Новый мир. Книга 5. Возмездие (СИ) - Забудский Владимир - Страница 86

— Я знаю, к чему ты сейчас ведешь, Мей. К тому, что будущее — за коллективизмом, мудрой автократией, то есть за вашей моделью развития. Но я так не считаю. Ведь всегда есть те, кто наверху, в чьих руках управление системой. И они — такие же точно люди.

— Дима, я не об этом сейчас говорю. Не о модели развития общества. А о природе людей. Люди — не невинные ягнята, которые стремятся к свету и добру, но вечно страдают от чьих-то происков. И ты должен признать это. Человеческая природа не изменится от того, что ты не хочешь ее принять.

Я иронично улыбнулся, и кивнул. Какими простыми были эти ее слова. Простыми и очевидными. Но почему тогда так сложно их принять в глубине души?

— И как ты живешь со всем этим, Мей?

Она пожала своими маленькими плечиками.

— Живу, заняв свой маленький уголок в этом мире. Делая добрые дела, на которые способна. И злые дела, от которых не могу или не имею возможности воздержаться. Дышу, хожу по земле. Испытываю эмоции от всего, что вижу и чувствую. Радуюсь улыбкам своих дочерей, своего мужа. А что еще я могу делать?

На этот раз мы молчали очень долго — лишь капли дождя нарушали тишину.

— Спасибо тебе, Мей, — произнес я. — Приятно иногда услышать что-то адекватное.

— Дима.

— Да?

— Знаю, сейчас это прозвучит сейчас как наивная мечта. Но я верю, что еще увижу тебя. И не тебя одного. Верю, что когда-то все будет иначе. Все эти встряски окончатся, наступит мир. И вы с Лори вместе придете к нам домой. Я приготовлю много вкусного. Познакомлю вас с дочерями и с моим Цзы. Мы сядем вместе, поужинаем от пуза, посмотрим какой-то добрый фильм, посмеемся, может быть выпьем чуть вина. Потом выйдем на наш балкон. Там у нас стоят два очень уютных кресла. Если повезет, то погода будет тихой и солнечной, совсем не как сегодня. И, если захочешь — тогда мы вернемся к этому разговору — о смысле жизни, о природе людей и обо всем прочем. А если нет — я не против и помолчать, и посмотреть на вечерний Новый Шэньчжэнь. Он и правда очень красив на закате.

— Картинка вовсе не плоха, Мей. Сколь бы фантастической она не казалась.

— Не умри, пожалуйста, пока мы не реализуем этот план. Иначе я очень на тебя обижусь.

Я вздохнул. Мозг продолжал работать в привычном для него ключе. То, что Мей говорила сейчас, тоже могло быть спланированной частью чьей-то игры, в которой Мей была всего лишь заложницей. Специалисты МГБ вполне могли придумать этот сценарий, прописать его заранее, чтобы вызвать во мне сентиментальные чувства к старой подруге, развеять мои предубеждения против Союза, сформировать в моем сознании иные образы на месте закоренелого образа заклятого врага.

Я не мог быть уверен даже насчет самой Мей. Не мог быть уверен, что она и впрямь работает в детской прокуратуре и оказалась втянута в мою историю не по своей воле. Вполне возможно, что все это — лишь легенда, что она работает на спецслужбы. И это даже весьма вероятно, учитывая то, с каким профессионализмом и спокойствием она исполняла свою роль, а также то, что евразийцы ни разу не захотели обойти ее посредничество, свести меня с опытными офицерами МГБ напрямую.

Но всё-таки что-то глубоко в моей душе подсказывало, что она говорит сейчас искренне. Может быть, та самая наивная вера в светлую природу людей, которую сама же Мей пыталась только что пыталась развенчать.

Словно почувствовав мои мысли, Мей обняла меня. Я не стал отстраняться, и даже прикрыл глаза, позволив себе на долю секунды расслабиться.

— Прощай, — прошептал я.

— Мне не за что прощать тебя, Дима.

— Я имел в виду…

— Я все поняла. Береги себя.

§ 33

Мелкий дождь так и не прекратился тем пасмурным днем до самого вечера. Я стоял под ним, прислонившись к железному решетчатому забору крупного административного здания в порту Советской Гавани, над которым уныло реял промокший флаг Содружества наций, и охотно подставлял лицо под мелкие прохладные капли. Раны на лице от мелких осколков еще не полностью зажили, и им была приятна эта прохлада. Мне казалось, что я стоял так долго. Целую вечность.

