладить работу оборудования, если проблема в нём. Вы все инженеры. Работать в тёплом цеху лучше, чем дробить зимой щебень в карьере. Почему-то мне так кажется. Кроме того, кормить вас будут по солдатской норме и даже больше, сколько съедите. Оденем нормально. Мне нужен цемент и директор завода пообещал весь сверхплановый продавать мне.

– Осужденный Васильев. Ой, извините. Семён Петрович. Инженер-механик, был главным механиком на электростанции. Вопрос такой. Главная беда сейчас не инженерные кадры, а дисциплина на рабочих местах. Будут нас рабочие слушаться? И будут ли уже имеющиеся инженерно-технические работники к нам прислушиваться?

– А есть предложения? – Брехт только с похожей проблемой столкнулся.

– Две трети из нас сейчас здесь по той причине, что мы попытались решить эту проблему. Не нравится проле…

– Остановитесь, Семён Петрович! – Брехт хлопнул рукой по столу. – Я согласен. Это главная проблема любого коллектива. Давайте вперёд не будем забегать. Пару дней походите, познакомитесь с производством. Уясните, есть ли технические причины невыполнения плана. – Иван Яковлевич прижал палец к губам, – А потом по одному мне всё расскажите. Наедине. Я выслушаю каждого и сделаю выводы. А дисциплина. Ну, есть у меня парочка идей, как её поднять.

– Значит, нас скоро станет двадцать семь человек, – сел на место Васильев, криво улыбаясь.

На самом деле Брехт поговорил на эту тему со Шмидтом из местного ОГПУ. На любом производстве есть лодыри и горлопаны, и если именно они являются тормозом, то земляк обещал помочь: «Пригласить таких пролетариев и поговорить под протокол, а нет ли у тебя, родной, цели подставить подножку советской власти, лишив её цемента, не куплен ли ты японскими шпионами. Или сам уже стал шпионом проклятых империалистов?». Усмехаясь, Николай Николаевич Шмидт – заместитель начальника ОГПУ города Спасск-Дальний навис над Брехтом и скорчил зверскую рожу лица. Прямо не по себе стало.

– Мигом передовиком производства станет, – сел на место Шмидт и снова в улыбчивого душку парня превратился.

Утром двадцать «десантников» погрузились в две полуторки и Брехт их повёз на «работу». Сзади третья полуторка везла полевую кухню. Посчитали, что если возить инженеров за пятнадцать километров на обед, то полдня потеряешь и ресурс двигателей у ГАЗ – АА очень не большой, через пару месяцев машины встанут. Так что, завтракать, обедать и ужинать спецы будут прямо на заводе. А может, со временем, там и барак для них поставить временный.

У директора – Ивана Моисеевича Розенфельда долго сидели. Каждый представлялся и называл специальность по диплому, и где и кем работал. Старались коротко, но каждый по пять пусть минут, бамс и два часа, как не бывало. Потом ещё два часа директор разводил инженеров по рабочим местам. А тут и обед. Машины скатались назад в часть и привезли столы со скамьями сколоченные и конструкцию, похожую на «кухню» батальона, только маленькую на тридцать человек. Пришлось ещё две палатки под нож пустить.

Проблемы начались сразу после обеда. Брехт пошёл сам прогуляться по рабочим местам и посмотреть, не обижают ли его подопечных – узников концлагеря. Обижали. Шли они с Васильевым мимо курилки, там дымили и когда уже прошли почти, кто-то бросил в механика бычок и крикнул: «Что вражина, не добили тебя!?».

Брехт дёрнулся, но Семён Петрович его за руку дёрнул.

– Только хуже сделаете.

– Ладно. Сделаем зарубочку.

Весь день ходил Иван Яковлевич по рабочим местам. Чёрт его знает, нормально тут с дисциплиной или нет, но курят точно много и, проходя мимо курилки одной, ощутил Иван Яковлевич явный запах спиртного, то есть, ещё и пьют на рабочем месте. Опять хотел дёрнуться, но передумал. Криком не поможешь. Нужны и кнут, и пряник. И самое главное, сломать в головах этих, с позволения сказать «пролетариев», что они гегемоны. Как это сделать? Сразу ведь доносы начнут строчить, себя выгораживая, отстаивая право пить и работать спустя рукава.