И лишь тогда я услышал шаги сзади, по ту сторону забора.

— Я думал, что ты не придешь, — произнес я, не оборачиваясь.

Ответом мне мог быть чмокающий звук выстрела. Колд не стал бы размениваться на киношные фразочки — просто пустил бы пулю в затылок. Но ответил настороженный голос Лауры:

— Я тоже не была уверена, что приду. Кажусь себе жуткой идиоткой, что пошла на такое.

При первых же звуках ее голоса сердце в моей груди забилось быстрее. Я обернулся. Она стояла совсем рядом, шагах в пяти за забором — в черном водонепроницаемом плащике с капюшоном, который защищал от дождя. Ее яркие синие глаза подозрительно уставились на меня.

— Немного не похож? — догадался я.

— Не вижу многих старых шрамов. Но вижу новые. И еще лысину. И этот шрам от ожога на макушке… в виде креста… Господи!

— Вообще-то я перекрасил свои седые кудри в черный. Но часть шевелюры просто выгорела во время одного… инцидента. Так что пришлось побриться, чтобы не выглядеть идиотом, — объяснил я.

Лаура вздохнула, и ее лицо сделалось серьезней.

— Если это правда ты, Дима, то знай — это тупо, что мы вот уже почти минуту говорим обо всей этой ерунде — о лысине, о шрамах.

— Согласен, Лори. Тупее не придумаешь.

Она сделала несколько шагов к разделяющей нас решетке. Подошла совсем близко. Держась обеими руками за решетку, я смотрел на нее неотрывно. В эту минуту казалось, что ничего другого, кроме нее, в мире просто не существует. Как же невыносимо абсурден этот мир, если в нем есть человек настолько мне близкий, настолько дорогой — но вместо того, чтобы проводить с ним каждую минуту своей жизни, до самой смерти — я от кого-то прячусь, кого-то выслеживаю и убиваю…

— Я так скучал по тебе, милая, — прошептал я.

Я боялся того, что она ответит. Боялся, что она выскажет все, что думает — начиная от моего крайне идиотского поступка в Сент-Этьене, который я совершил, не посоветовавшись с ней, и заканчивая всем тем, что я натворил, выйдя из «Чистилища». Боялся узнать, что она явилась лишь для того, чтобы произнести мне в лицо, что я больше для нее не существую.

Но приблизилась к забору еще на шаг, ничего не сказав — и миг спустя мы уже стояли, обнявшись, насколько позволяли руки, продетые сквозь прутья забора.

— О, Боже, Дима, — прошептала она, прислонившись к решетке лбом, пока я нежно поглаживал ее волосы под капюшоном. — Прошло так много времени. Почти пять месяцев… а мне показалось, что пять лет.

По ее лицу стекали мелкие капли дождя — но я видел по красным глазам, что кроме них бегут и слезы.

— Прости, любимая, что я оставил тебя так надолго.

— Я думала, что никогда больше не увижу тебя. Тогда, в Сент-Этьене — я была уверена, что эти люди просто убьют тебя. Потом я была уверена, что тебя замордуют в тюрьме эсбэшники. Потом… Господи, ты даже не представляешь себе, что я чувствовала все это время!

— Прости меня, милая.

— Дима, ты должен был вернуться ко мне сразу же, как сбежал от этих людей! Почему ты не сделал этого?! Почему ты пошел сдаваться эсбэшникам, не дав мне возможности сказать тебе хоть слово, отговорить от этого?!

— Прости меня, Лори. Я верил, что поступаю как лучше. Хотел, чтобы ты была в безопасности.

— Что за чушь?! Мы ведь договорились все делать вместе!

— Согласен. Я был идиотом.

Некоторое время мы молчали.

— Твой отец не знает, что ты тут? — спросил я.

— Я же не полная идиотка, чтобы говорить ему об этом.

Лори тяжело вздохнула, и прямо посмотрела мне в глаза.

— Дима, я понимаю, что твой разговор с моим отцом был ужасен. Но ты не должен ничего с его стороны опасаться.

Я был практически уверен, что это все же именно сенатор передал наемникам информацию о моем визите к нему в отель в Сент-Этьене, пусть и из желания сделать лучше своей дочери. И мог бы с легкостью поверить, что он сделает нечто подобное снова. Но я так и не придумал, как сказать Лауре прямо то, что я думаю о ее отце.