Что ж, значит, нужно опередить. Завтра придётся ехать в ОГПУ.

Событие двадцать седьмое

Маяковскому говорят: «Вот вы писали, что „среди грузинов я – грузин, среди русских я – русский“, а среди дураков вы кто?»

Маяковский не растерялся и говорит: «А среди дураков я впервые».

Перед поездкой к Шмидту решил Брехт одну небольшую операцию провернуть. Подсказали её события на Украине. Американцы молодцы, всё просчитали правильно. Для того, чтобы держать в подчинении страну с населением в сорок миллионов человек, нужно всего несколько тысяч боевиков. Эти сорок миллионов не организованы, у них нет лидеров и оружия, да ещё и смелости выступить против этой тысячи. На кухне будут ругать бандеровцев, и всё. На заводе работает несколько сотен человек, и они точно так же разобщены и у них нет лидеров. И если на многомиллионную страну хватило нескольких тысяч, то на пару сотен человек хватит троих с черенками от лопат.

Вызвал вечером Иван Яковлевич засранца Синицына Юрия в штабную палатку и, протянув стакан с жасминовым чаем, что презентовал ему во Владивостоке Михаил Абрамович Трилиссер, указал на табуретку, что купил у столяра в селе Спасское. Зачинщик пьянок, отсидев трое суток по колено в собственных испражнениях и потом ещё выскобливший гауптвахту до первозданной белизны за два дня, хоть и смотрел волком, очевидно мстю готовя, но при этом вёл себя как образцовый красноармеец.

– Юра, дело у меня к тебе есть, – Брехт только сейчас сообразил, что они ведь ровесники. Если сейчас в армию забирают в девятнадцать лет, а он отслужил четыре с половиной года, то ему сейчас двадцать четыре года, как и Рейнгольду Штелле, в тушку которого он перенёсся, – Завтра поедешь с заключёнными на цементный завод. Охранять их. Только не от побега самих заключённых, а от возможного нападения на них несознательных рабочих.

– Да, так им и надо врагам народа этим. Мы тут кровь проливаем, а они диверсии всякие устраивают и мешают нам коммунизм строить, – а ведь искренне говорит, даже кричит почти, чуть слюнями не забрызгал.

– Наверное, – разве можно оправдывать «врагов народа», так можно и самому стать врагом. Напишет ведь донос мгновенно.

– Так зачем их охранять? – и смотрит, ждёт ошибки. Не дурак боец Синицын.

– Просто всё. Вот, есть у нас трактора Фордзонды. Один наш, а другой проклятые американские империалисты сделали и за золото нам продали. И пашут трактора землю, чтобы мы не умерли с голоду в следующем году. Пшеницу посеем озимую, рожь. И будет из чего хлеб на будующий год печь. Но ведь один трактор вражеский. Найдётся какой дурак и решит вражескую технику сломать, и останемся мы без трактора. Не вспашем, не посеем, не соберём урожай. И будем голодать. Весь батальон и ты в том числе. Как думаешь, правильно сделает этот патриот, что сломает империалистическую вражескую технику?

– Разве так можно сравнивать, – криво усмехнулся и отпил чай Синицын.

– Конечно. Эти пусть вражеские, но специалисты, они наладят работу завода, и он сделает больше цемента. Мы построим крепкие казармы для батальона, наше государство из этого цементы построит красивые новые дома для рабочих, клубы в деревнях. Дороги. И всего этого может не быть, потому что один дурак возьмёт и ударит в висок инженера вражеского, тот упадёт, ударится головой об острый угол и умрёт. Дурачка, конечно, посадят, а может даже расстреляют, а цемента не будет. Нужно воспринимать этих заключённых как трактор Форзонд. Пусть вражеский, но работает на нас, помогает нам строить коммунизм.